Воспоминание о совковой армии

Это было в далеком брежневском 80-м году. Тогда я, солдат-полугодок, впервые увидел, что такое советские выборы в советской армии. И меня после этого уже не надо было обрабатывать «Голосами Америки» и слепой машинописью самиздата.

Я увидел совок во всей его скотской сути. Дело было так. Обычного армейского подъема в то утро не объявляли – как нам пояснил наш ротный замполит, по случаю «дня демократии». Но разве позволят поспать, когда надо давать «процент явки»! И вот в рассветном полумраке спящей казармы громко зазвучал баян – по-моему что-то из тогдашнего репертуара Аллы Пугачевой, вроде «Миллиона алых роз».

Продрав глаза, я увидел, что в центральном проходе казармы сидит на табурете мешковатый «салага» с баяном и, склонив свою башку горемычную, наяривает. Уже поднимались серые головы над серыми подушками и вокруг «салаги» сгущались тучи неприязни. «За**ал!», - глухо прокатилось по казенному пространству и в «салагу» полетел первый сапог, потом второй, третий. Они стукались о «салагу» и падали на линолеум.

Но «воин», стойко выполняя приказ замполита, продолжал играть. Наконец появился спаситель-замполит, по случаю выборов ночевавший в казарме: «Так, быстро встаем, встаем!» Тяжело встали, заправили койки, пошли на завтрак, который по случаю «демократии» был усилен несколькими печенюшками и одним крутым яйцом.

А потом нас повели в полковой клуб, к которому в зимней утренней мгле уже во всю стекались безликие темные роты.

Избирательный участок находился на пятом этаже, и вся лестница была до отказа забита медленно двигавшейся наверх солдатской массой. В тот момент я вспомнил виденный мною у бабки в деревне ленточный транспортер, при помощи которого отгружалось коровье дерьмо из коровника.

Особи, начисто лишенные всех человеческих качеств, сбившись в неразличимое серое скопище, понуро и как-то судорожно продвигались по ступеням, толкаемые некой внешней, неодолимой, темной волей. И я был одним из них. Трупные натянутые лица, тяжелый запах стада, механические слепые движения – бумажку в ящик, бумажку в ящик…

К девяти утра «проголосовал» весь полк. В тот день я понял, что это «великое» государство обречено. Это убеждение вошло в меня как аксиома. И когда позже, в кухонных разговорах, я убежденно предсказывал распад советской империи, а мне в ответ посмеивались – я помнил ту скотскую лестницу...