А.Нарышкин― А для кого это? Пархоменко написал 30 тысяч человек, у него был пост, который собрал много лайков: посмотрите, как вышли спустя год после смерти Немцова на улицы Москвы, посмотрите, сколько вышло, выйдут ли так, когда умрет какой-то чиновник из администрации президента. Конечно, не выйдут, Немцов такой неповторимый. Зачем считать? Это вся радость, которая сейчас может остаться, все впечатления от этого мероприятия, 30 тысяч, или 20 тысяч.
А.Соломин― Я с тобой совершенно не согласен. На мой взгляд. Для кого-то важно, сколько человек пришли, они чувствуют, что нас так много, посмотрите – иметь в руках цифры всегда лучше, чем говорить голословно. Но все-таки мне кажется, большей части людей эта цифра необходима для того, чтобы противопоставить ее данным ГУВД которые будут и которые будут явно заниженными.
А.Нарышкин― Ну и зачем, кому чего доказать? Что нас больше, чем на самом деле они там думают, что мы сдвинем горы?
А.Соломин― Что те цифры, которые они дают, это неправда, они по-прежнему нас боятся, по-прежнему не считают нас способными объединиться, консолидироваться и выйти высказать свою позицию.
М.Ганапольский― Пархоменко написал важную вещь, как мне кажется. Мы сегодня не взяли Немцова в рубрику «Героя», но правильно поставлен вопрос – когда умирает кто-то из этих, кто-то ходит за ними, кроме ближайших родственников и кредиторов? Никто. Это очень важно – при всеобщем запрете на все и ужесточении всех законов, это такая важная вещь, когда вышло не 7, а 30. И когда в память Немцова выходят. Это значит, он для людей много значит. Там же не раздавали по 300 рублей, правильно?
А.Нарышкин― И еще одна мысль – мое убеждение – хорошо, зафиксируем цифру в 30 тысяч человек, это максимальная оценка численности вчерашней акции. Мое убеждение, что вышли, в первую очередь, конечно, за Немцова, во вторую очередь, что надо куда-то выходить. Выходят по привычке. Нет достаточных поводов для того, чтобы выходить. А рефлекс выходить ради чего-то остался, поэтому выходят. Мне об этом люди говорили на этой акции вчера. Немцова они не знают, они услышали, что Немцова убили, нельзя вот так вот. И люди шли в толпе и говорили: зимой 2011, в декабре, было холодно. Нет, конечно, в первую очередь люди вышли за Немцова, но у них есть желание выйти, не соглашаться, протестовать
М.Ганапольский― Это значит что любой выход – слава богу, что здесь не арестовали и не разметелили всех, не стали приписывать людям «двушечку» на судах. Ты говоришь: надо выйти. А как выйти, если это митинги, которые запрещены, которые надо согласовывать и где будут вязать. Да, поэтому это повод, помимо всего прочего.
А.Нарышкин― А других поводов нет?
М.Ганапольский― А какие другие поводы?
А.Нарышкин― Где эти акции «мы недовольны тем-то», «мы боимся, что вы сфальсифицируете выборы» — нету их.
М.Ганапольский― Организуй эти акции. Это к кому претензии?
А.Нарышкин― Это мои общие рассуждения. ДО вчерашнего марша по Немцову была крупная акция, приуроченная к годовщине смерти Бабуровой и Маркелова. И больше нет поводов выходить, что для меня трагично в этой ситуации – не смотрят в будущее. Убили Немцова, и все люди как будто остались там, в том феврале.
А.Соломин― Не согласен.
А.Нарышкин― Год прошел, откройте «Фейсбук» — сейчас немножко получше, сходили на эту акцию, немножко выпустили пар – при том, что ничего особенно не кричали про Путина, злости никакой у людей нет. Но, тем не менее, все писали в «Фейсбуке» — Немцов ушел, без него плохо. Но друзья, давайте смотреть вперед, кто там у вас в руководстве оппозиции, давайте формировать какую-то повестку дальше. Да, Немцова убили, да, это гребаное государство ничего не расследует, мы не узнаем заказчиков. Но давайте смотреть вперед, не обязательно даже выходить на митинги, не надо цепляться за одного Немцова.
А.Соломин― так это и есть движение вперед. В том-то и дело, что эта акция перестала быть только памятной акцией. Изначально я помню, когда я выходил, как только Немцова убили, на то же шествие, и я сам был шокирован, для меня самого это совершенно в голове не укладывалось, как это возможно – убить Немцова. Но сегодня причина выхода на улицу уже несколько иная у многих людей.
А.Нарышкин― Какая?
А.Соломин― Дело в том, что Немцова-человека уже нет. Борис Немцов это символ наплевательского отношения властей к нашим жизням, символ неспособности властей разобраться во внутренних своих, подчас криминальных, непонятных отношениях, — этим, по крайней мере, я объясняю отсутствие информации о заказчике. Это повод выйти на улицу.
А.Нарышкин― Не надо кричать.
А.Соломин― Тогда дай договорить. Это повод выйти на улицу и заявить: мы вам этого так не оставим. Дело в том, что то, что произошло год назад это убийство человека Бориса Немцова. Но это еще и покушение на жизнь каждого, кто позволяет себе говорить то, что он думает, и каждый это прочувствовал. И те люди, которые сейчас называют себя друзьями Немцова и те люди, которые относились к Немцову как к врагу, но из уважения к нему и к себе не говорят этого сейчас. И те и другие. Это совершенно разные люди, не только те люди, некоторые были его соратниками. Поэтому это очень важно, поэтому это тот взгляд в будущее, это предостережение, наказ, указание человеку, что ничего с рук не сойдет, никто этого не забудет. И этим это важно.
М.Ганапольский― Несмотря на то, что Соломин кричит, но это просто у него манера такая появилась.
А.Нарышкин― Репетиция перед «Оскаром».
М.Ганапольский― А я бы сказал, Алеша, ты не совсем прав. Люди вышли. Ну, что им строить планы на будущее, если будущее у нас одно: Путин. И мы знаем, что пока он будет сидеть во власти, то ничего принципиально нового не будет. Но оно может быть. Ну, согласись – что людям мечтать о будущем, если они не знают, получится у оппозиции объединиться? Поэтому я воспринимаю то, что люди вышли, конечно, как память Немцову, но в принципе, ты можешь воспринимать это шествие как некий кредит доверия.
А.Нарышкин― Кому?
М.Ганапольский― Люди есть.
А.Нарышкин― Люди могут объединиться только под фамилией Немцова. ПАРНАС притащил туда свои флаги, Навальный туда пришел. Ничего не объединяет больше? Это страшно.
М.Ганапольский― Люди могут объединиться, если будет что-то стоящее, вокруг чего можно объединяться. Это сейчас не тема для разговора. Просто вдумайся, почему для Пархоменко это важно — что не 7, а 30. 30 тысяч – это кредит. Причем, это просто и спокойно. И важно понимать — 30 тысяч пришли.
А.Нарышкин― На 15-миллионную Москвы. Это кредит?
М.Ганапольский― Это вполне нормально. Оппозиция это всегда меньшинство. Поэтому не стоит огорчаться. Понятно, что это существует, оно как воздух — существуют люди, которые хотят изменений. Кто сможет возглавить это правильно, тот это дело и подберет. Российская политика это не когда власть берут силой, а когда власть подбирают. Потому что она уже лежит никому не нужная.
А.Нарышкин― Год прошёл, те, кто могли подобрать что-то, кто смог продолжить дело Немцова – что они сделали? Ничего не сделали. Люди выходят на акцию памяти Немцова и это уютно. Больше, кроме памяти Немцова, ничего не осталось.
А.Соломин― На акцию памяти Немцова выходят люди, которым, может быть совершенно неуютно.
А.Нарышкин― Мы уже даже не думаем о ненависти к Путину. Кремлю. Кому угодно, уже не объединяет. Есть только немцев, который умер год назад.
А.Соломин― Туда выходят, в том числе, люди, которых могут обвинить в сотрудничестве с оппозицией из-за того, что они вышли на акцию памяти Немцова. Для них, кстати, это серьёзные риски.
А.Нарышкин― Кого?
А.Соломин― И, слава богу, что эти люди находят в себе силы и какую-то внутреннюю уверенность поступать по совести, а не из соображений своего карьерного будущего. Такие люди тоже есть.
А.Нарышкин― Ты давно слышал истории, когда за выход на акцию в поддержку чего-то увольняли?
А.Соломин― Я слышал истории, когда к тебе приходят люди и говорят: какого хрена вы поддерживаете, а почему вы были там, и там? И про акции оппозиции я слышал тоже много историй, нам звонили люди, которые говорили, что нам с работы обращаются, спрашивают, почему вы ходите на акции. Люди этим, в том числе, рискуют. И это важно.
М.Ганапольский― Мы ходим вокруг и около одной истории. Каждый в этом печальном и траурном шествии видит что-то свое. Я вижу то, что, во-первых, люди почтили память Немцова, причем многочисленным шествием. И каждый в этом шествии может увидеть, что угодно. Скажу так: мне кажется, что общество стало гораздо мудрее. То, что там не было плакатов, что Путин что-то такое – не знаю, были или нет, но, во всяком случае, главный мессидж — просто сохранить свое человеческое достоинство. В наше время в России это очень непросто. Все прекрасно понимают, что он будет еще 10, 20 лет, потом придумают что-то пожизненное. Может, не придумают, но могут и придумать. И сделают. И будет такой цареобразный, цареватый Путин. Все может быть у нас в стране. Поэтому что воздух нагревать? Люди подчеркнули, как всегда, начиная с Болотной и Сахарова. Это как революция достоинства, которая была, «Майдан достоинства», который был в Украине.
Знаете, что, — говорят люди, — вы там, у себя в Кремле, можете делать все, что хотите. Но мы — люди, и у нас есть свое мнение. Поэтому давайте перейдём к другой теме внутри «События». Это специфика того, что власть в России не перехватывают, не берут, а она падает у сатрапов, как это было с Советским Союзом. Просто падает. Кстати, у Ельцина тоже выпала власть из рук и ее просто подобрал Путин. Просто он ему сделал такой пас. Поэтому есть люди для оппозиции. А есть ли оппозиция, — вот об этом давайте поговорим.
А.Соломин― Ну, насчет «падает» я все-таки считаю, что вы пессимист, — вроде пока еще ничего не падает. Дело в том, что оппозиционные партии на этой неделе активно начали вести переговоры о том, как вести себя на предстоящих выборах. Сегодня был съезд «Яблока», на котором выступили Владимир Рыжков, Дмитрий Гудков, люди, которые к партии «Яблоко» не относятся – пока, во всяком случае. И которые могут выдвинуться либо по списку «Яблока», либо быть поддержанными «Яблоком» в одномандатных округах, — соответственно, у них там не будет соперника от «Яблока».
Эти разговоры идут вроде бы давно, но только сейчас, кажется, что действительно что-то может произойти, каким-то образом они смогут договориться и отдельные оппозиционные кандидат могут, а может быть и ПАРНАС – кто знает? Могут объединенным фронтом, по российскому закону, который не предусматривает избирательных блоков, пойти, тем не менее, на выборы. Это мы сделали вторым «событием». Мне кажется, это мощная тема. И хочется поставить на голосование вопрос: с вашей точки зрения, — ну, пока нет финальной договоренности, но мы попробуем подискутировать Выдвижение Гудкова и Рыжкова от «Яблока», с вашей точки зрения, увеличивает шансы этой партии попасть в Госдуму, или нет? Если увеличивает — 660-06-64, если не увеличивает шансы партии – 660-06-65 .
Я в сове время, и я до сих пор придерживаюсь этого принципа – Дмитрий Гудков, по-моему, на съезде говорил о том, что конкуренция между оппозиционными партиями это не конкуренция за выборы в Госдуму, это конкуренция за место в автозак или за место на могилу в нынешней ситуации. Мне всегда казалось, что как раз конкуренция должна определять, кто будет представлять партию на выборах, то есть только путем конкурентной борьбы. И только люди могут решать, кого из кандидатов поддерживать, кого нет.
Но в нынешней ситуации я здесь отчасти с Гудковым согласен. Вопрос, почему, как сделать так, чтобы со временем – понятно, что никто не претендует сейчас на большинство в думе, но чтобы со временем число здравых идей росло без смены вывести, чтобы человеку не пришлось прыгать из одной партии в другую, идти под эмблемой другой партии, хотя он не представляет ее программу и может быть не разделяет каких-то ее вещей. То есть, не будет создано этой искусственной формы, при которой только при использовании которой можно добиться успеха. Когда это произойдёт, черт его знает. Пока, в нынешней ситуации, судя по всему, это единственно возможный вариант получить хоть какое-то представительство.
Почему я это поддерживаю? – и тут уже будет работать конкуренция. Если в думе будет больше представителей разных политических сил, это пойдет на пользу думе, а не во вред ей.
Поэтому, может быть, следует поддержать это решение.
М.Ганапольский― Ну, безусловно. Думаю, что бы ни делала сейчас оппозиция, пусть хоть бегает, прыгает и плавает – либо бы получилось. Лишь бы был какой-то вариант, Правда, этим надо было давно заниматься. Мы 15 лет Путинских лет говорим об одном и том же. О том, что у оппозиции есть большие проблемы и что-то не получается. Правда, у нее стало получаться. Но нужен лидер. А лидера убили. Без сомнения, думаю, что как-то так получалось, что сначала был лидер Навальный, но ощутили, что Навальный более силен за компьютером, наверное. А более лучшим публичным политиком оказался Немцов. Тогда Немцова убили. И я вам хочу сказать, что это на улице не валяется, это очень сильно подрубило оппозицию. Немцов – он же сильно изменился в последнее время. Он стал настоящим неформальным лидером. Абсолютно мужественным, ярким, с улыбкой, не боящимся, — то, что доктор прописал. Но вместо доктора появился убийца.
Хочу сказать, что иногда это приводит к замораживанию движения той или иной политической партии или общественного движения, к параличу на долгие годы. Потому что как? Вот как-то так получается, что был лидер, яркий. И взяли, и убили. Конечно, можно оппозиции поставить такую претензию: а где молодые? Вот в «Единой России» и вообще в правящих наших партиях ничего не меняется – все те же лица 15 лет. А что у вас? — хочется сказать оппозиции. Но есть ответ: а что, кто-то кого-то куда-то не пускает? Вот это огромная загадка – где новые лица? Я не уверен, что Яшин, Рыжков, Гудков, — что они стоят с пистолетами и кого-то куда-то не пускают. Это странный кризис. Это отсутствие запроса на оппозицию – то, о чем сейчас многие говорят. Вот так получилось, вот такой холод в стране. Не просто зима, а холод.
Потому что делали так и так, но нет естественного движения оппозиции. Вдумайтесь, получается полная катастрофа у нас. Поедут куда-то выступать — в лицо торт. Поедут в другой город, — в прицеле Кадыровского ружья. Каждый день угрозы, издевательства, опускания. И когда я с этой претензией к нашей оппозицией, я понимаю, что у нас в стране обыкновенная диктатура. Даже не авторитаризм, а диктатура. Вот почему не получается.
Ну, что делать, — констатируем печальное. Оставайтесь с нами.
М.Ганапольский― Алексей Соломин, Алексей Нарышкин, Матвей Ганапольский.
А.Соломин― Итоги голосования. 85% слушателей сказали, что выдвижение Гудкова и Рыжкова от «Яблока» увеличат шансы этой партии попасть в Госдуму. И 15% в этом далеко не уверены.
А.Нарышкин― Можно небольшую реплику? Мне кажется, Явлинский. Который, видимо, будет кандидатом от «Яблока» на президентских выборах и еще поведет партию в Госдуму, этот человек точно не увеличивает шансы «Яблока» на что-либо. Я с ним столкнулся вчера на акции, чтобы получить комментарии – получил. Не без труда, правда, охранников у него больше, чем сегодня на мосту, где были дипломаты из ЕС. У Явлинского охранников больше. Ну, хорошо, у нас опасно заниматься политикой. Но я не об этом. Он мне сказал некие слова, которые я потом услышал в его совершенно другом интервью на федеральном канале. Одно и то же, одни и те же слова. Не знаю. Мне кажется, что Явлинский это точно не тот человек, который «Яблоку» поможет.
М.Ганапольский― Ты его ловко припечатал. А он тебе обязательно должен иные слова говорить?
А.Нарышкин― Мне хотелось разнообразия какого-то. А так, чтобы слово в слово повторялось. Это было удивительно.
М.Ганапольский― Это денег стоит.
А.Нарышкин― Я должен был заплатить Явлинскому? — отожгите, Григорий Алексеевич?
А.Соломин― Главное, чтобы это были не те же самые слова из прошлой избирательной кампании.
А.Нарышкин― А еще мне кажется, что ни у кого не получится договориться ни с «Яблоком», ни с ПАРНАСом. Ни Навальный, ни Рыжков, ни Гудков — друг с другом у них ничего не получится. Потому что, как только эти люди, еще даже не начав предвыборную кампанию, представляют, что они где-то сидят в кабинете депутата Госдумы, у них начинается головокружение: я во власти, они сходят с ума, и уже начинают друг под друга копать.
М.Ганапольский― Это особая точка зрения Нарышкина. Это у тебя такое ощущение извращенное.
А.Нарышкин― Да, я извращенец. Юный козлик.
М.Ганапольский― Особенно такое твое ощущение интересно — ты его излагаешь в то время, как эти люди уже были во власти.
А.Нарышкин― Они давно были. Они забыли, как.
М.Ганапольский― Но я не помню, чтобы они раскидывали пальцы. Рыжков? Ты себе представляешь Рыжкова, который будет раскидывать пальцы? Или Гудков?
А.Нарышкин― Ну. Гудков во власти. Рыжков давно не был во власти.
М.Ганапольский― Очень странно все. Можем перейти к «герою»? Поехали. «Герой недели». Сама тема не очень веселая.
А.Соломин― Трагичная.
М.Ганапольский― Да, трагичная.
А.Соломин― Возвращаемся к событиям в Воркуте. Речь идет о трагедии на шахте «Северной», где погибли 36 человек. Обычно у нас герой один и мы называем его по имени. Сегодня мы не можем этого сделать, но мы решили, что не можем не отметить героизм людей, которые работали на этой шахте, и тех людей, которые погибли. Речь идет не только о шахтерах, которые по долгу службы были вынуждены находиться на глубине километра под землей, речь идет еще и о тех спасателях, которые прибыли вытаскивать застрявших там горняков. И часть этих людей тоже погибли в результате второго и третьего взрывов.
Мне кажется, что стоит отметить, — ну, это не желание, это долг, который они выполняют, это их долг перед обществом, их задача непосредственная. Но, тем не менее, спуститься вниз, желая помочь людям, чувствуя необходимость помочь людям, при этом самому рискуя жизнью, на мой взгляд, настоящий героизм, даже несмотря на то, что это является их обычной функцией.
М.Ганапольский― Я бы добавил. Ест такие профессии — мы мало на это обращаем внимания – такой героизм обыденности. Например, пилоты самолётов. Мы от испуга немножко потряслись в самолете, потом вышли, и побежали домой. А у этих людей рейсы, рейсы и рейсы. То есть, да, конечно, мы знаем – авиация нормальная, самолеты не падают каждый день, и вообще это дело редкое. И мы знаем, что по статистике погибнуть в авиакатастрофе… Но я читал о стрессе, который испытывают они во время взлета и посадки – к этому привыкнуть невозможно Может быть, пилоты, которые нас слушают, скажут — да ладно, к этому привыкаешь. Но давайте не лгать себе.
А еще я читал корреспондентов, которые спускались на эту глубину. И они говорят про это невероятно ужасное ощущение, когда ты опускаешься на эту глубину – ты это чувствуешь. А люди туда идут, за что получают зарплату и делают это каждый день. В общем, это такой героизм обыденности.
Знаете, говорят — как-то глупо, когда «День шахтера» делать это темой передачи. Ну да, шахтер работают, дай им бог здоровья. А тут бог здоровья не дал. Взрыв, погибли. И спасатели погибли. Ну, что тут скажешь? Взрывы в шахтах есть везде. Хочется сказать: дорогие люди, шахтеры, дай вам бог долголетия, и чтобы с вами это не случилось. Вот и все. И то, что вы герои каждый день, — может быть. Когда-то наступит время, когда уже не надо будет добывать уголь. Но, наверное, это будет еще не скоро. А всем семьям, которые пострадали и которые потеряли людей, и это огромное число людей потеряно, — им самые горячие соболезнования. Вот все, что можно сказать. Это колоссальная трагедия случилась в России. Надо это понимать
А.Нарышкин― Небольшую ремарку и зарисовочку, чтобы мы понимали, что трагедия не берется из ниоткуда. Перед эфиром распечатал: семья погибшего горняка рассказала о просьбах руководства шахты закапывать датчики газа. Они закрывали их фуфайками, закапывали датчики. Это датчики, которые находятся на стенах в шахтах, которые шахтеры носят с собой – они показывали, что беда, — сообщила дочь горняка в интервью «Дождю», в интервью МК. Она рассказывала, что горнякам. Которые не хотели работать в таких условиях, предлагали уволиться.
Вдова погибшего горняка подтвердила «Лайф. Ньюз», что муж говорил о сильной загазованности в шахте и угрозе взрыва. А компания «Воркутауголь», к которой принадлежит шахта, опровергла информацию о нарушениях: «это стереотип и эмоции — времена, когда шахтеры закрывали датчики, закрывали фуфайками и прочее, давно прошли. Сегодня никто не может заставить горняков выходить на смену, если есть риски».
М.Ганапольский― И это правда.
А.Нарышкин― Это история про вечное наше — можете дальше сами продолжить – про «долбое…», и так далее.
А.Соломин― Не надо, так нельзя.
М.Ганапольский― Неизвестно, было ли это, — то, О чем ты говоришь. Я скажу пошлые и заезженные слова. Будет следствие и оно установит, закрывали датчики или не закрывали. Царствие небесное этим людям, у которых был героизм обыденности. Они просто ходили на работу. А я бы в жизни не полез в шахту, не смог бы психологически. А они ходили и это был их заработок. Царствие им небесное. Давайте дальше. «Редиска недели». Кто?
А.Нарышкин― Постоянная. В очередной раз в нашей программе мы его представляем на разных позициях. Рамзан Кадыров. Вот сейчас скажу «Рамзан Кадыров – кокетка» — и чего? И ничего не будет. Очень странное поведение Кадырова, который за неделю раза три-четыре сказал в разных интервью, написал у себя в «Инстаграме», — что-то человеку не сидится, ему плохо на месте главы Чечни, вроде он как засобирался, он уходит, он будет просить руководство России найти ему замену, потому что в его команде есть достойные приемники. В ответ на это его ближайший соратник, Даудов, по прозвищу «Лорд» — это я вам процитирую, это очень смешно. Вчера ночью, — почему-то очень часто чеченские руководители свои посты в «Инстаграме» пишут ночью. Даудов пишет очень пафосный текст, — сейчас найду.
М.Ганапольский― Ты найди, что пишет Даудов – это очень интересно. А я расскажу, что действительно, несмотря на то, что Рамзан Ахматович сказал, что ничего не надо и не нужно, и не стоит начинать говорить, интернет-пользователи поддержали Кадырова «Рамзан не уходи» — это сказал председатель Союза чеченской молодежи Тапаев. И они выбрали в интернете альтернативный элемент поддержки.
А.Нарышкин― Флэш-моб это у них называется. Даудов пишет: «Мы, избранники народа Чеченской республики – он говорит про парламент чеченский, — не позволим никаких отставок и даже разговоров на эту тему» — вот как. «У Кадырова один единственный путь – идти и дальше во главе своего народа и вести его к великому будущему. В преддверии дня конституции Чеченской республики мы готовы поклясться, что мы никуда не отпустим своего лидера. Мы твердо говорим, что Кадыров никуда не уйдет, и будет служить республике и народу, как и прежде». А Кадыров, после всего этого, начинает говорить: ну, не надо акций в мою поддержку. Я представляю, как он грустно сидит у себя в Грозном.
А вернемся в самое начало года, когда была постоянная возня между Кадыровым и оппозицией, как он наезжал на оппозицию, как оппозиция ему отвечала, как проходили многотысячные митинги в поддержку Кадырова в Грозном, что-то тогда он не говорил, что не надо акций в его поддержку.
М.Ганапольский― Я бы решительнейшим образом тебе возразил. Во-первых, я тут изучал, почему он может уходить естественно, это не окончание срока. Но считается, что Кремль очень напрягся по той причине, что чеченцы поехали воевать в Сирию, не взяв разрешение у Кремля и это привело к некоторым проблемам, по поводу чего Кремлю пришлось объясняться и Кремль взбесился по этому поводу. Вообще у него все удачно. Но ты просто Кадырова не любишь.
А.Нарышкин― Да нет, я всей душой.
.М.Ганапольский― Его вообще кроме Чечни мало, кто любит. Поэтому не замечают очевидного. Представь себе, что он действительно принял решение уйти. Если бы он никому ничего не сказал, и вдруг, в мгновение ока, он ушел без арт-подготовки, которую мы видели сейчас, то получилось бы, что его убрал Путин. Тот же Даудов сказал бы: ничего не предвещало.
Вдруг, в какой-то момент, он говорит: все, я ухожу. Все: как? Так не бывает. Конечно, можно ему пришить то, что он кокетничает. Но я задаю вопрос – а зачем ему это надо, кокетничать?
А.Нарышкин― Если ты хочешь уйти – зачем все время трепаться в разных СМИ и «Инстаграме»? Просто напиши заявление об отставке. Приезжай к Путину, скажи: я ухожу.
М.Ганапольский― Так не бывает. Для царя так не бывает. В головах чеченцев, которые абсолютно патерналистичны, не может он уйти. Вдумайся: республика живет хорошо, получает замечательные дотации. Он прекрасный друг, ближайший, Путина, доверенное его лицо, навел порядок в Чечне, борется с сепаратистами. И вдруг раз, и пишет заявление? Нет. Он должен в головы всех, если реально хочет уйти, вложить версию, почему он хочет уйти: устал, его на повышение куда-то, — много может быть разных версий.
А.Нарышкин― Он объясняет вскользь, что не хочет дискредитировать своей фамилией чеченский народ.
А.Соломин― Не совсем так.
М.Ганапольский― Можно считать, что голоса радиослушателей «За» влились в «Рамзан не уходи», хорошо – «Писк хомячков».
Пишет в «Фейсбуке» Василий Головнин, он в Японии, как вы знаете: «Сегодня скромно слушал умных японо-американских экономистов, которые судачили об историческом событии — об отправке из США на этой неделе на экспорт первого танкера со сланцевым сжиженным газом. Ребята уверенно говорят, что арабы, Россия и прочие традиционные производители нефтегаза медленно, но неизбежно списываются в доисторические архивы. Сланцевое производство безграничное все кардинально меняет и изменит. Нынешний арабско-русский производитель нефти, — говорили ребята, — неуклонно перестает быть фигурой вселенского значения. А товар его становится штукой, простой и обычной, которой до фига на рынке и не очень дорогой. Как уголь. Сланцевое производство нефти и газа непрерывно и уверенно модернизируется, себестоимость падает, нефтегазовые державы стираются мягким ластиком истории. Ближний Восток и прочие перестают быть центром мировой политики. «Василий, неужели вы не понимаете, что США не хотят вмешиваться в сирийские дела именно потому, что арабы в далёком стратегическом плане больше Штаты не волнуют?» — сказал мне участник переговоров».
Вот такая парадоксальная история. Спасибо всем – Алексей Нарышкин, Алексей Соломин, Матвей Ганапольский. Встречаемся через неделю.
Комментарии