Смена экономической модели — назревшая необходимость

На модерации Отложенный

Депутат Госдумы, президент Национального исследовательского института экономической стратегии Елена ПАНИНА убеждена в необходимости смены экономической модели. Ее рассуждения мы приводим ниже.

События последних лет пока­зывают, что Россия все чаще сталкивается с внешними вызовами: экономическими, политическими и даже воен­ными. Наша страна в очередной раз в своей многовековой исто­рии отстаивает свое право быть великой державой, свою целост­ность и независимость.

Решение этой задачи традиционно лежит в экономической, политиче­ской и военной плоскостях. И если за последние годы мы совер­шили рывок в уровне своих Во­оруженных сил и ВПК, то ситуация в остальных секторах экономики оставляет желать лучшего. Несмо­тря на рост в химической промыш­ленности, производства отдельных видов металлургической продук­ции, станков и оборудования, в це­лом динамика обрабатывающих отраслей остается отрицательной: индекс производства за 10 месяцев 2015 года составил 94,7 процента. Продолжается падение инвести­ций в основной капитал, в кризисе строительная отрасль.

Сегодня привычно объяснять экономический спад снижением цен на нефть, введением санкций против России, ограничением до­ступа к дешевым иностранным кредитам. Частично с этим можно согласиться. Но корень многих бед, в том числе и обвала рубля в конце прошлого года, кроется в неадек­ватной внешним вызовам эконо­мической политике, неумении или нежелании использовать для раз­вития колоссальные возможности страны, включая географическое положение, человеческий потенци­ал, природные богатства.

Отсюда вывод: государство обя­зано задействовать все имеющиеся у него рычаги воздействия и ре­сурсы для концентрации усилий на стратегических направлениях. А это подразумевает иные подходы к экономической политике.

К примеру, бюджет на 2016 год продолжает линию на распыление государственных средств по много­численным программам, подпро­граммам, объектам и проектам. Не­сколько лет назад была поставлена задача уменьшить число госпро­грамм. В бюджете следующего года их 39.

Кажется, немного. Зато внутри зашито 188 подпрограмм, боль­шинство из которых претендует на отдельность и самостоятельность. Плюс еще 37 ФЦП, не считая реги­ональных, ведомственных целевых программ. Кого обманываем? А теперь посчитайте, сколько бюд­жетных средств зарыто в незавер­шенном строительстве, в проектах Федеральной адресной инвестици­онной программы, не осваиваемых в срок!

Выстраиванию стратегических приоритетов предшествует колос­сальная аналитическая, прогнозная работа с применением математиче­ского моделирования, учетом всех внутренних ресурсов и возможностей, геополитических факторов. Иными словами, в госуправлении назрел переход к полноценной системе стратегического планиро­вания в соответствии с принятым в июне 2014 года Федерального за­кона «О стратегическом планиро­вании в Российской Федерации».

Самая сильная в мире система стратегического планирования действует в США. Еще в 1946 году американцы приняли Акт о занято­сти, обязавший правительство «по­стоянно проводить экономическую политику, привлекая все имеющие­ся возможности, в целях достиже­ния благоприятного развития сво­боды предпринимательства, обще­го благосостояния, максимального уровня занятости, производства и покупательной способности». Эти принципы впоследствии были положены в основу государствен­ного стратегического планирова­ния США.

Был создан Совет экономи­ческих консультантов (СЭК) как часть системы исполнительной власти, задачей которого явля­ются прогнозные исследования в рамках системы стратегического планирования. С 60–х годов про­гнозы, перспективы и направления экономического развития форми­руются специальными совещани­ями – «тройками» из представите­лей СЭК, Казначейства (Минфина) и Административно–бюджетного управления Администрации Пре­зидента РФ.

У нас же до сих пор продолжа­ются дебаты о роли государства в управлении экономикой. Вопрос никак не выйдет из сферы идеологических споров между адептами классического «свободного» предпринимательства и сторонниками государственного регулирования экономических процессов. Представьте теперь нашу воображаемую «тройку»: Минфин, Минэкономразвития и Центробанк. Это скорее лебедь, рак и щука, а не единый штаб, который осуществляет систему стратегического прогнозирования. 

Межведомственная ревность по поводу того, кто главнее – Минфин или Минэкономразвития, вносит ненужные эмоциональные аспекты в процесс принятия управленческих решений. При подготовке закона о стратегическом планировании Минфин жестко противодействовал в вопросе приоритетности бюджетного проектирования над стратегическим планированием.

На мой взгляд, это взаимосвязанные и взаимодополняемые вещи. Скажу и о качестве прогнозов. Когда принимается закон о бюджете, Минэкономразвития представляет документ, который трудно назвать прогнозом.

В нем пессимистичный, базовый и оптимистичный сценарии отличаются друг от друга только величиной цены на нефть. Никакого стратегического видения завтрашнего дня страны и его реального проектирования.

Значит, нет целенаправленно выстроенной и законодательно закрепленной политики, где каждый знает свой маневр. В том числе бизнес, которому легче встроить­ся в обозначенную систему ко­ординат, а государству добиться перелива капиталов внутри стра­ны туда, где в данный момент они больше всего нужны. Сейчас биз­нес не представляет себе не толь­ко перспективу, но и ближайший день. Непонятно, что станет с на­циональной валютой, процентной ставкой ЦБ, как поведут себя тари­фы на энергоносители. Возьмешь кредит, а завтра рубль обвалится в два раза. В условиях такой не­определенности рассчитывать на рост экономики не приходится.

При этом имеет место какой–то «бум» долгосрочных программ и стратегий. Совсем недавно об­суждали Стратегию–2020. Сегодня уже создается Стратегия–2030, хо­тя никто не отчитывается о ходе выполнения предыдущей. Разра­ботана Энергетическая стратегия России до 2035 года. Впечатляющие цели: повышение глубины перера­ботки нефти, освоение труднодо­ступных залежей, энергосбереже­ние, увеличение доли отечествен­ного оборудования. Но как они увязаны с развитием машиностро­ения, строительством НПЗ и дорог, привлечением инвестиций в капи­тал? Будут ли при этом задейство­ваны огромные, порядка 10 трилли­онов рублей, резервы Центробанка, ныне, по сути, омертвленные? Это не упрек Минэнерго.

Подобные стратегии есть у каж­дого ведомства, региона, района. Каждый что–то изобретает, но по­скольку все это не сбалансировано и не связано между собой, большо­го эффекта не дождаться. И потом, все стратегии и концепции базиру­ются на ценах на энергоносители. Мы все время ждем, когда нефть опять подорожает, а отмена санк­ций позволит снова брать кредит­ные ресурсы за рубежом.

Кризис показал, как преломля­ется в нашей жизни долларизация экономики. С этого года почти вдвое выросла цена пластмассово­го сырья – полипропилена. Почему? Нефть наша, зарплата после девальвации рубля в реальном выражении снизилась. А просто производители его стоимость считают в долларах. Как и цену на зерно, из–за чего по­дорожала мука. И так во всем. Не­просто в этих условиях отказаться от импортного сырья и полностью перейти на отечественное, которое дороже зарубежного.

Без осмысленной ценовой по­литики невозможна честная кон­куренция. Государство должно регулировать цены: на жизненно необходимые товары и услуги – в административном порядке, а по другим позициям – создавая ус­ловия для развития конкуренции. И это тоже часть системы страте­гического планирования.

Любое экономическое чудо ХХ века, будь то послевоенные Гер­мания и Япония, Южная Корея и другие «азиатские тигры», да тот же Китай, обусловливалось четким целеполаганием, жесткой полити­ческой волей в достижении постав­ленной цели и, конечно, соучасти­ем общества. Без их симбиоза не­возможен экономический прорыв к будущему.

Последние внешнеполитические события показали, что наша нация не утратила способности быстро сплачиваться. Ей надо предста­вить образ желаемого будущего и четкий алгоритм достижения его. Какие цели ставятся, куда идем, что для этого делаем и что каждый получает в результате. Ес­ли не изменить модель экономи­ческого управления в стране, нас неудержимо понесет вниз. Медлен­ная стагнация, как пророчат Мин­фин и Минэкономразвития, нам не светит. Никто России не позволит этого. Слишком большая роскошь.

Все будет сделано, чтобы спрово­цировать какую–нибудь «цветную революцию» для раскола страны. Поэтому мы не можем и дальше находиться в плоскости идеоло­гических разногласий и продол­жать двигаться прежним курсом. Государство обязано влиять на экономические процессы, для чего нужно перейти к другой модели развития.

Хочу напомнить слова Алек­сандра Горчакова: «Россию упре­кают в том, что она изолируется и молчит перед лицом таких фак­тов, которые не гармонируют ни с правом, ни со справедливостью. Говорят, что Россия сердится. Рос­сия не сердится, Россия сосредо­тачивается». В XIX веке сосредото­ченность России выразилась в том мощном движении, которое при Александре II и Александре III вы­вело страну на передовые позиции в мире.

Сегодня Россия «не молчит» и жестко противостоит террори­стической угрозе, о чем говорил в своем Послании Федеральному Собранию Владимир Путин. И этот политический курс соответству­ет общественному запросу и под­держивается народом. Но одно­временно требуют политического решения ситуация в экономике и назревшая необходимость в сме­не экономического курса.