"Патриотизм - чувство вредное и отжившее", часть 2.

На модерации Отложенный

Считается, что есть плохой патриотизм (псевдо-, квази-, квасной, шовинистический) и патриотизм хороший: любовь к своей стране, своему народу НЕ В УЩЕРБ, не во вред кому-то другому. Такой патриотизм, по идее, вполне может мирно сосуществовать, уживаться и даже дружить с другим, ХОРОШИМ, патриотизмом. (Н. Добролюбов: «Патриотизм живой, деятельный именно и отличается тем, что он исключает всякую международную вражду»; Н.Бердяев: «Любовь к своему народу менее всего означает вражду и ненависть к другим народам»).

«Хороший» патриот удивляется и обижается, не встретив полного доверия со стороны другого, тоже «хорошего», патриота. Увы, мирно сосуществуют, не мешая друг другу, только те патриотизмы, которым нечего делить. Например, норвежский и уругвайский.

Истинно Русский Патриот (мэр Москвы) любит Россию с Севастополем, но с Севастополем же любит свою ридну неньку-Украину и мэр города Львова. Оба они сколько угодно могут клясться в том, что их чистая и высокая любовь к Отчизне начисто лишена неприязни к кому-то, что «чужой земли ни пяди не хотим, но и своей вершка не отдадим»,

- Но ведь Севастополь – это НАША земля! – заявляют оба патриота.

Как только к святому и поэтичному патриотизму примешиваются прозаические национальные интересы, разница между хорошим и плохим патриотизмом как-то сходит на нет.

А для Льва Толстого хорошего патриотизма быть не может.

Уже в «Анне Карениной», за двадцать с лишним лет до написания статьи «Патриотизм и правительство», он отверг лозунг «защиты единоверных братушек-славян» и весь великодержавный экспансионизм – «это несовместимо с духом христианства». Толстой с полным сочувствием цитирует французского публициста Альфонса Карра: самых пламенных проповедников патриотической войны – в особые передовые отряды, и на штурм, в атаку, впереди всех! Предполагается, что это умерит пыл национально ориентированных депутатов и журналистов. Действительно, если бы все они из одного циничного расчета, из выгоды проповедовали самопожертвование ради Отчизны, разоблачить таких патриотов не составило бы труда. Но Толстой (возможно, для большей наглядности) несколько упрощал, представляя дело так, что писатели, педагоги, журналисты, депутаты служат патриотизму «профессионально» - ТОЛЬКО потому, что на этом пути легче добиться карьеры, денег, славы и т.д.

В статье «Россия – пессимистам» (журнал «Эксперт», 31.12.2007) находим проникновенные строки: «Великое государство – такой же повод для гордости, как швейцарские часы, французская кухня, итальянское искусство Ренессанса. И не только предмет гордости, но и источник дохода. Российские пространства с их несметными богатствами и стратегическим положением, сегодня окупаются для нас сторицей».

«Окупаются ДЛЯ НАС» - очевидно, не для всего населения России, а для «элиты».

Как порадовался бы Лев Толстой, найдя новое подтверждение тому, что патриотизм нужен прежде всего министрам, генералам, богачам, обслуживает их интересы, насаждается СВЕРХУ! «В руках правящих классов войско, деньги, школа, религия, пресса. В школах они разжигают в детях патриотизм историями, описывая свой народ лучшим из всех народов и всегда правым; во взрослых разжигают это же чувство зрелищами, торжествами, памятниками, патриотической лживой прессой».

Да, тот, кто говорит толпе: «Наш народ – лучший в мире, и мы, его дети, суть особенные и удивительные, самые умные, талантливые, добрые, сильные»,- обречен на успех. Самое мало, он будет пользоваться куда бОльшим сочувствием, чем унылый проповедник братства и равенства народов.

- Мы не лучше других, мы такие же, как все! – разве этот лозунг кого-то вдохновит и поведет в бой? Да вряд ли с такой проповедью вообще найдешь слушателей.

Но мы знаем, что шкурные интересы могут чудесно сочетаться с высокими принципами, а выгода – сплетаться с искренними убеждениями. И отнюдь не каждый толкующий о нравственной высоте русского патриотизма – лжец и лицемер. Разве мало примеров того, как представители привилегированных классов, которым, казалось бы, сам бог велел отсиживаться в безопасном местечке, не только других отправляли, но и сами шли и детей своих посылали почти на верную смерть?

- Вы потому за войну до победного конца, что у вас двадцать тысяч десятин имения в Полтавской губернии! – кричали революционеры председателю Государственной Думы Родзянко.

- Причем тут десятины? У меня сын на фронте, на передовой, каждый день может погибнуть! – удивлялся и возмущался Родзянко.- Возьмите мое имение, но Россию защитите!

Жириновский вряд ли пойдет на штурм, в атаку впереди всех, а Проханов и Лимонов – пойдут. И дело не столько в патриотизме, сколько в самолюбии, тщеславии, страхе потерять репутацию.

Из Манифеста патриотического движения «Наши» от 15.04.2005: «При оценке перспектив будущего лидерства России мы рассматриваем Россию как исторический и географический центр мира».

Ваше право, ребята! Каждый человек и каждый народ видит себя в центре мироздания, так устроены наши органы чувств. «Мы – особенные, уникально-неповторимые, не такие, как все»,- с этого начинается национальное самосознание.

Казалось бы, бесспорно, что многообразие рас, наций и народностей есть благо, есть богатство человечества и каждая нация должна лелеять свою уникальность и гордиться ею. Казалось бы, ясно, что особенности каждого народа, его языка, традиций, культуры, есть необходимое условие развития всего человечества и потому патриотизм, стремящийся к сохранению этих особенностей, есть благородное и полезное чувство. Но Толстой придерживается другого мнения: эти самые особенности служат главным препятствием осуществлению идеала братского единения народов. И потому «поддержание и охранение особенностей какой бы то ни было народности (…) служит не сближению и единению людей, а всё большему и большему отчуждению и разделению их».

Прямо глобализм какой-то – задолго до появления глобализма в современном понимании! Можно ли так недооценивать силу патриотизма, который сам Ленин, пролетарский интернационалист номер один, называл одним из наиболее глубоких, прочных и древних чувств!?

Лев Толстой – мыслитель чрезвычайной мощи, он, как танк или слон, идет вперед, не отклоняясь и не опускаясь до уступок и компромиссов. Недом Плеханов называл его гениальным метафизиком (противопоставляя мыслителям-диалектика).

Для Толстого «быть патриотом» означало «быть врагом общечеловеческого братства». Для «истинно русских патриотов» быть сторонником общечеловеческого братства и означает «быть врагом России».

Один истинно русский писателище заявлял, что в жизни не прочитал ни одной строчки на нерусском языке.

- Ну, а как же Гете, Бальзак, Диккенс?

- Я и не читая могу сказать: всё они дерьмо! Может, для своего гнилого Запада и не полное дерьмо, но по сравнению с Пушкиным, Достоевским, Толстым…

Между тем, вышеназванные литераторы, внесшие известный вклад в уникальную русскую духовность, отнюдь не пренебрегали иностранными языками и литературами, Пушкин читал по-английски, по-немецки, по-итальянски, по-польски, не говоря уже о французском. Достоевский переводил Бальзака, Толстой так свободно и чисто говорил по-немецки, что один учитель из Веймара принял его за своего коллегу, т.е. не просто немца, но и немецкого учителя.

Всечеловечность, необыкновенную восприимчивость русского человека к чужому воспевали прежде всего не либералы-западники, а как раз славянофилы-почвеники: «(…) мы, Русские, способнее понять Гегеля и Гете, чем Французы и Англичане; что мы полнее можем сочувствовать с Байроном и Диккенсом, чем Французы и даже Немцы, что мы лучше можем оценить Беранже и Жорж-Занд, чем Немцы и Англичане… Мы свободно можем разделять все мнения, усвоивать себе все системы, сочувствовать всем интересам, принимать все убеждения» (Иван Киреевский).

«Нам внятно всё - и острый галльский смысл, И сумрачный германский гений.. Мы помним всё - парижских улиц ад, И венецьянские прохлады, Лимонных рощ далекий аромат, И Кельна дымные громады...».

«Нам внятно всё», «Мы лучше всех можем оценить», - это не значит «Мы всех превосходим», «Мы умнее всех». Это значит: «Мы – часть общего, мы не самодостаточны, мы должны и прекрасно умеем учиться».

Так кто же полнее выражает русский национальный характер – современный «истинный русич», презирающий все чужое, не зная его, или Лев Толстой, посягнувший во имя иллюзорного братства народов на святое, на Патриотизм?

Впрочем, для человека, хоть краем уха слышавшего о диалектическом методе, нет антагонистического противоречия между общечеловечески-глобалистским и уникально-национальным. Динамическое равновесие между «мы не такие, как все» и «мы похожи на всех», между сознанием своей особости и стремлением к сближению наций.

«Национальности сближаются через свободное развитие каждой»,- по-моему, в этой диалектической формуле (Толстому она показалась бы иезуитским софизмом) что-то есть.

Мы уникальны и в тоже время схожи с другими, иначе не могли бы находить с ними общий язык, ставить себя на их место. Чем больше мы любим свой народ и чем больше хотим видеть его в самой середке мироздания, тем лучше мы должны понимать, что как раз в этом отношении мы не самобытны, что наша страна самая главная ДЛЯ НАС, а не в объективной реальности, что каждый народ рассматривает себя как исторический и географический центр мир