На селе две беды: большой урожай и засуха

На модерации Отложенный В российские регионы пришла засуха, которую некоторые эксперты называют самой сильной за последние двадцать лет. По сведениям Министерства сельского хозяйства РФ, от аномальной погоды страдают поля в двенадцати областях от Нижнего Поволжья до Южного Урала. Посевы погибли на площади 5,3 миллиона гектаров, ущерб причинен 6,3 тысячам хозяйств. Корреспондент «Новой» побывала в Краснокутском районе Саратовской области и попыталась понять, как сумасшедшая жара отразится на кошельках сельчан, потерявших урожай, и горожан, которым предстоит оценить последствия стихийного бедствия в булочной.

Что немцу засуха

«Лучше сюда не ездить — ночь не буду спать. Ни зерна, ни соломы — что я дам пайщикам? Меня же проклянут!» — фермер Владимир Шрайбер сворачивает на ячменное поле. Термометр на панели джипа показывает плюс 33 градуса. Как говорит Владимир Робертович, это еще терпимо. Последний дождь здесь был в апреле.

Над полем раздается странный звук. Суховей. Желтый, жалкий ячмень поскрипывает под порывами горячего ветра. В начале июля стебли должны доставать до бедра взрослому мужчине, но не выросли и до щиколотки. На земле видны лысые полосы: три месяца назад здесь прошли колеса сеялки, из-за отсутствия влаги на этих местах семена даже не взошли.

Следующее поле еще хуже — коричневая, мягкая, как песок, земля с редкими зелеными островками. Осенью здесь сеяли озимую пшеницу. Ее убили морозы и ледяная корка, образовавшаяся после зимних дождей. Весной пересеяли просо. Шрайбер без усилия вынимает кустик из земли: «На одном волоске держится. Из-за жары не образовалась вторичная корневая система».

Засуха продолжается второй год подряд. В прошлом сезоне фермер из села Ахмат, не хуже какого-нибудь биржевого воротилы, потерял 20 миллионов рублей — половину озимых и почти все яровые. «А знаете, в чем заключалась помощь государства? Дали 208 тысяч рублей (бюджетную дотацию для пострадавших хозяйств. — Н. А.)». Владимир Робертович купил на них 25,6 тонны ячменя, который сейчас горит на корню. Впервые в истории хозяйства пришлось брать кредит на пополнение оборотных средств — 8,3 миллиона рублей. Отдавать пока нечем. А еще зарплата, налоги, электроэнергия…

Шрайбер фермерствует восемнадцать лет. По образованию он инженер-электрик, кооператор и экономист-самоучка, еще в конце советской власти «выдумавший» новую форму хозяйствования — акционерное общество. В 1992-м взял 1,4 тысячи гектаров земли, оставшихся от колхоза в Ахмате (из многочисленных КФХ, образовавшихся на обломках того колхоза, до нынешнего времени дожили два). Спрашиваю, каково было начинать на земле? «Непросто, — усмехается Шрайбер, —национальность у меня нехорошая». В начале 1990-х в Заволжье чуть не каждый забор заявлял коллективное: «Нет!» возможному возрождению немецкой республики. Немцу экономические успехи прощали особенно тяжело. «Жену запугивали: мол, тебя изнасилуем, мужу кое-что отрежем». Кто, спрашиваю, бандиты? Владимир Робертович снова усмехается: «Власти наши. С бандитами-то, наверное, даже проще».

На руке у фермера свежий шрам — на днях вместе с сыном тушил поле. Специально ли подожгли посевы или по глупости швырнули окурок, Шрайбер не знает. Но описать поджигателей может: «Это люди, у которых нет стремления жить завтра лучше, чем вчера. Это худший недостаток в человеке».

В мастерской у Шрайбера — выставка достижений народного хозяйства (не нашего): посевной комплекс из Канады, опрыскиватель из Дании, комбайн и трактор из Германии. «Немецкий у меня четвертый год работает, только ремни сменили. Отечественному каждый год все «кишки» вытряхиваем. Почему мы не можем делать комбайны, как немцы?»  — допытывается у меня Владимир Робертович. Технику он закупал на свои деньги: субсидии на обновление парка, разрекламированные в рамках нацпроекта, на импортные машины не распространяются.

«По телевизору Путин ругается, что в стране застраховано только десять процентов посевов. Спросил бы он, почему и сколько хозяйств реально получили возмещение?» Несколько лет назад Шрайбер активно страховался, на уплату взносов также положена бюджетная субсидия. При наступлении страхового случая обе компании, услугами которых пользовался фермер, отказались платить. Официально ссылались на пункты, мелким шрифтом прописанные в договоре. В приватной беседе пояснили, что откаты на этом рынке очень велики — после их уплаты тратиться на расчеты с крестьянами компании уже не выгодно, да и не обязательно.

Засуха подогрела протестные настроения в степной глубинке: и партию власти, и федеральных начальников вплоть до самых неприкасаемых земледельцы характеризуют, не стесняясь в выражениях. Ругают не за плохую погоду: сельчане воспринимают как личное оскорбление высказывания чиновников о перепроизводстве зерна и винят государство в многолетнем падении закупочных цен. Как подсчитал Шрайбер, три года назад продовольственная пшеница стоила 5,3 рубля за килограмм, прошлой зимой скатилась до трех рублей — практически на уровень начала 2000-х. Никакие другие товары  — солярка, запчасти, удобрения — такого путешествия во времени не проделали.

Как полагает фермер, в ближайшее время хлеб в магазинах не подорожает: «Это продукт политический. Цены будут держать, как и раньше было, за счет крестьян».

«Я считал, что полезен стране, людям и себя нашел. А теперь я в этом же и виноват. Мне говорят: ваша пшеница не нужна, жрите сами, как хотите, — Владимир Робертович — очень сдержанный человек. Он не кричит, но заметно, что с трудом сдерживается.— Когда я встаю утром, у меня нет желания идти на работу. Понимаете? Это самое страшное: я потерял интерес».

Кредитная история

В районном сельхозуправлении не уходят на обеденный перерыв. Здесь фермерам помогают оформить документы на списание погибших посевов. Услуга бесплатная, доплатить надо только за справку с метеостанции: обычная бумажка, в которой изложена известная информация «об опасных агрометеорологических явлениях», стоит 13 тысяч рублей (зимняя справка о морозах была дороже — 15 тысяч).

Клерки, уткнувшись в компьютеры, односложно отвечают на вопросы. Загорелый парень (он пессимист) говорит, что последний дождь был в прошлом году, вода в водохранилище, из которого снабжается райцентр, от жары зацвела и пожелтела. Статная дама (оптимистка) уточняет, что вода — не беда, ее можно кипятить и пропускать через фильтр. Спрашиваю, насколько жители обеспечены кормами для домашнего скота, ведь почти все выживают за счет личного подворья? Оптимистичная дама сообщает, что население активно включилось в заготовку, косит траву на неудобьях и камыш на пруду. Парень поднимает глаза от монитора, медленно произносит: «Камыш начали заготавливать. Этим все сказано».

«Второй год подряд бьет. Это невозможно было предвидеть», — начальник управления Владимир Троицкий не по-чиновному эмоционален. Достает коробки с документами: статистические сборники с 1956 года, народные календари — казахский, мордовский, чувашский, вырезки из газет с предсказаниями стихийных бедствий. Нигде не сказано, что бывает два засушливых года подряд. «В прошлом году была засуха по яровым. Осенью всем сказали: сейте озимые — хапнем! Ну и хапнули на свою голову».

На озимые районные фермеры потратили 54,2 миллиона рублей. Потеряли 44 процента посевов. «Ячмень и яровую пшеницу уже не спасти. Просо — может быть, если дожди пойдут. Но урожайность будет 10—15 центнеров с гектара вместо тридцати». Пострадавшим хозяйствам полагаются бюджетные дотации на закупку семян и топлива. О сумме можно судить по примеру прошлого года: при убытках в 297 миллионов рублей хозяйства получили 12 миллионов.

Спрашиваю, сколько хозяйств оказались под угрозой банкротства? Владимир Петрович открывает список, ведет ручкой вниз, считает. Получается одиннадцать из 103. Может быть, они выкрутятся, если порежут скот. Но может быть, разорившихся будет больше. Например, потому, что в последние годы фермеры, пользуясь нацпроектом, активно брали технику в лизинг. Набрали на 23 миллиона рублей. После засухи 2009-го платежи уже переносили. Теперь срок подошел, платить нечем. Еще есть банковские кредиты — всего на 256 миллионов рублей. Спрашиваю, что будет, если банки одновременно потребуют вернуть деньги — так, как это было с малым и средним бизнесом в городах два года назад? «Разоримся полностью», — очень спокойно отвечает собеседник.

До прошлого года в районе собирали богатые урожаи — и это тоже была беда: чем больше зерна, тем ниже цена. Столичные сельхозреформаторы часто говорят о развитии животноводства как о способе расширить сбыт зерна и стимулировать цены. Владимир Петрович, как поэму, зачитывает статистику середины 1980-х: сколько в районе было коров, свиней, овец, лошадей и сколько фуража они ели, «65 тысяч тонн внутреннего потребления!». В рамках нацпроекта эту красоту попытались возродить: сельчанам пообещали кредиты на покупку скота. Владимир Петрович удивился: «Я думал, начнут с переработки». Но о том, что молкомбинат и забойный цех в районе давно разобрали на кирпичи, организаторы нацпроекта не подумали.

Сельские жители накупили поросят, телят, цыплят. «Подошел октябрь. С утра у меня здесь по десять — пятнадцать человек сидели с одним вопросом: куда сдать мясо?» Оказалось, саратовские мясокомбинаты работают на импортных брикетах, и местное сырье — дорогое, заготовленное в кустарных условиях, не сформированное в оптовые партии, — им в страшном сне не привидится.

Некоторые кредитные животноводы до сих пор выплачивают процентную ставку.

Поскольку развить внутренний рынок зерна не получилось, сейчас предлагается поддержать торговлю на внешнем: на федеральном уровне обсуждается выделение дотаций на экспорт пшеницы. Деньги предполагается давать компаниям-экспортерам, то есть, как заключают в Красном Куте, до сельской глубинки золотой дождь опять не долетит. Сейчас в Новороссийском порту трейдеры закупают зерно по 4,5 рубля. Значит, в Красном Куте производители должны продавать продукцию максимум по 3,4 рубля.

Русский бизнес

«Засуха плохо действует: курить стал много. Потому что злюсь часто», — фермер Сергей Нестеренко обстоятельно демонстрирует каждое свое поле. Вот здесь, как он выражается, «изощрялся»: предчувствуя засуху, посадил «озимый» подсолнечник — глубокой осенью кидал семена в остывшую землю. Перехитрить природу не удалось: растения успели расцвести, но без дождя цветы и листья «варятся» заживо. А вот здесь четыре года назад собирали 44 центнера с гектара, озимая пшеница стояла по грудь. Касаюсь земли — в трещину свободно помещается палец. «Это еще маленькая, есть такие дыры, куда мой ботинок сорок пятого размера проваливается, — невесело смеется Сергей. — Урожайность будет центнеров пять. Семян ушло два центнера. Русский бизнес!»

Нестеренко часто бывает в Европе. Заметил, что там фермер — это обычный бизнесмен средней руки, который просто ведет дело не в городе, а в сельской местности. Летом он может разводить хмель, зимой — породистых кобылиц и по совместительству заниматься пивзаводом. В отечественных условиях фермер — это некий столп мира, который, в силу окружающей нищеты и хаоса, всем должен и обязан. Например, в начале 2000-х, когда муниципальный бюджет был совсем плох, хозяйство Нестеренко фактически содержало сельскую школу.

Против «социальной ответственности бизнеса» Сергей не возражает. Но, делясь своими обязанностями с частником, государство еще и пытается «прищемить» его, где только может. Например, для оформления любого документа фермеру нужна справка из налоговой инспекции. Инспекция находится почти за 200 километров от Красного Кута, для обращения туда фермер обязан представить документы на всех своих пайщиков (400 человек) — свидетельство на землю, арендный договор и т.д. в четырех экземплярах. Сколько денег уходит на распечатку копий, Сергей даже считать боится.

В этом году у Нестеренко уже побывала выездная проверка трудовой инспекции, потом  — налоговой (с ней он уже дважды судился), ожидается пожарный надзор. По закону предпринимателей, в том числе фермеров, нельзя проверять чаще, чем раз в три года. Контролеры чтят закон. Россельхознадзор побывал здесь с плановой проверкой, через два месяца явился «по письму», еще через два — по инструкции об африканской чуме и т.д.

«Если хотя бы 500 гектаров подсолнечника получим, можем выкрутиться», — прикуривая очередную сигарету, Сергей пытается свести дебет с кредитом. Лизинговый платеж — 2,5 миллиона рублей —  в этом году не осилить. Без его учета, чтобы прожить до следующего урожая, хозяйству надо 7 миллионов рублей. Топлива осталось 50 тонн — хватит, чтобы убрать, но недостаточно, чтобы посеять. Семена подорожают минимум на треть, но, может быть, удастся обойтись без покупных — если пустить на семена весь нынешний урожай и остатки прошлого, лежащие на складе. То есть если даже закупочные цены сейчас поднимутся до небес, производителю это не поможет: он просто не сможет ничего предложить на продажу.

Как считает фермер, в этом году цена на буханку в булочной не изменится: по его мнению, с учетом прошлогодней мизерной стоимости зерна она и так «завышена в несколько раз».

Справка «Новой»

— В Удмуртии погибли посевы на 15% обрабатываемых площадей;

— около 10% яровых культур погибло в этом году в Воронежской области из-за засухи, около 45%  озимых культур были уничтожены из-за неблагоприятной погоды осенью и зимой, при этом были застрахованы всего 10% посевов озимых. По прогнозу регионального департамента аграрной политики, недобор зерна в этом году составит более 1,5 миллиона тонн;

— чрезвычайная ситуация объявлена в семи районах Челябинской области, погибли 518 тысяч гектаров посевов;

— губернатор Оренбургской области Юрий Берг обратился к населению в связи с введением режима ЧС из-за аномальной жары. Засуха уже повлекла гибель сельскохозяйственных культур на площади 1,3 миллиона гектаров. На протяжении почти двух месяцев в большинстве районов не выпало ни капли дождя, температура воздуха достигала 40 градусов, на поверхности почвы — свыше 60 градусов;

— режим чрезвычайной ситуации введен в Татарстане. Министерство сельского хозяйства прогнозирует снижение урожая зерновых в пять раз и потери в сельском хозяйстве  16 миллиардов рублей. Президент республики Рустам Минниханов заявил, что руководители хлебоприемных предприятий будут нести уголовную ответственность за каждый килограмм резервного зерна;

— материальный ущерб от гибели посевов сельскохозяйственных культур в Башкирии составил более 6,5 миллиарда рублей. В 36 районах и двух городах республики введен режим чрезвычайной ситуации, более 950 тысяч гектаров сельскохозяйственных культур погибли;

— Министерство сельского хозяйства РФ скорректирует прогноз урожая зерновых в 2010 году после оценки ущерба, нанесенного засухой, сообщил журналистам заместитель министра Александр Петриков. Ранее Минсельхоз РФ предварительно прогнозировал урожай зерновых в 2010 году на уровне 97 миллионов тонн. Однако уже в мае Минсельхоз снизил свой прогноз до 90 миллионов тонн.