Георгий Мирский о том, что роднит сталинизм с фашизмом.

На модерации Отложенный

Историк Георгий Мирский опубликовал в блоге на "Эхе Москвы" интереснейшую заметку-воспоминание "Убийство Кирова".
Сегодня, 1 декабря, круглая дата – 80 лет со дня убийства Кирова. Мне эта дата памятна вдвойне: в тот день я, восьмилетний мальчик, попал в Филатовскую больницу с дифтеритом, болезнью по тем временам смертельной. Мать потом рассказывала, что когда на следующий день она после работы примчалась в больницу, дверь в детскую палату оказалась запертой, и сторож объяснил: «Да померли все дети». Она догадалась кинуться во взрослую палату, куда меня перевели, единственного оставшегося в живых. 
Когда я вернулся домой, страна еще была в трауре. Кто убил Кирова? Сомнений не было: германские фашисты и троцкисты. Эти два названия – гитлеровцы и троцкисты – стояли рядом. За невероятно короткий срок, всего за несколько лет, целенаправленная, не встречавшая никаких возражений и сомнений пропаганда сумела полностью оболванить людей. Троцкий – тот самый человек, которому некогда, ко дню Красной Армии, на первой полосе газеты «Правда» была посвящена редакционная статья под заголовком «Лев Троцкий – организатор победы» – изображался как союзник Гитлера, совместно с ним стремящийся восстановить в нашей стране власть капиталистов и помещиков. Все так говорили, я слышал этот бред своими ушами. 
Потом, когда развернулся террор, на Западе стали предполагать, что убийство Кирова – дело рук Сталина, провокация, предлог для расправы с оппозицией. У нас тогда вряд ли кто-нибудь мог так думать, и частушка «Огурчики-помидорчики, Сталин Кирова убил в коридорчике» была придумана намного позже. Я думаю, что убийца Николаев, человек неуравновешенный, пошел на преступление по личному мотиву: его жена, как известно, была любовницей Кирова. А вот то, что Сталин воспользовался этим убийством для того, чтобы дать старт не имевшей прецедентов в истории кампании массового террора, сомнения нет. Именно с 1 декабря 1934 г. начинается отсчет войны Сталина против собственной элиты, против своей партии, Красной Армии и народа.
Ведь в том же 34-м году прошел 17 съезд ВКП (б)--– «съезд победителей», на котором Сталин сказал, что это первый съезд, на котором «бить уже некого». Все оппозиции разгромлены. Делегаты съезда со смехом аплодировали. Их было 1966, этих веселых делегатов, и в последующие годы 1108 из них будут расстреляны. На 17 съезде они с энтузиазмом избрали в ЦК партии самых лучших из своей среды, 139 членов и кандидатов. Из этих 139 до следующего съезда не доживет 98 человек. Съезд расстрелянных победителей. 
Сергей Миронович Киров, считавшийся «любимцем партии», особой популярностью в народе не пользовался, но выглядел одним из более или менее симпатичных руководителей, наряду с Серго Орджоникидзе. А мы, мальчишки, как и красноармейцы, больше всех знали, естественно, Ворошилова («первого красного офицера») и «братишку» Буденного , но уважали не столько их, сколько Тухачевского, Блюхера и Гамарника. Они-то и погибли: Гамарник успел застрелиться, двух других расстреляли. 
Помню, мы ехали с матерью с Ярославского вокзала в электричке, стояли в проходе, передо мной мужчина читал газету, и я, заглянув через плечо, воскликнул: «Мама, не может быть!» «Что?» «Тут написано, что Тухачевского арестовали, он враг народа, не верю!» Мать сразу же зажала мне рот ладонью и подтолкнула в тамбур, к выходу, мы вылетели пробкой на платформу на станции «Клязьма», хотя надо было ехать дальше. У меня слезы хлынули из глаз: Тухачевский, красавец, рыцарь, герой из героев, кумир и образец для всех ребят… 
Это было в июне 37-го года, а осенью в классе учитель истории уныло говорил: «Откройте учебник на таких-то страницах, замажьте чернилами фотографии». Он даже не решался произнести фамилии «врагов» – Тухачевского, Якира и Уборевича. А Блюхер был еще на коне, мы пели песню о Дальневосточной армии, где были слова: «Прицелом точным врага в упор! Товарищ Блюхер, даешь отпор!» Более того, он был в составе трибунала, приговорившего к расстрелу «группу Тухачевского». Но пробил и его час: сохранился рассказ чекиста-очевидца о том, как тащили на расстрел с выбитым, висевшим на щеке глазом маршала Блюхера, первого командира, награжденного во время гражданской войны орденом Красного Знамени … 
Японский шпион –вот кем стал Блюхер, и мы опять замазывали чернилами фотографию в учебнике, и не только его, но и маршала Егорова, когда-то воевавшего вместе со Сталиным в полькой кампании 1920 года, но спустя почти двадцать лет получившего свою пулю в затылок.


В компартии Бирмы, которая десятилетиями вела партизанскую войну в джунглях, было две меры взыскания : « исключить из партии» и « исключить совсем». То есть расстрелять.. Из пяти первых маршалов Советского Союза трое были « исключены совсем». С какими маршалами встретил Сталин июнь сорок первого года? Ворошилов, Буденный, Тимошенко и Кулик полностью провалились как полководцы, были жестоко биты немецкими генералами, сняты с должностей, а Кулик потом даже расстрелян. 
Блюхера на Дальнем Востоке сменил известный военачальник Штерн, но расстреляли и его, причем когда? В октябре 1941 года, в разгар битвы под Москвой. Вместе с ним расстреляли прославленных летчиков, ветеранов испанской войны, уже ставших генералами – «грозу немецких истребителей» Рычагова и дважды Героя Советского Союза Смушкевича (легендарный «генерал Дуглас», кумир республиканской Испании, организовавший оборону Мадрида от фашистской авиации). Их всех объявили замаскированными врагами, агентами гитлеровцев. 
После смерти Кирова, уничтожения всей военной верхушки и расстрела таких относительно популярных людей, как Бухарин, Рыков, Косиор, Рудзутак, Енукидзе, Постышев, Косарев, какими-то симпатиями, пожалуй, еще пользовался Орджоникидзе. Но вот однажды после бурного разговора со Сталиным он пустил себе пулю в сердце. Тут же к нему домой, естественно, приехало все Политбюро, и Сталин, глядя на мертвого Серго, громко сказал: «Вот ведь какая вещь сердце! Только что человек был здоров, и на тебе!» На следующий день – некролог в «Правде»: умер от сердечной болезни. 
Вокруг Сталина оставались Ежов, Молотов, Ворошилов, Маленков, Каганович, Жданов. Впрочем, и из них уцелели не все. Я учился в классе, где висел портрет наркома внутренних дел Ежова, «кровавого карлика», самого страшного человека, и вот однажды утром осенью 39-го года мы приходим на занятия, и мальчишка, раньше других заглянувший в класс, выскакивает с криком: «Ребят, смотрите, ежика-то нету!» Глазам своим не верим: пустой темный четырехугольник на стене. Вскоре вместо стены Ежов оказался у стенки, пардон за зловещий каламбур.
Спустя четверть века я спросил у директора нашего академического института Арзуманяна, почему Орджоникидзе не пустил пулю сначала в Сталина, а потом в себя – ведь он знал, что обречен, его брата уже взяли. Старый мудрый человек, сам посидевший в тюрьме, спросил меня: «А вот подумай: тебе было 11 лет, и что тебе пришло бы в голову, если бы ты узнал, что Орджоникидзе убил Сталина? Я тебе скажу, что: раз уж такой человек, как Серго, оказался врагом, кому можно доверять? Родному брату нельзя. И все было бы так же, Молотов стал бы вместо Сталина, террор еще усилился бы, ведь надо было бы разоблачить всех врагов, правильно? Вот и все. Уже было слишком поздно, Сталин уже был неотделим от партии. Серго это знал.»
Да, слишком поздно. Мы, мальчишки тридцатых годов, вошли в жизнь, зная, что Сталин – это неотъемлемая часть Вселенной. Пропаганда сделала его несменяемым и незаменимым. Точка невозврата была пройдена. Душегуб мог пролить сколько угодно крови – и все сходило ему с рук. Сходит и до сих пор. И находится немало фальсификаторов истории, докторов наук, писателей и журналистов, которые убеждают народ, что репрессиям подверглась только «пятая колонна», предатели, пробравшиеся на руководящие должности. Бесстыдная ложь: подробные исследования доказали, что из числа жертв сталинских репрессий (почти миллион расстрелянных и многие миллионы отправленных в лагеря по 58-й статье) представители элиты составляли 7%. Семь процентов! А остальные– рабочие, крестьяне, служащие, простой народ. Но что до этого тем, кто, независимо от их взглядов и намерений, промывает людям мозги и создает условия для того, чтобы вернуть в нашу жизнь страх, запуганность, доносы, стукачество, «охоту на ведьм», ненависть ко всем, кто иначе думает и не так живет, двоемыслие, запрет свободы слова, рабское пресмыкательство и ощущение полного бессилия перед всемогущей властью, ничтожество личности, подавляемой государством от лица народа, обожествление вождя с его единственно правильной идеологией. Именно то, что роднит сталинизм с фашизмом.