Национальный вопрос во внутренней политике царизма

Образование и последующее падение многонациональных империй - закономерный результат исторического процесса. Независимо от того, создаются ли они путем захвата заморских колоний или путем расширения сухопутных владений, суть их одна: насильственное подчинение территорий, населенных другими народами. Однако в империях, составлявших единое пространство (Россия, Австро-Венгрия, Оттоманская Порта) разделение на метрополию и колонии может постепенно стираться (но не до конца), разнонациональное население сближается в правах, происходят его диффузия и метисизация. Это создает иллюзию превращения империи в единое государство. В то же время сохранение территорий, компактно населенных народами разного происхождения и вероисповеданий и находящимися на разных уровнях культурного и экономического развития, часто с собственными традициями государственности, рано или поздно приводит к возникновению движений за национальную автономию, а затем и за независимость. В конечном итоге история не знает ни одной сохранившейся многонациональной империи.

Российская империя образовалась в ходе постепенного расширения Московского государства на запад и восток. Движение на запад было относительно медленным и ограниченным, поскольку встречало сопротивление сильных соседей, которые до XVIII в. сами осуществляли экспансию на восток. Движение на восток стало стремительным после падения Казанского и Астраханского ханств и остановилось только на естественных рубежах: Тихий океан и Памир. Создание огромной евразийской империи в некоторых случаях действительно оказалось, несмотря на всю скомпрометированность термина, "меньшим злом" для вошедших в нее народов, которым в противном случае грозила еще более горькая участь (Грузия, Армения, может быть некоторые пограничные с Китаем народности). Но оно отрицательно повлияло на судьбу русского народа.

Если представить себе чисто умозрительную, в реальности не существовавшую, возможность сохранения и независимых государств волжских татар, и независимого Московского государства с относительно стабильной и мирной границей между ними, то последнее осталось бы более или менее мононациональным и свободным от этнических противоречий. Энергия русского народа была бы употреблена не на экстенсивную колонизацию огромных, резко отличающихся по своим условиям от Среднерусской равнины, пространств, а на интенсивное освоение собственных земель. В этом случае и экономическое, и, следовательно, социальное и политическое развитие Русского государства шло бы более быстрыми темпами, а вероятность избежать революций масштаба 1917 г. была бы большей.

Исторический процесс, однако, не знает сослагательного наклонения, а развивается по своим законам. На определенном этапе создание Российской империи было неизбежно так же, как на другом этапе стал неизбежен ее крах. Ниже речь пойдет о национальной политике правящих кругов России после того, как империя была уже создана, и особенно в последние десятилетия ее существования. Национальный вопрос и национальные движения будут освещаться так, как они преломлялись в видении и сознании власть имущих.

Включение в состав Российской империи территорий с иноязычным населением каждый раз ставило перед властью проблему включения его в общую правовую и административную систему. Как правило, этот процесс шел постепенно и к февралю 1917 г. был еще далек от завершения. Финляндии удалось сохранить свою территориальную автономию. В Польше, составившей после утраты автономии особое генерал-губернаторство, сохранялись основанные на кодексе Наполеона принципы уголовного и гражданского права. Некоторые нормы румынского права действовали в Измаилском уезде Бессарабии. Степной край (Казахстан) и Туркестан (Средняя Азия) составляли отдельные генерал- губернаторства, в которых гражданская администрация находилась в ведении Военного министерства, а в местном управлении и суде сохранялись элементы, оставшиеся от времен, предшествовавших российскому завоеванию. Кавказ управлялся как отдельное наместничество1 .

Формально российское законодательство почти не знало правовых ограничений по национальному признаку. Законами были ограничены в правах евреи (в некоторых правах - независимо от вероисповедания), а с 1864 г. поляки- католики. На уровне подзаконных актов существовали ограничения татар- мусульман. Правовые ограничения действовали в зависимости от конфессионального признака и степени владения государственным (русским) языком. Поскольку, однако, конфессиональные различия в основном совпадали с национальными, ограничения имели национальный характер. При этом "инородец" (в юридическом и в бытовом значении этого слова) мог, в ряде случаев и не переходя в православие, пользоваться всеми правами государственной службы и сословными привилегиями, если проявлял очевидную готовность служить русской государственной идее - великодержавности и самодержавности.

Но "русская идея" отказывала крупным народам России в праве не только на административную автономию, но и на развитие культуры, а малым - в праве на существование, подразумевая постепенную их ассимиляцию. Просвещенный и либерально настроенный епископ Андрей (князь Ухтомский) писал в 1908 г.: "Нет сомнения, что мелкие народности в силу исторического процесса должны слиться с народностями более крупными; такая же участь, несомненно, постигнет и приволжских инородцев. Вопрос только в том, усилят ли они собою народность русскую". Он выступал лишь против поспешного "обрусительства", которое, по его мнению, могло толкнуть волжских угро-финнов в сторону ислама и через него к "татаризации". При этом "русская идея" вовсе не означала защиту интересов русского народа как такового. В 1906 г. совещание по уточнению законодательства о Государственной думе, поддерживая ходатайства правых, выступавших от имени русского населения окраин, о создании для него особого представительства в Думе, подчеркивало, что делает это "в целях поддержания не столько интересов местного русского населения, сколько главным образом русской на окраинах государственной идеи", являющейся "стимулом объединения... обширного Российского государства"2 .

Официальных документов, формулировавших принципы национальной политики царизма в целом, не существовало. Эта политика формулировалась всегда применительно к конкретным конфессиям и народам на том или ином этапе. Можно, однако, проследить общие закономерности этой политики. Первоначальная тенденция к большей или меньшей степени насильственной ассимиляции в форме обращения в православие и грубого ограничения в правах мусульман, составлявших до второй половины XVIII в. основное национально- конфессиональное меньшинство населения России, при Екатерине II сменилась политикой веротерпимости в буквальном смысле слова: власть соглашалась терпеть в государстве неправославное население, регламентируя его права, но сохраняя за православной церковью значение первенствующей.

Поворот был связан с рядом восстаний башкир, в том числе с их участием в пугачевском восстании. Публичное обещание охранять мусульманскую веру и храмы было дано в манифесте 1783 г. по случаю присоединения Крыма. Мусульманское население России становилось слишком значительным, чтобы власть могла, позволить себе отталкивать его от себя открытыми гонениями. Крымско-татарская и волжско-татарская знать была уравнена в правах с российским дворянством. Для управления духовными делами мусульман были созданы Таврическое магометанское управление в Симферополе и Оренбургское духовное собрание в Уфе. С разделами Польши правительство Екатерины оказалось перед необходимостью урегулировать положение католической церкви, Петербург дал в 1798 г. Могилевскому, архиепископу права митрополита всех католических епархий в России.

Еще при первом разделе Польши указом 1772 г. населению присоединенных тогда, в основном белорусских, территорий, включая проживавших там евреев, были дарованы "права, вольности и преимущества" населения великорусских губерний. Однако вскоре еврейское население было ограничено в праве свободного передвижения за пределы западных губерний, причем по позднейшему признанию директора Департамента общих дел МВД А. Д. Арбузова (в 1906 г.) ни в законодательстве Екатерины II, ни в более поздних актах "не содержится указаний", что это ограничение "основано на соображениях, с точки зрения общих интересов государства, торгового, промышленного, финансового или гражданско-политического характера"3 .

Деятельность созданных при Екатерине II мусульманских духовных управлений, обнимала собой контроль за духовенством и конфессиональной школой, регулирование семейно-брачных отношений, разрешение на принципах шариата наследственных споров и ведение метрических книг. Эти дела ни центральная, ни местная бюрократия даже физически не могла взять на себя. Но при этом деятельность управлений была поставлена в тесные рамки. Таврическое управление, занимавшееся делами мусульман Крыма и западных губерний, имело лишь "общие права присутственного места" и находилось под непосредственным ведением Таврического губернского управления. Хотя первоначально муфтий и кадий-эскер избирались узким кругом крымско- татарского духовенства и дворянства, к этому "магометанскому" управлению был приставлен назначаемый МВД секретарь, имевший право опротестовывать те решения, "которые он признает несогласными с общими узаконениями".

Оренбургскому духовному собранию подчинялось все мусульманское духовенство России в ее тогдашних границах, кроме Крыма и западных губерний. А с созданием первого Кавказского наместничества, включившего в себя Астраханскую губернию, вне подчинения собранию оказался Северный Кавказ. Соответственно оренбургскому муфтию было придано формально более высокое положение: он утверждался в должности высочайшей властью. По закону 1793 г. не только муфтий, но и все три члена собрания избирались из числа казанских мулл. В действительности же никаких выборов муфтия с самого начала не производилось, и он назначался царем по представлению МВД, а члены собрания - оренбургским генерал-губернатором.

Большая реальная автономия была предоставлена армяно-грегорианской церкви после присоединения к России Восточной Армении. Российские власти со времен Петра I старались использовать армян в своей ближневосточной политике. С переходом под власть России Эчмиадзинского монастыря - места пребывания патриарха-католикоса всех армян - к этому представились дополнительные возможности, на что и рассчитывал Николай I, признавший эчмиадзинского патриарха "католикосом народа Гайканского" и сохранивший по закону 1836 г. избрание католикоса "всем Гайканским народом" (на деле - депутатами от епархий армяно-грегорианской церкви, по одному от духовных лиц и мирян епархии). Опять же на практике в царствование Николая I в избрании двух кандидатов в католикосы, один из которых утверждался царем, участвовали только представители российских армян.

Большая их часть, жившая в Турции; Персии и других странах, была лишена возможности влиять на выборы.

Ссылаясь на древние обычаи армянского народа, а в действительности копируя порядки православной церкви, закон 1836 г. создал при католикосе Синод (он появился впервые в 1808 г. по инициативе братьев Лазаревых в момент борьбы русского ставленника католикоса Даниила против кандидата большинства армян), а при Синоде - прокурора с правом опротестования решения Синода. Только крайняя заинтересованность российской дипломатии в создании максимального внешнего авторитета католикоса помогла армянской церкви устоять под давлением светской власти и приобрести позже значительный вес внутри страны.

Насколько политика царизма игнорировала национальные чувства народов, оказавшихся в составе империи, исходя только из интересов последней, хорошо видно на примере Грузии. Пожалуй, только к Грузии можно без натяжек применить известную формулировку о добровольном присоединении к России, хотя и оно вытекало для грузин из невозможности устоять под натиском Персии и Турции с юга и набегов лезгин с севера. Тем не менее в первое же десятилетие после перехода Грузии под протекторат России члены грузинского царствующего дома были выселены с родины во внутренние губернии, а их грузинские имения взяты в казну. В 1810 г., в нарушение канонических правил, без созыва собора была ликвидирована автокефалия грузинской православной церкви, а в 1852 г. ее имения переданы в казенное управление.

Завоевание Финляндии, включение в состав империи польских земель (Царство Польское) и присоединение в начале XIX в. Грузии качественно изменили суть национального вопроса в России. В состав империи вошли территории с собственными длительными традициями государственного существования или самоуправления, населенные народами с развитой национальной культурой. Это сделало для власти особенно острой проблему выработки государственной идеологии и определения способов скрепления всех составных частей империи в единое целое. В качестве основного пути было избрано постепенное внедрение единственного государственного языка на всех уровнях административного управления и суда, а также в государственной школе (первоначально в высшей и средней). Тенденция к русификации и "православизации" малочисленных народов и к наступлению на самобытность более крупных, наметившаяся при Николае I, стала особенно отчетливой в царствование либерального Александра II. Причиной тому были польское восстание 1863 - 1864 гг., реакция в мусульманских районах внутренней России и в Закавказье на Крымскую войну и русская экспансия в Среднюю Азию.

Основной удар правоограничений поляков-католиков после 1864 г. пришелся на губернии Северо-Западного и Юго-Западного края, где поляки составляли основную часть помещиков, а крестьяне были преимущественно украинцами, белорусами и литовцами. В целях обрусения края полякам-католикам запрещалось впредь покупать и арендовать земли в девяти западных губерниях. Запрет, введенный первоначально по отношению к крупным землевладельцам, был в конце XIX в. распространен и на католиков-крестьян. В западных губерниях не было введено положение о земстве, избираемых предводителей дворянства заменили назначаемыми правительством. Поляки-католики не могли впредь назначаться на большую часть должностей на государственной службе. Польский и литовский языки были изгнаны из государственной школы, а создание частных преследовалось.

Католические монастыри, наступление на которые шло со времени насильственного обращения униатов в православие в 1839 г., были почти полностью ликвидированы. В Царстве Польском, согласно секретному распоряжению 1866 г., был взят курс на вытеснение с государственной службы поляков совершенно благонадежными чиновниками русского происхождения. Все делопроизводство в административных и судебных органах вплоть до низшего уровня (гмины-волости) должно было вестись на русском языке. В средней и начальной школе полагалось преподавать по-русски, причем в гимназиях это требование распространялось и на закон божий католического вероисповедания, а от его преподавания были отстранены католические священники. Предпринималась также попытка насадить русское помещичье землевладение на конфискованных землях участников восстания 1863 - 1864 годов4 .

Крымская война привела к массовому переселению крымских татар в Турцию. Движение за такое переселение существовало и среди волжских татар, башкир и было связано с боязнью насильственного обращения в православие, а у башкир - еще и с опасением потерять вотчинные земли в результате ликвидации в 1863 г. "башкирского войска". Одновременно захват Средней Азии вновь увеличил численность мусульманского населения империи. Это побудило власти вернуться к вопросу о принципах отношения к мусульманству вообще и особенно татарам как наиболее развитому мусульманскому народу.

Смысл позиции властей выразил оренбургский генерал-губернатор, утверждавший, что "разнообразие верований имеет вредное влияние на нравственную и политическую жизнь народа", а потому нужно "уменьшать... корень зла, т. е. разнообразие веры". Уфимский губернатор также считал, что конечной целью правительственной политики должно быть "последовательное разложение мусульманского строя жизни" народов внутренней России, "по самой природе своей несовместимого с интересами государства и истинной цивилизации". Центральные ведомства, умеряя торопливый экстремизм местной администрации, имели в виду ту же цель5 .

По отношению к народам Волжско-Камского региона была избрана политика насаждения православия, во имя которого власти пошли на разрешение обучать крещеных инородцев в начальной школе на родном языке. В 1867 г. было создано Братство св. Гурия и усилена миссионерская деятельность. Братство открывало свои школы, основанные на системе известного педагога-миссионера Н. И. Ильминского. В 1870 г. было решено открывать казенные начальные училища в местностях со сплошным татаро-мусульманским населением, в которых обучение велось бы в основном по-русски ("русско-татарские" школы), и "располагать" мусульманские общества к открытию классов русского языка в конфессиональных школах, не разрешая открывать новые без таких классов. В 1874 г. был принят закон о переводе конфессиональных мусульманских школ под контроль Министерства народного просвещения. Однако, опасаясь серьезного недовольства, правительство практически не ввело его в действие6 .

С 60-х годов XIX в. началось обсуждение планов реорганизации духовного управления мусульман: ограничение сферы компетенции (прежде всего изъятие из ведения духовенства метрических книг), увеличение роли русского языка в делопроизводстве, раздробление Таврического и Оренбургского муфтиатов с целью ослабления их влияния под флагом увеличения роли муфтиатов, приближенных к населению. Реальным результатом стало запрещение Оренбургскому духовному собранию вмешиваться в дела образованного в 1868 г. Степного края кроме дел проживавших там татар. Суть проблемы заключалась в том, что если во времена Екатерины II татары рассматривались как пионеры российского влияния в казахских степях, то теперь в них увидели проводников ислама среди казахов. Ильминский, имевший большое влияние на выработку мусульманской политики царизма, считал, что казахи - шаманисты и что в случае прекращения исламской агитации можно будет обратить их в православие. В результате "Степное положение" значительно ограничило число мусульманских духовных лиц в крае, не предоставив им каких-либо особых прав и отстранив их от исполнения административных функций, оставшихся на волостном уровне в руках родовых старшин.

Еще дальше пошел в своем отношении к мусульманству первый генерал- губернатор Туркестана К. П. фон Кауфман. Считая, что христианское государство не может рассчитывать на мир с мусульманством, а должно лишь изыскивать лучший способ борьбы с ним, Кауфман предлагал полностью игнорировать факт существования ислама в крае: терпеть, но не охранять мусульманскую веру, - не признавать никакой ее духовной иерархии. Он полагал, что в этом случае ислам развалится "от заявленного и выдержанного к нему презрения". Хотя в МВД сочли объяснительную записку к проекту управления краем в части, касающейся мусульманских дел, "набором слов", Кауфману удалось выдержать свою линию, а его преемники так и не пересмотрели сложившуюся традицию. В результате среднеазиатское исламское духовенство сохранило свои связи с Бухарским эмиратом и Турцией, оставшись вне какого-либо надзора русских властей7 .

Противоположную позицию заняла кавказская и центральная власть в Закавказье. Стремясь разорвать связи закавказских мусульман с Персией и Турцией, она создала в 1872 г., отдельно для суннитов и шиитов, "правильную мусульманскую иерархию" с назначаемыми по высочайшему повелению муфтием и шейхуль-исламом и с губернскими казнями. Создание института губернских казиев и меджлисов при них, в чем категорически отказывалось мусульманам внутренней России, имело целью не допустить чрезмерной централизации дел в суннитском и шиитском духовных управлениях, как это, по мнению власти, случилось в Оренбургском муфтиате. Для усиления зависимости высшего и среднего мусульманского духовенства Закавказья от правительства ему было назначено казенное содержание (весьма, впрочем, небольшое).

Урегулировав правовое положение закавказского мусульманского духовенства, правительство затянуло с этим вопросом по отношению к бывшим высшим сословиям не только горских народов, где едва закончилась Кавказская война (на этом основании на Северном Кавказе не было создано и духовное управление), но и в Закавказье8 . На решение этого вопроса повлияла возобладавшая в российских правящих кругах точка зрения, будто в мусульманских странах собственником земли является государство, а все остальные - лишь пользователями ее. Согласно этой концепции высшие сословия бывших закавказских ханств только управляли государственными землями, получая за это в свою пользу часть оброка. Хотя еще в 1843 г. Николай I объявил о признании за кавказскими мусульманами высших сословий прав, существовавших в России, а в 1846 г. земли этих сословий были признаны потомственной собственностью, зависимые от помещиков крестьяне считались все же государственными поселянами. Нечеткость земельных прав и сложность определения статуса различных категорий высших сословий привели к тому, что они, в отличие от грузинских тавад и азнауров, так и не были приравнены к российскому дворянству, права которого каждый отдельный мусульманин мог получить только на службе или по высочайшему соизволению.