Внучка за бабку. Спасение утопающих

Лизавета Ивановна привычно натянула розовую резиновую шапочку в цветочках для купания, спустилась по лесенке и поплыла. Молодой спасатель, который только что поставил красный флаг — запрет на купание и проверил якорь на заградительных буях, собирался что-то сказать, но махнул рукой. Лизавета Ивановна уплыла вдаль размашистым брассом.

Она плавала до дальнего камня ровно тридцать минут. Да, самое главное, ей было восемьдесят.

Через сорок минут, разрезая волны навстречу нарастающему шторму, в воду вошла дочь Лизаветы Ивановны — женщина чуть за сорок.

— Поплыву за ней, — сообщила она остававшимся на пляже отдыхающим.

Прошло ещё полчаса.

— Вы не присмотрите за Севой? — спросила внучка Лизаветы Ивановны, молодая мать двадцати с небольшим лет, — поплыву за ними. Я быстро.

Через двадцать минут, когда с маленьким Севой поиграли все, кто был в тот час на пляже, кому-то в голову пришла мысль, что как-то долго они плавают.

— Надо на лодке идти. Бензин в моторе есть? — сказал Владимир Иванович, в прошлом капитан дальнего плавания.

— Врача возьмите, врача. Мало ли что! — крикнула женщина.

— Луна убывает, опасное время. Я сегодня тоже как дурная хожу, давление, — сказала ещё одна.

— Лизавета Ивановна — сердечница, — отозвался кто-то с дальнего лежака.

— А у её дочери — давление, — настаивала женщина.

Владимир Иванович взял на себя руководство спасательной операцией. Он выводил лодку в море, требовал, чтобы кем-то привезённый врач надел спасательный жилет, просил соблюдать спокойствие.

— Рация нужна, — сказал он.

— Возьмите бебиситтер, — предложила мать, — только она далеко не ловит.

— Мобильный возьмите, зачем бебиситтер? — сказал мужчина, отдавая телефон.

— Я к маме хочу! — заплакал Сева.

— Возьмите его с собой, — предложила женщина.

— Нечего, — отрезал Владимир Иванович.

Резиновая лодка, преодолевая волны, завернула за камни.

На пляже было непривычно шумно и людно. Паника нарастала. Вновь пришедшим рассказывали, что утонула бабуля-сердечница, да к тому же с давлением. А следом за ней утонула и дочь, у которой свело ногу (откуда взялась эта версия?), и внучка, которая не смогла вытащить двоих женщин. И вот теперь маленький Сева остался сиротой. То есть ещё не остался, но наверняка останется, потому что луна убывает. И вообще в прошлом году двое здесь утонули, прямо на этом пляже.

Ещё через пятнадцать минут народ бился в истерике.

— Едут! Плывут! — закричал мужчина, отдавший свой мобильник.

Резиновая лодка почти наполовину ушла под воду под весом пассажиров. В лодке сидели все три женщины. Доктора мутило, и он блевал, свесившись в море. Капитан дальнего плавания ругался матом так, что заглушал звук прибоя.

Сначала выловили внучку, которая висела на буе и рыдала в голос. Потом отловили дочку, которую прибило к скале. Она распорола, вылезая, ногу, в целом была в порядке.

Лизавету Ивановну подобрали на самом дальнем диком пляже. Она к нему уверенно гребла. Правда, уже по-собачьи.

— Мы сейчас вас вытащим! — закричал ей доктор.

— Не надо меня вытаскивать. Я отлично плыву. Просто моя скорость чуть меньше скорости течения, вот меня и прибило, — ответила Лизавета Ивановна.

Доктор из-за шума лодки и волн ничего не услышал.

— Не волнуйтесь, мы вас спасём! — крикнул он.

— Я не волнуюсь, — рассердилась бабуля, — это вы мне мешаете плыть!

— Поднимайтесь на борт, — велел строго капитан.

Лизавету Ивановну вытаскивали долго. Даже проволокли её, как на буксире, плюнув, некоторое расстояние, но она нахлебалась воды. Что тоже заметили не сразу, а когда Лизавета Ивановна скрылась под водой с головой.

— Вы меня чуть не утопили! — закричала она, откашлявшись и отплевавшись, — лучше б я сама утонула!

— Плыла себе, никого не трогала, — бурчала она, — пешком бы дошла с пляжа.

Надо сказать, что её дочь в это время молча и в некотором ступоре рассматривала свою ногу с окровавленным бинтом, а внучка продолжала плакать, поскуливая. Доктора как раз в это время начало мутить, и он был погружён в себя. Владимир Иванович молчал и управлял лодкой так, как будто стоял за штурвалом крейсера.

Когда все женщины были благополучно высажены на берег, замотаны в полотенца и напоены чаем, дочка Лизаветы Ивановны вдруг подскочила, забыв про больную ногу, сорвала с головы матери купальную шапочку, побежала на пирс и закинула шапку далеко в море. Дочь продолжала рыдать. Она целовала Севу и захлёбывалась новым потоком слёз. Едва успокоившись, опять смотрела на сына, целовала его и опять утопала в слезах. Доктор наконец принял таблетку от морской болезни, которую запил стаканом местного самогона, принесённого молодым спасателем.

Уже вечером, когда все всё обсудили в красках и разошлись, Владимир Иванович привязал лодку и ещё долго сидел на шезлонге, глядя на вдруг успокоившееся море. Волны мучили резиновую шапочку, которая билась о камни, цеплялась розочками, но её опять сносило на глубину.