Почему я не стал шпионом?

На модерации Отложенный
История с нашими «разведчиками», накрытыми в Соединенных Штатах, навеяла размышления о том, что на их месте мог бы быть я. Я, граждане! Потому что меня в свое время активно вербовали в КГБ

Дело было на излете 80-х, когда ваш покорный слуга заканчивал факультет журналистики и однажды был вызван в главное здание Университета. В небольшой комнатке сидели два человека с ласковыми глазами, которые заявили, что проводят некую профориентационную работу. Целый час они усердно расспрашивали меня о житье-бытье, выказав немалую осведомленность в деталях моей скудной и никому, как мне казалось, не интересной биографии. Из всех вопросов запомнился один: товарищей интересовало, не испытываю ли я трудностей при интимном общении с женщинами (видимо, такое общение предусматривалось для выполнения заданий Родины). Интересно, что они ожидали услышать в ответ?

Спустя какое-то время мне позвонили и назначили встречу прямо-таки в Большом доме. Кто-то скажет, что приличные люди туда не пошли бы. Ну, считайте меня неприличным - я знал, что буду отказываться от недвусмысленного предложения, но было очень интересно узнать, как его делают. Мне сразу начали называть фамилии известных в те поры журналистов-международников и выяснять, не привлекает ли меня их карьера? Я бормотал что-то невнятное, пытаясь показаться менее смышленым юношей, чем был на самом деле. Разговор окончился ничем. Потом мне назначили встречу в скверике, где предложили, как Штирлиц пастору Шлагу, изредка устраивать встречи с разными людьми, чтобы я определял степень добра и зла в них. Быть пастором мне тоже не захотелось, ибо степень добра и зла, интересовавшая Штирлица, была понятна, а для моих «нанимателей» добро могло оказываться злом, и наоборот.

В общем, постарался внушить органам, что я не шпион, а, скорее, находка для него. Но отвертеться от настойчивых органов было очень непросто. Потом я узнал, что многие выпускники гуманитарных, да и технических вузов проходили такую вербовку. И наверняка согласившиеся из простых стукачей дорастали до мастеров Глубокого Бурения.

Но если раньше своих агентов Отчизна воспитывала и учила всему - манере поведения, естественности, иностранным языкам - с огромной тщательностью, то нынче, видимо, пьяный воздух свободы сыграл с ними, как с профессором Плейшнером, злую шутку.

Вот эта десятка новых шпионов в Америке, как считает испанское издание АВС, служит «отражением современной российской действительности». Они жили в престижных районах, представляясь влиятельными бизнесменами, они вели свои страницы в социальных сетях (а почему бы и нет?), где новоявленная Мата Хари, Анна Чэпман, размещала свои фотографии, они предоставляли своей родине неоспоримые доказательства необходимости приобретения в собственность роскошных особняков. Им так и не удалось внедриться в государственные (военные, разведывательные, политические) органы США, и похоже, что они и не передавали никаких секретных донесений. Но зато могли наслаждаться красивой жизнью за счет российских налогоплательщиков.

А что от них хотело руководство? Если верить материалам дела, им поручалось собирать банальные сплетни о политике и кулуарные разговоры, которыми и без них переполнен интернет. Не работа, а сплошная лафа.

Перечитав многое о деятельности странной группы, я считаю наиболее убедительной версию о том, что это глубоко залегающая сеть, задачей которой было стать настоящими американцами. Десятилетиями они должны были жить в Штатах, обзаводясь связями для того, чтобы когда-нибудь разузнать и передать что-нибудь существенное. А может, и не передать. Во всяком случае, как пишет «Нью-Йорк таймс », если для Москвы и были проблемы при осуществлении столь длительной операции, то это сохранить лояльность агентов в условиях комфортной жизни американского среднего класса.

Да, это непростая задача. Вот и я, сначала пожалев об упущенных возможностях (ведь до сих пор, хоть и не 20 лет мне, с женщинами особых затруднений не испытываю и ложечку, размешав сахар, вынимаю из чашки), потом подумал, что для такой работы все-таки не подхожу. Я ведь до сих пор не могу выяснить для себя степень добра и зла в богоспасаемом своем государстве. И чем дольше в нем живу, тем труднее это делать.