Андрей Десницкий: Ошибка президента

Мы только что отметили 85 лет со дня рождения первого президента России. Вал публикаций и заметок в блогах показал: мы еще не научились воспринимать его сложно и объемно. А потому: «спасибо деду за победу», «голосовала дважды и теперь бы проголосовала», «он попросил простить — и я все простил». А с другой стороны: «предатель, разваливший СССР», «кровавый палач русского народа» или, для разнообразия, «человек, погубивший демократию в России».

У нас и девяностые были очень разные: кто зарабатывал свой первый миллион, наслаждаясь свободой, а кто в нищете и унижении выживал на бюджетную зарплату. Жить эти двое могли в соседних квартирах и каждый день встречаться в подъезде или у ларька с сигаретами (элитные коттеджи и бутики появились не сразу), но просто не замечали друг друга.

Не научились понимать друг друга и по сей день — может, потому так неладно и живем?

А теперь приближается новая памятная дата, куда более значимая, чем день рождения Ельцина: два десятилетия назад тяжело больной президент с рейтингом, стремящимся к нулю, публично заявил, что будет баллотироваться на новый срок.

В жизни Ельцина было немало спорных и явно ошибочных решений. Про большинство из них можно сказать: но ведь никто же не знал, как надо, не было у нас никакого опыта перехода к рынку, приватизации, умиротворения мятежных южных республик или парламента, ощетинившегося баррикадами, — а решать что-то было нужно, и решать срочно.

Иные решения оказывались не то чтобы ошибочными, а прямо-таки кровавыми. Но каждое из них может быть хоть отчасти объяснено чрезвычайными обстоятельствами и неопытностью президента.

Кроме одного… Или, пожалуй, двух, но второе вытекало из первого. Из того самого, которое огласил Ельцин в Екатеринбурге 15 февраля 1996 года: он пойдет на новые выборы. Так было официально провозглашена главная национальная идея, с которой живем 20 лет: страну возглавляет лидер и герой, которому нет и не может быть приемлемой альтернативы.

Страна жива, лишь пока он жив и возглавляет ее, а те, кто хотят лишить его власти, — это восставшие из ада, носители абсолютного зла.

Да, именно так и видели это тогда «люди нашего круга», а точнее — «демократических убеждений» (пожалуй, без кавычек тут все же не обойтись). В том числе и я сам: во втором туре я после долгих колебаний проголосовал тогда за Ельцина, прекрасно все понимая и с трудом уговаривая себя. Ну не Зюганов же!

Самый, пожалуй, показательный пример — предвыборная газета «Не дай Бог!», выходившая тиражом 10 млн. Само название подсказывало: речь идет не просто о политическом процессе, а об экзистенциальном выборе между Богом и дьяволом (в образе Зюганова). Газета не чуралась откровенных манипуляций (например, письма читателей-коммунистов соседствовали с фотографией людей, повешенных на балконе, по-видимому, нацистами). В ней, разумеется, отметились все властители дум (например, Н.С. Михалков): «Россия — такая страна, что нельзя ее бросать на орла-решку, кто подберет».

А значит, у выборов может быть только один, заранее определенный результат. И всем было очевидно, что для его достижения необходимы, мягко говоря, экстраординарные меры. Сейчас уже невозможно установить, насколько точно велся подсчет голосов на тех выборах, но ведь

честные выборы — это не просто честный подсчет, как и честная торговля — не просто та, где на кассе сдачу дают без обмана.

Нет, честные выборы подразумевают возможность для граждан заниматься политикой, равный доступ всех кандидатов к СМИ, а также содержательную дискуссию между ними по сути.

Вот с этим были большие проблемы.

Программа Ельцина, по сути, сводилась к лозунгу «голосуй сердцем» (то бишь выключи голову) и к тотальной демонизации оппонента. А позитив, по сути, был один: президент уже правит несколько лет, перемены нам ни к чему, а если что пошло не так, то остальные еще хуже. Разве не то же самое мы слышим с тех пор перед любыми выборами?

И вторая суверенная ошибка Ельцина стала, по сути, продолжением первой. В 2000-м не должно было быть никаких выборов — только срежиссированный вотум народного доверия новому Отцу Нации, о котором за полгода до того почти никто и не слышал.

И тут я предлагаю некий мысленный эксперимент: а давайте представим, что преемником был назначен… ну, к примеру, Борис Немцов, а если его не любите, представьте любого другого человека, за которого без тени сомнения вы могли бы в 2000-м проголосовать.

И вот об этом нашем избраннике Ельцин на прощание говорит: «Я всегда был уверен в удивительной мудрости россиян. Поэтому не сомневаюсь, какой выбор вы сделаете в конце марта 2000 года». Да и в самом деле, каким же еще может быть этот выбор… И вот следующие 15 лет нашему любимому преемнику и всем нам каждый день объясняют, что именно он — спаситель страны, все его решения мудры и безошибочны, а все его оппоненты проплачены… ну, пусть не Госдепом, а, к примеру, китайскими коммунистами и иранскими муллами. Вы всерьез думаете, что ваш замечательный преемник сохранил бы реальный взгляд на происходящее?

И еще один мысленный эксперимент. А давайте представим себе, что демократы весной 96-го не стали бы действовать по принципу «тут играем, тут не играем, тут демократию заворачивали». Стали бы обсуждать всерьез программу Ельцина, его состояние здоровья, всерьез предлагали бы другие варианты… И тщательно следили бы за процедурами голосования, ну совсем как в 2012 году.

Выиграл бы явно Зюганов, думаю, с небольшим перевесом. И что? Страшилки про восставших из ада оставим пропагандистам. Итак, человек, пуще огня боявшийся взять на себя ответственность, оказался бы у руля страны в преддефолтном состоянии и с военным конфликтом на южных рубежах. Денег в казне было мало, власть делила свои полномочия с бандитами и олигархами, совсем не такими, как 1917 году, — не отдали бы они революционным матросам своих банков и заводов за просто так.

И что бы сделал Зюганов? Восстановил СССР? С тем же успехом он мог оживлять дедушку Ленина в Мавзолее.

Наверное, напечатал бы много-много рублей, и доллар скоро стоил бы не пять, а, к примеру, двадцать тысяч (к концу 98-го так и вышло, учитывая деноминацию). Зажал бы свободу слова, отобрал бы НТВ у Гусинского, а ЮКОС — у Ходорковского, и его бы посадил. Отменил бы выборность губернаторов. Ради победных реляций возобновил бы боевые действия в Чечне… Ну что еще? Да, попробовал бы отобрать у Украины Крым и еще, может, пару регионов. А что же такого, чего бы мы и так не получили?

Ах да. Он бы постарался отменить или сфальсифицировать выборы 2000 года. Но напомню, что он был весьма далек от всесилия. А у демократов были бы все основания выводить на улицу народ: мы дали тебе попробовать, ты не справился, теперь уступи место. И избиратель тогда видел бы какой-то смысл в этих выборах, видел бы связь между поданным голосом и тем, как он прожил следующие несколько лет. А не «все решено без нас и за нас, ходить бесполезно, все они там одинаковые».

У Ельцина и у всех нас в девяностые было много великих побед и много провалов. Но именно 20 лет назад, в феврале 96-го года, российские системные демократы в массе своей разменяли демократичность на стабильность. Демократичность страна потеряла довольно быстро, зато надолго. А стабильность — что ж, ее растрачивает только сейчас.

Андрей Десницкий