О русском народе

   Лев Тихомиров

  О недостатках конституции 1906 года
(статья написана больше 100 лет назад)

Государственный строй, даваемый нации, должен организовать ее силы, увеличивать этим ее способность к деятельности, а потому и повышать всенародное самосознание, наполняя его чувством уважения к себе и родной стране. Действие конституции 1906 года прямо противоположно.

Она в корне подрывает гегемонию русского народа в Империи. В резкую противоположность со взглядами Государя, выраженными теперь в манифесте 3 июня, государственное построение вне всякой национальности было поставлено целью реформы во Всеподданнейшей докладной записке статс-секретаря С. Ю. Витте по поводу Высочайшего манифеста 17 октября 1905 года. Он выразил необходимость строить государство на основе "прав без различия вероисповеданий и национальностей" и по идее, как он сказал, "мыслящего общества". Антинациональность тех слоев, которые граф Витте считал "мыслящим обществом", достаточно выражена была только что перед тем во множестве предшествовавших съездов, прокламаций и т. п. С такой исходной точкой зрения подрыв национальной русской гегемонии должен был стать преднамеренным.

Гегемония русского народа в Империи держалась по преимуществу не столько положительным ограничением прав других народностей, как особенным построением государственности. Русский народ делался хозяином в Империи путем того, что Верховная власть была вручена представителю именно русского народа. Не ставя Царю никаких юридических обязательств, русская идея ставила ему нравственную обязанность представлять господство русского народа. Это очень хорошо было выражено уже в таком важном акте, как Утвержденная грамота Земского собора 1613 года. Сверх того, государство, врученное Царю, поставлено было в неразрывную связь с Православной Церковью, представляющей главную национальную организацию народа. Союз с Церковью закреплен для Царя уже и чисто юридическими обязательствами в ряде положительных законов.

Таково было построение, обеспечивавшее русскую гегемонию в Империи, и оно-то в корне было разрушено конституцией 1906 года. Власть Самодержца была ограничена и лишена владычественного в государстве значения. Политические права были перенесены в среду самих граждан, но даны не одним русским (от которых изошли государство и Царская Власть), а в равной степени вообще всем народностям и обывателям Империи. В этом отношении конституция 1906 года дошла до такого абсурда, что облекла государственными правами даже такую народность, которая не имела еще полноты обычных гражданских прав. Евреи получили право давать законы тому государству, которое не давало им даже свободного жительства!

Таким уравнением политических прав гегемония русских была юридически уничтожена. Государство перестало принадлежать им, а фактически дело вышло для них еще хуже. Инородцы, как вообще более богатые, повсюду получили по цензу более широкое представительство. Сверх того, они повсюду несравненно более сплочены между собою, тогда как русские, в вековой уверенности, что обеспечили свою гегемонию Верховной властью ими поставленного Самодержца, давно утратили привычки узкого племенного партикуляризма, отвыкли от кружковщины и мелкой партийности. Таким образом, инородцы получили при вновь созданном порядке все преимущества в партийной борьбе, которую конституция 1906 года сделала обязательной нормой русской политической жизни.

Не менее сильный удар получила русская гегемония вследствие изменения в положении Православной Церкви.

Конституция 1906 года не изменила в прежних законах главы "О вере". Русский Император по-прежнему остался "Верховным защитником и хранителем догматов господствующей веры и блюстителем правоверия и всякого в Церкви Святой благочиния". По-прежнему он действует в церковном управлении чрез посредство созданного им Синода. По-прежнему действует Царская обер-прокуратура. Зависимость Церкви от Императора осталась вообще прежняя, а между тем сам Император потерял независимость и был подчинен законодательным палатам. Через его посредство и Православная Церковь очутилась в зависимости от законодательных палат. А между тем они лишены всякого вероисповедного ценза, состоят без различия из евреев, магометан и вообще лиц всяких исповеданий. Их члены ни лично, ни по служебному долгу Церкви не подчинены; Церковь же, подчиненная Императору, в его лице поставлена в зависимость от этих лиц.

Все прочие церкви и религиозные общества могут самостоятельно принимать меры (не противные общему закону) для поддержания внутри себя должной дисциплины и благочиния. Православная же Церковь находится во всем этом под верховным руководством Императора. Это было очень хорошо в те времена, когда он имел свободные законодательные права, но когда он не может ни изменить закона, ни ввести его без одобрения выборных людей, в том числе иноверцев, положение весьма изменяется. Много ли найдется законов, которые так или иначе, не задевают интересов огромной национальной Церкви? Для всех других церквей и исповеданий реформа дала увеличение и расширение прав, зависимость же Императора от палат их не касается, потому что они сами не подчинены Императору. Православная же Церковь, вследствие конституции, превратилась из "господствующей" в наиболее зависимую.

А между тем Православная Церковь исторически сложилась как главное место единения и связи между русскими. Внести в церковную среду смущение и недоумение - это значит подорвать ту дружность и уверенность в себе, которые составляют нравственную опору русского народа в среде остальных племен Империи.

Понятно, что такой подрыв всех привычных основ русской национальной гегемонии не может не отзываться гнетущим образом на нравственном состоянии народа, и в этом отношении на конституцию 1906 года падает новая тяжелая вина перед Россией.

XV

Антинациональность ее есть один из главных источников деморализации, охватившей русский народ.

Теперь все привыкли бранить русский народ, пришедший в какое-то безумное состояние, - и оно действительно жалко и безобразно, Но нужно же вникнуть в душу русского человека и понять, как развращают его новые условия.

Он до сих пор воображал себя господином России, а оказался ниже всех. Он верил в мудрость прадедов, верил, что гений русский создал возвышеннейшее в мире политическое построение. Оказалось, что все это один самообман. Он воображал, что государство обязано хранить господство этических начал, представляемых Церковью. Но все это отброшено теми, кому он привык верить. Русский народ слышит насмешки инородцев над глупостью его самого, его предков, над ничтожностью его веры и того, что он считал своими идеалами. И он видит, что хулители правы: по крайней мере, все его идеалы бессильны защищать себя, падают, как бездушные идолы, под ударами всех смелых разрушителей.

Незыблемые основы, на которые он так надеялся, бессильно очистили место совершенно противоположным, а его самого, русский народ, при этом страшном перевороте даже и не спросили, хочет ли он жить по-новому.

Нужно вникнуть в подавляющую логику таких ощущений. Мыслимо ли, чтобы народ не пал духом? Ведь он потерял веру в самого себя, во все, чему верил; он ничего не понимает из творящегося вокруг него. Потеря же веры в себя - это отчаяние, это начало оподления, которое так поражает теперь в несчастном русском народе. Что ни прикажи ему пригрозивши - он покоряется; его грабят - он покоряется, посылают на грабеж - идет... Это состояние - прямая потеря своей души. Но, признав себя, свою Родину, свою историю нелепой ничтожностью, как же и не стать ничтожностью, а сознав себя ничтожностью, можно ли не опускаться в бездну порока и преступлений?

Конечно, не одна конституция 1906 года произвела это духовное умерщвление русского народа. Сильный толчок ко всеобщему падению дали позорная война и неслыханно позорный мир. Но окончательный удар нанесен несомненно антинациональным переворотом 1906 года, который самовольно подорвал всю русскую государственность, как бы заявив русскому народу, что он такая же ничтожность в устроении дел своей страны, какой оказался и в столкновении с японцами.

XVI

Эго нравственное опустошение имеет страшное значение в смысле подрыва прочности Империи.

Подрыв русской гегемонии в Империи составляет подрыв самой Империи.

Инородцы, захватившие господство в России, могут думать, что приниженность русских не вредит Империи, которую поддержат остальные племена, обнаруживающие, в противность русским, особенный подъем духа. Но это глубокая ошибка. Без русских, без их гегемонии нет Русской Империи. Эта гегемония возникла не случайно, а потому, что она необходима для возможности свободной государственности на пространствах от Балтики до Тихого океана. Среди нерусских племен Империи нет ни одного, могущего по силе и государственным способностям заменить русских. Только гегемонией 84-миллионного русского племени держится единство Империи.

Из остальных 46 миллионов имперского населения, разбитого на 69 племен, нет ни одной народности, достаточно сильной для того, чтобы заменить нас. Самые многочисленные народности, как поляки, не превышают 9 миллионов. Что это в сравнении со 130 миллионами жителей? А устроить Империю на основе федерации 69 племен, столь безмерно различных по культуре, языку, историческим традициям и историческим претензиям, - это может быть мечтой ребенка, но не действительностью. Три четверти этих племен смертельно враждуют между собою. Все главные из них мечтают вовсе не о равноправности, а о господстве. При первом же потрясении русской гегемонии уже началась резня между народами Империи, а что еще будет, когда двинутся магометанские племена, никогда не забывавшие своей мечты о мировом владычестве?

Нет, без гегемонии русских не может быть Империи. Конечно, теоретически можно себе представить различные способы сохранения этой гегемонии, но в той или иной форме она необходима для блага даже самих нерусских народностей. Конституция же 1906 года подорвала те формы гегемонии, которые русский народ сам выработал себе за десять веков жизни, а никаких других не только не дала, но и не хочет дать.

XVII

Таков круг "творчества" этого законодательного нагромождения. В нем собраны все элементы разрушения и ничего способного к созиданию. Созидая государство, мы должны в учреждениях его поддержать два ряда условий:

1) разумную сообразность с общими законами политики;

2) такую же разумную сообразность со специальными условиями существования данной национальности.

Конституция 1906 года в обоих этих рядах условий наносит России только разрушительные удары. Каждого из них в отдельности достаточно было бы, чтобы потрясти любое государство, а Россия получила оба удара сразу, как по чисто государственным, так и по национальным условиям жизни.

Мудрено ли видеть нынешнее расстройство наше? Оно неизбежно. Мало того, если разрушительное построение 1906 года не будет в корне изменено в самом ближайшем будущем, Россия очень скоро будет иметь на выбор одно из двух: или полную гибель, или искание спасения в каком-нибудь революционном перевороте.

Поэтому перед нами теперь стоит настоятельнейший вопрос о радикальном пересмотре законодательства 1906 года.