Осталась ли в России наука

Чтобы осуществить переход к инновационной экономике, необходимы экстраординарные меры в научно-технической сфере

31 мая президент России направил в Госдуму пакет законопроектов, которые подготовят фундамент под создание инновационного центра в Сколково. В основном они касаются различных льгот, которые получат ученые и инновационные предприятия в российской Кремниевой долине. Но существует ли в стране научно-техническая и кадровая база для осуществления подобных проектов?

Была база, да вся вышла

Российская наука внесла огромный вклад в мировую копилку знаний, открытий и изобретений. Но то, что сегодня имеется в виду, когда говорится о наличии в нашей стране базы для создания инновационной экономики, было построено в годы существования СССР. В 1918—1920 гг. было основано около 50 научно-исследовательских институтов, в числе которых такие известные, как Центральный аэрогидродинамический институт (ЦАГИ), Государственный физико-тех-ни-ческий институт, Институт изучения мозга и психической деятельности, Рентгенологический и радиологический институт, Институт по изучению Севера. К середине 20-х годов в СССР было уже 70 научных организаций.

Несмотря на тяжелейший период гражданской войны, разрухи и блокады, когда страна в течение нескольких лет фактически была отрезана от внешнего мира, ученые не получали новые научные книги и журналы, не поступало научного оборудования и расходных материалов — советская наука по многим направлениям не только не отстала, но и провела исследования мирового значения.
С первых пятилеток начали создаваться филиалы Академии наук СССР в союзных республиках, специализированные академии (ВАСХНИЛ, Академия медицинских наук и т. д.), профильные НИИ, реорганизовываться и расширяться старые, а также образовываться новые вузы. Наука была ориентирована на конкретные задачи: электрификацию, индустриализацию, механизацию и повышение эффективности сельского хозяйства, разведку полезных ископаемых, поиск и синтезирование новых видов сырья и материалов...

Формировались новые научные направления самого передового порядка, часто не привязанные к уровню и состоянию производственной базы и экономики страны в целом. Вот что пишет по этому поводу инженер-конструктор спецтехники Игорь Перов: «Невероятно, но настоящий танкостроительный прорыв был совершен в СССР — в стране, где технический потенциал в лучшем случае позволял производить машины второго поколения, рождаются средние и тяжелые танки четвертого — Т-34 и КВ».
И подобных прорывов было много.

После окончания Великой Отечественной войны по ряду направлений, которые сегодня назвали бы инновационными, Советский Союз вырвался на передовые позиции в мире, опережая высокоразвитые державы Запада, включая США. Это относилось к таким наукоемким отраслям, как атомная энергетика, авиастроение, освоение космического пространства. Именно в тот период в стране были созданы фундаментальные научные школы, определившие развитие инновационных технологий на многие десятилетия.
Отличительными особенностями, долгие годы позволявшими СССР устойчиво обеспечивать себе одни из самых высоких в мире темпов научно-технического прогресса, были следующие:

—  концентрация национальных сил и средств на наиболее перспективных направлениях научно-технического прогресса;
—   четко закрепленный во всех пятилетних планах преимущественный рост отраслей группы «А» (отраслей тяжелой промышленности, производящих средства производства и напрямую связанных с внедрением передовых технологий) над отраслями группы «Б» (работавшими на сферу потребления);
—  внедрение новой техники и снижение на этой основе себестоимости продукции как ключевых показателей выполнения пятилетних планов; выдвижение и продвижение на высокие посты хозяйственных руководителей в зависимости от способности модернизировать производство на основе высокоэффективных технологий;
—  эффективная общегосударственная система материального и морального стимулирования ученых и специалистов, непосредственно работающих над ускорением научно-технического прогресса страны;
— всемерное поощрение изобретателей и рационализаторов. В 1975 году по сравнению с 1940-м количество ежегодно поступающих изобретений и рационализаторских предложений возросло с 591 тыс. до 5113 тыс., из них внедренных — с 202 тыс. до 3977 тыс.;
— культивирование атмосферы научного и технического творчества, особенно среди школьной и студенческой молодежи.
В 70-е годы наука в СССР была одной из наиболее развитых отраслей народного хозяйства. В научных организациях работало 0,3% населения СССР (1 млн человек), что составляло 1/4 часть всех научных работников мира. Благодаря высоко развитой науке Советский Союз занимал 6–7-е место в мире по числу нобелевских лауреатов.

Таким образом, в СССР была создана необходимая научно-практическая база для обеспечения передовых технологических позиций экономики, и, самое главное, наука имела прочную связь как с профильными отраслями промышленности и сельского хозяйства, так и со всей хозяйственной жизнью страны, поскольку напрямую участвовала во всем цикле работ — от общегосударственного планирования и отраслевых заказов до внедрения опытных образцов, выпуска готовой продукции, ее обслуживания и модернизации. Исследования, опубликованные в 1980 году, сви-де-тельствуют: в результате одно-процентного увеличения вло-жений в научные разработки в СССР производительность труда повысилась на 0,43%. Американская статистика при таком же уровне вложений зафиксировала рост производительности на 0,06—0,1%. То есть незадолго до своего исчезновения Советский Союз опередил США по практической отдаче от вложений в науку.

В 1989 году доля российских предприятий, выпускающих продукцию на основе новых технологий, составляла 60%, в 1993 году — уже 17,3%, а к концу 1990-х — 6–7% от общего числа. С таким неутешительным итогом Россия встретила новое тысячелетие — эпоху расцвета новых технологий.

Научно-инновационный разгром

Конечно, существовавшая в СССР хозяйственная модель и особенно каждодневная практика были далеко не идеальны и зависели от многих, в том числе и внеэкономических факторов. Впрочем, нынешний глобальный кризис показал, что и другие модели, многие компоненты и механизмы которых скопировала современная российская экономика, также оказались далеки от совершенства. Но тогда, на границе последнего десятилетия XX века, было решено, что «необходимо повсеместно внедрять успешный зарубежный опыт» — эдакую «кремлевскую таблетку» в виде свободного рынка, которая излечит сразу всех от всех недомоганий и болезней. Будет свобода выбора, чего и сколько выпускать, кому продавать. Будет конкуренция. Предприятия начнут гоняться за идеями, открытиями, технологиями и наперегонки внедрять новшества в производство. Но отсутствие длительного переходно-подготовительного и адаптационного периода (который подразумевает построение новых моделей функционирования хозяйственных объектов, резервирование и создание определенных материальных фондов и оборотных средств, выстраивание новых или обновление старых хозяйственных связей и технологических цепочек, удержание старых рынков сбыта и выход на новые, подготовку компетентных кадров для работы в новых условиях и пр.), неразработанность необходимой правовой базы, резкое изменение векторов трудовой и социальной мотивации, шкалы ценностей и приоритетов, а также глобальных политических ориентиров, привели к плачевным результатам.

Строившиеся десятилетиями и вполне успешно работавшие в прежней модели экономики структуры начали разваливаться. Для многих рыночная пилюля оказалась смертельной. Всего, по данным ученых В. Бояринцева, Л. Фионовой и А. Самарина, за период с 1990 по 2008 год в стране было закрыто 70 тыс. заводов. «В результате в условиях исчезновения главного заказчика научных разработок — наукоемкой промышленности — крах русской науки был неизбежен», – пишут они.

Вот некоторые данные о результатах реформ. Финансирование науки по сравнению с периодом застоя сократилось в 10 раз и в настоящее время в 200 раз ниже, чем в США, в 40 раз ниже, чем в Китае. В 2010 году финансирование отечественной науки сократилось на 7,5 млрд рублей и стало ниже уровня 2009 года.

С 1990 по 2003 год количество научных и проектных организаций сократилось в 7,8 раза, конструкторских бюро — в 3,6 раза, научно-технических подразделений на промышленных предприятиях — в 1,8 раза. В 90-е годы прекратили свое существование 800 институтов, что привело фактически к отмиранию понятия «отраслевая наука».

Из страны эмигрировали более 800 тыс. научных сотрудников в основном из области технических и естественных наук (при этом некоторые до сих пор числятся в своих институтах), обес-кровив реальный сектор. Ежегодно страну покидает до 15% выпускников вузов. По подсчетам экспертов ООН, отъезд за рубеж человека с высшим образованием наносит стране ущерб в размере от 300 до 800 тыс. долларов.

Огромные убытки понес самый наукоемкий и высокотехнологичный, оборонно-промышленный комплекс страны, по многим направлениям опережавший за-ру-беж-ных коллег на годы и десятилетия (проект «Энергия-Буран», ракетная техника, экранопланы, подводные лодки ка-та-ма-ранного ти-па и многое дру-гое). Так, по оцен-кам профессора Ушкалова, за 90-е годы число выехавших за ру-беж ученых и специалистов из оборонных НИИ и предприятий ВПК составляет не менее 70 тыс. человек. Только за период 1991—1996 гг. из некогда закрытого и сверхсекретного Всероссийского научно-исследовательского института экспериментальной физики (Арзамас-16), который является ведущим российским центром по ядерным исследованиям, за границу выехали более 5 тыс. специалистов. В 1992—1993 гг. из НПО «Импульс», специализирующегося на производстве систем наведения, электронно-оптического и другого электронного оборудования преимущественно военного назначения, за рубеж уехали 1800 ученых и инженеров.

Последние 20 лет в значительной степени выбили и вымыли самый ценный и продуктивный слой ученых и научно-производственных специалистов в возрасте от 30 до 55 лет. Это был именно тот слой, та группа людей, которые должны были обеспечить преемственность научных школ, передачу технологий и опыта (живыми носителями которых они являлись) более молодому поколению. Но этого не произошло. В результате средний возраст работающих в науке превысил 60 лет, а творческий потенциал упал до критически допустимого уровня.

С 1990 по 2008 год число научных сотрудников в России сократилось с 1 млн до 375 тысяч. Для примера: в 1995 году в США было 1050 тыс.

научных сотрудников, а в 2007-м — 1400 тыс., в ЕС, соответственно, 950 тыс. и 1300 тыс., в Китае — 500 тыс. и 1450 тысяч. Тенденция очевидна — во всем мире количество научных работ ников интенсивно растет, а в России падает.
За последние 10 лет уровень изобретательской активности в стране снизился на 90%.
Возраст большей части научного оборудования превысил 20 лет.

Ученые бьют тревогу

По словам генерального директора Института экономических стратегий Отделения общественных наук РАН профессора Александра Агеева, «мы потеряли порядка 40% наработанных технологий. Утратили те, которые были внедрены в массовое производство, но еще больше — те, которые так и не использовали. Скажем, в разработке «Бурана» у нас было создано порядка 400 технологий — практически ни одну из них не внедрили».

В октябре 2009 года ученые, в начале 90-х уехавшие из России и сделавшие успешную карьеру за рубежом, написали открытое письмо президенту и премьер-министру РФ, озаглавленное «Фундаментальная наука и будущее России».
«Мы считаем своим долгом обратить ваше внимание на катастрофическое состояние фундаментальной науки в стране, — написали ученые. — Регресс продолжается, масштабы и острота опасности этого процесса недооцениваются. Уровень финансирования российской науки резко контрастирует с соответствующими показателями развитых стран. Громадной проблемой для России был и остается массовый отток ученых за рубеж.

В течение десятилетий в СССР была создана мощная научно-техническая база и устойчивые механизмы ее воспроизводства, включая воспроизводство кадров. Именно эта база, свое-об-раз-ная научная «ткань» нашего общества, гарантировала научно-технический прогресс, обороноспособность страны и в конечном счете независимость России. Продолжающийся распад этой ткани приведет в ближайшее время к полному разрыву связи между поколениями научных работников, исчезновению науки мирового уровня в РФ и утрате знаний в катастрофических масштабах».

Почти одновременно со своими коллегами, оказавшимися за рубежом, 407 докторов наук, работающих в институтах Российской академии наук, написали аналогичное по содержанию открытое письмо властям страны. Два письма по единому адресу, посланные из разных частей планеты, — это последние отчаянные попытки спасти российскую науку.

«В силу возрастной структуры научных и педагогических кадров у России остается 5—7 лет для того, чтобы квалифицированные ученые и преподаватели старшего поколения успели подготовить новое поколение для науки, образования и высокотехнологичных отраслей промышленности. Если в эти сроки молодежь в научно-образовательную сферу привлечь не удастся, то о планах построения инновационной экономики придется забыть», — предупреждают ученые из академических институтов Москвы, Санкт-Петербурга, Нижнего Новгорода, Иванова и других российских городов.

Китай рвется в научные лидеры мира

28 января 2010 года специализированное агентство международной финансовой информации Thomson Reuters опубликовало отчет о развитии современной науки за последние несколько лет, из которого следует, что Россия значительно (если не сказать больше — катастрофически) утратила свои научные позиции практически во всех отраслях современной науки. Хуже того, существенное проседание произошло не только в фундаментальной науке, но и в практических отраслях, таких как ядерная энергетика. А ведь именно она позиционируется в качестве одной из точек роста будущей инновационной экономики страны.
«Российская наука — это проблема. Проблема, которую пока не удается решить, — пишут авторы отчета. — Россия долгое время была лидером в научных исследованиях и научной мысли в Европе и мире, это было довольно долго, поэтому сегодняшнее состояние научной области в стране является не удивительным, а скорее шоковым. Удивительно видеть, что страна стала проявлять так мало активности в научных проектах и привлекать так мало внимания в некогда ключевых для себя областях».
«Пока другие страны увеличивают собственное внимание к науке, Россия не может наладить отрасль как таковую и даже отстает в некогда ключевых для себя отраслях, таких как физика и космические исследования», — говорит Джонатан Адамс, директор по исследованиям Thomson Reuters.

Согласно данным агентства, на долю России приходится всего 2,6% мировых научных исследований, проведенных за последние пять лет. Для сравнения: на долю Бразилии приходится 2,1% (102 тыс. публикаций), Индии — 2,9% (144 тыс. публикаций) и Китая — 8,4% (415 тыс. публикаций).

Китай рвется в мировые научные лидеры. Его успехи действительно впечатляют: за 30 лет страна в 64 раза увеличила выпуск научной «продукции». Это превзошло самые оптимистические прогнозы, которые делались еще 4—5 лет назад. По оценкам авторов доклада, если такой рост продолжится, то Поднебесная уже к 2020 году сможет обогнать США по производству научных знаний и открытий.

В конце мая нынешнего года китайский суперкомпьютер впервые вошел в топ-10 в списке 500 самых мощных суперкомпьютеров мира. Список был опубликован во время Национальной конференции суперкомпьютеров в Гамбурге.
Компьютер Nebulae (в переводе с латыни — «туманности») из Национального центра суперкомпьютеров в Шэньчжэне занял вторую позицию в составляющемся каждые два года рейтинге. Он обладает производительностью в 1,27 петафлопс, уступая американскому суперкомпьютеру Jaguar с показателем 1,76 петафлопс. В то же время китайская система является лидером по теоретической пиковой производительности с показателем 2,98 петафлопс. Для сравнения: мощность быстрейшего суперкомпьютера России «Ломоносов», установленного в МГУ, в 3,6 раза меньше, чем у Nebulae, и размещается он в списке на 13-м месте, опустившись на одну позицию.

По словам Джона Локли из Центра суперкомпьютеров в Оксфорде, Китай становится все более серьезным игроком на мировой арене высоких технологий. «Чем больше в стране развивается производство, тем чаще в Китае используются сверхмощные компьютеры», — говорит он.

Где кадры, которые решают все?

По данным Института международных экономических и политических исследований РАН, среди 49 стран, производящих 94% валового продукта мировой экономики, по «индексу технологий» Россия занимает последнее место. На мировом рынке высоких технологий в настоящее время вклад России составляет 0,2—0,3%, США — 60%, Сингапура — 6%. По мнению члена-корреспондента РАН Бориса Кузыка, по уровню развития высоких технологий страна откатилась назад на 10—15 лет, а по некоторым направлениям (биотехнологии) — на 20 лет.

Сегодня для развития высоких технологий России, по оценкам, не хватает около полумиллиона специалистов. А научная эмиграция при этом продолжается с завидной стабильностью — ежегодно из страны уезжают 10—15 тыс. молодых ученых. По данным кандидата физико-математических наук Ю. Лисовского, наши эмигранты, живущие в США, обеспечивают 20—25% американского производства в области высоких технологий, что составляет около 10% мирового рынка.
В собственной стране все наоборот.

28 августа 2009 года исследовательский центр Юрия Левады опубликовал данные об оценке российских граждан доходности профессий. На первом месте оказались банкиры. 43% респондентов уверены, что люди именно этой профессии постоянно живут в материальном достатке. Далее с небольшим отрывом идут такие профессии, как звезды эстрады (24%), судья и прокурор (23%), министр (22%), депутат (26%) и правительственный чиновник (21%).

Самыми невыгодными стали такие профессии, как профессиональный нищий, офицер армии, ученый, художник и писатель. Им досталось лишь по 1% голосов. Как при таком рейтинге будет решаться проблема кадрового наполнения исследовательско-инновационных кластеров в ходе высокотехнологичной диверсификации российской экономики, не очень понятно. Возможно, заработают новые законы, которых, правда, еще нет. Но в это верится с трудом, поскольку не работает даже то немногое, что уже есть.

Надежды на массовое возвращение ученых и специалистов-соотечественников из-за рубе-жа пока что иллюзорны. Все-та-ки среда обитания (безопасность, комфорт, сервисно-ин-фра-струк-тур-ные возможности, взаимоотношения и многое другое), а также перспективы, в особенности для семьи и детей, за границей (прежде всего в США) находятся несколько на ином уровне. Сегодня в Россию возвращаются в основном те, кто там больше не нужен. Например, есть предложения вернуться и работать на родине от 65-летних ученых. В этом возрасте в Европе в обязательном порядке уходят на пенсию. А в России ограничений по возрасту нет.
Что касается привлечения иностранцев, в этом тоже пока есть большие сомнения. Вот, например, что говорит руководитель одного из первых в России американских инвестиционных фондов Delta Private Equity Partners Патриция Клоэрти: «Есть масса возможностей для модернизации российской экономики, но все это традиционные отрасли, а не инновационные начинающие компании из сферы высоких технологий». При этом она предостерегает по поводу инвестирования в инновации, прямо говоря, что этого следует «избегать».

«Такие проекты могут натолк-нуться на неожиданные препятствия, скажем, на слабые законы о защите интеллектуальной собственности. Рисков масса, и поэтому многие американские инвесторы в технологическую сферу продолжают рыскать по российским университетам в поисках технологий на экспорт для их промышленного внедрения в США», — пишет 6 июня нынешнего года The New York Times.

Не озвучивается четких и комплексных государственных мер по стимулированию к инновациям и сближению с наукой главного потенциального потребителя инноваций — отечественного частного сектора. Государство пока никак не поощряет частный бизнес заказывать и внедрять инновации, оплачивать НИОКР, комплексно, а не точечно модернизировать производство, осуществлять новые подходы к маркетингу и продвижению на рынки инновационных изделий. В результате на инновации в государственном масштабе, во всяком случае пока, нет ни социального, ни бизнес-заказа. Чтобы он появился, нужны не красивые слова, не работающие законы и надежды на «заморского дядю», а четкое осознание всеми нами, что, если этого не сделаем мы, этого не сделает никто. Именно это осознание, желание не сбежать туда, где лучше, а создать лучшие условия для жизни у себя, в 20—30-е и послевоенные годы вывели нашу страну в число мировых научных и научно-производственных лидеров.