В защиту мигалок

Не понимаю я ни этих нападок на машины со спецсигналами и спецномерами, ни упорно кем-то разжигаемой ненависти к их пассажирам. Думаю, всё это – от обычной человеческой озлобленности и, главное, от полнейшего нежелания представить себя на месте осуждаемого тобой человека – представить, и задохнуться от жалости: боже, да как же он выдерживает-то такое?

Я хорошо знаю, о чем говорю – потому что мне несколько раз в жизни доводилось проходить без очереди. Точнее, не я проходил, а меня проводили, но это дело меняет не сильно. Секретарша – или, к примеру, медсестра - выглядывала из кабинета «благодетеля», и, невидяще глядя поверх длинной вереницы ожидающих, властно выкрикивала мою фамилию – «проходите, вас ждут». А то и сам знакомец мягко подхватывал меня под руку и тащил к себе – мимо усталой и покорной очереди, не слушая моего вялого бормотанья «да я не тороплюсь, я подождал бы, да люди же, неудобно…»

Иногда даже удавалось отбиться, но если нет – то я как сейчас помню этот жаркий ужас стыда, стыда перед собой и незнакомыми мне людьми, у которых я воровал еще несколько бесконечно долгих минут жизни. Помню, как мерзко было потом вылезать из кабинета, и снова проходить мимо них, пряча глаза и стараясь делать вид, что ничего особенного не произошло, и ожидая спиной горьких и справедливых слов осуждения – но нет, люди деликатно молчали, понимая драматизм ситуации.

А прибавить к этому само муторное ожидание этого позора? Вот ты сидишь, как человек, а сейчас тебя выдернут и проведут. А как долго отвратительно бывало на душе после этого! Господи…

Вспомнили? Наверняка почти у каждого случалось такое, хоть разок – и у вас точно так же противно сосало и ныло где-то под сердцем от сознания совершаемой тобой несправедливости.

А теперь представьте тех, кто каждый день вынужден проделывать такое, стремительно пролетая мимо молчаливого тоскливого стада замерших в пробке машин. Пролезая без очереди. Представьте, как мучаются эти люди, сжавшись на задних диванах своих лимузинов, как невидимо корчатся от стыда и внутреннего самонепрощения.

Как ночами их будит совесть, заставляя бессонно ворочаться в мятых простынях. Как в неспокойных горячечных снах видятся им бесконечные вереницы машин с тысячами людей внутри – и множество погубленных ими человеко-лет.

И ужас еще в том, что невозможно им найти или придумать никакого нравственного оправдания этой ежедневной вынужденной пакости – никакого, ибо совесть нельзя ни обмануть, ни уговорить. Я имею в виду оправдание именно нравственное, а не логично-рациональное – таких-то сколько угодно понапридумывать можно, разум это вещь хитрющая. Но – «совесть есть нравственная категория, позволяющая безошибочно отличить дурное от доброго»(с), и никуда от этого не деться, ибо она – и величайший из палачей.

Впрочем, оправдания возможны: если, к примеру, ты на «зебре» подобрал затеявшую вдруг рожать женщину, и мчишь ее в больницу, спеша успеть, и уговаривая – потерпи минутку, милая, – тогда, конечно, мигалка позволительна и даже похвальна. Но ведь вряд ли у нас столько женщин ежедневно начинают рожать на улице в «час пик»?

Нет, я, конечно, знаком с почему-то довольно популярной теорией, что наличие стыда и совести у политика или крупного чиновника – это как штамп о профнепригодности. – Тогда, - говорят мне, - все просто: они едут себе мимо нас и в ус не дуют, в лучшем случае – не замечая и не задумываясь, а то и еще даже и гордятся этим.

При всей заманчивой простоте такого объяснения я его принять не могу – ибо это означало бы, что во властных верхах нашей Родины могут быть непорядочные и бессовестные люди, а этого, согласитесь, вообразить никак невозможно.

Поэтому нам только и остается, что, преисполнившись жалости и сочувствия, поклониться этим людям, самоотверженно несущим столь тяжкий крест – ежедневный подвиг умерщвления совести.

Оставьте ваших злых и несправедливых глупостей. Уступите им дорогу. Улыбнитесь им. Помашите вслед рукой или посигнальте радостно – пусть почувствуют нашу поддержку и симпатию. И, может быть, им станет чуточку легче.