Ликвидация скреп

 

24 года тому назад, 25 декабря 1991 года, перестал существовать Союз Советских Социалистических Республик. До сих пор и ученые, и публицисты, и простые люди в нашей стране и за рубежом задаются вопросами: «Какими причинами был вызван распад СССР?», «Можно ли было предотвратить такое развитие событий?» Разумеется, в одной статье невозможно дать ответы на эти вопросы. Но высказать кое-какие мысли, думаю, можно. Попробуем же вспомнить историю разрушения СССР. 

Уже в конце 1990 года стало понятно, что в том виде, в котором Советский Союз существовал до 1985 года, он больше существовать не будет. Прибалтика начала отделяться от Союза (в марте 1990 года объявила о независимости Литва, и даже ввод войск на территорию мятежной республики не переломил ситуацию, в мае то же сделала Латвия, в начале 1991 года – Эстония), в других республиках, переживших «парад суверенитетов», тоже стало преобладать стремление к самостоятельности. Однако это еще не означало неминуемый распад союзного государства. 113 миллионов из 148 миллионов советских граждан на референдуме, состоявшемся 17 марта 1991 года, высказались за сохранение обновленного СССР. В апреле 1991 года был запущен так называемый ново-огаревский процесс, по итогам которого союзный центр и 9 советских республик из 15 должны были подписать новый союзный договор. Этот «модернизированный Советский Союз», или, как его хотели назвать, Союз Суверенных Государств (ССГ) мыслили как «мягкую» федерацию с большими правами республик, но при этом с единой армией, силовыми ведомствами, единым экономическим и культурным пространством. 

Августовский путч сильно напугал элиты бывших советских республик. 24 августа Украина заявила о своей независимости. Это создало большую проблему для нового союзного договора, работа над которым шла и дальше. В ноябре было принято решение создать конфедерацию, в которой союзный центр был бы представлен президентом, парламентом, армией и министерством иностранных дел. В конфедерацию были готовы вступить 7 республик – Россия, Беларусь, Киргизстан, Казахстан, Туркменистан, Узбекистан и Таджикистан. Они охватывали собой около 90% территории бывшего Советского Союза. Однако Горбачев заявил, что «Союз невозможен без Украины». Ситуация обострилась еще больше, когда 1 декабря 1991 года на Украине провели референдум – и большинство жителей поддержали решение Верховного Совета Украины о независимости, а Российская Федерация в лице ее президента Б. Ельцина признала независимость Украины (до этого Ельцин, кстати, признал независимость стран Балтии, тем самым предав миллион русскоязычных граждан). 

8 декабря 1991 года руководители России, Украины и Белоруссии – Борис Ельцин, Леонид Кравчук и Станислав Шушкевич, не предупредив о своих намерениях Горбачева, встретились в местечке Вискули в Беловежской Пуще и подписали декларацию о денонсации союзного договора 1922 года и о ликвидации СССР как субъекта международной политики. В ней же они заявили о создании Содружества Независимых Государств (СНГ). 

На следующий день М.С. Горбачев, который оставался еще президентом СССР, заявил, что три республики неправомочны принимать решение о роспуске всего СССР. Однако «президенты-ликвидаторы» это заявление проигнорировали. 

10 декабря Беловежские соглашения ратифицировали Верховные Советы Украины и Белоруссии (на Украине против этих соглашений проголосовало 7 депутатов и 10 воздержались, в Белоруссии – против 1 депутат и 2 воздержались). 12 декабря Беловежское соглашение было ратифицировано и Верховным Советом РСФСР под председательством Р.И. Хасбулатова – тем самым Верховным Советом, который через два года будет расстрелян из пушек по приказу Ельцина. Дискуссия, от которой зависела судьба 250-миллионной страны, продолжалась… менее 1 часа. Против ратификации было всего лишь 7 человек из 246. Воздержались 5 депутатов. Ряд депутатов выступили с формальными протестами. Так, депутат Константинов заметил, что Верховный Совет РСФСР неправомочен принимать такие решения и что это компетенция съезда нардепов РСФСР (который, кстати, затем дважды отказался ратифицировать Беловежские соглашения). Однако большинство депутатов проигнорировало это обстоятельство, хотя с точки зрения закона Константинов был прав. 

Справедливости ради надо заметить, что многие депутаты Верховного Совета РСФСР вряд ли понимали, что делают. К примеру, согласно стенограмме заседания, его председатель Р.И. Хасбулатов в своей речи назвал Беловежские соглашения, учредившие СНГ «последней попыткой сохранить содружество республик Союза». То есть Хасбулатов, как и, кстати, большинство граждан тогдашней России – ответ на вопрос: «почему народ не вышел на улицы защищать СССР?» – считал, что просто меняется название, и под именем СНГ будет существовать обновленный Союз. 

13 декабря на совещании в Ашхабаде среднеазиатские республики СССР выразили свою готовность вступить в СНГ, а 21 декабря об этом же заявили представители почти всех республики СССР, кроме прибалтийских. Тогда же, 21 декабря, руководители республик признали институт президента СССР ликвидированным. 

Нельзя, однако, сказать, что вся политическая элита СССР согласилась с развалом страны или пребывала в самоослеплении. 11 декабря Комитет конституционного надзора СССР выступил с заявлением о незаконности Беловежских оглашений, так как решение о роспуске СССР – по Конституции страны, был правомочен принимать лишь съезд народных депутатов СССР. 17 декабря группа депутатов Верховного Совета СССР также отметила незаконность Беловежских соглашений и потребовала созвать съезд нардепов СССР. Но занятая Горбачевым пассивная позиция и нахрап президента РСФСР Бориса Ельцина решили дело. Ельцин один за другим выпускал указы о прекращении деятельности союзных министерств и передаче их функций российским ведомствам. Наконец, 15 декабря он предупредил Горбачева, что аппарат президента РФ и сам президент РФ, то есть Ельцин Борис Николаевич, отныне переезжают в Кремль. Горбачеву прозрачно намекнули, что ему пора убираться из Кремля, что он вскоре и сделал. 

25 декабря первый и последний президент СССР М.С. Горбачев, прибыв в Кремль, изъявил желание поговорить по телефону с президентом США Бушем-старшим и министром иностранных дел ФРГ Геншером. В состоявшихся после 12.00 разговорах он известил их о решении покинуть свой пост и попросил руководителей Запада о поддержке России и СНГ. Подписав соответствующий указ, в 19.00 М.С. Горбачев выступил по Центральному телевидению с объявлением о сложении с себя своих обязанностей президента и главнокомандующего в связи «с образованием Содружества Независимых Государств». При этом он подчеркнул, что он остается сторонником «союзного государства, целостности страны», разочарован развитием событий и считает случившееся в Беловежье «расчленением страны». В 19 часов 38 минут с флагштока Кремля был спущен государственный флаг СССР и поднят флаг РФ. Михаил Горбачев после интервью СМИ в последний раз вошел в свой кабинет в Кремле, где он должен был передать президенту РФ Б. Ельцину «ядерные шифры» (так называемый «ядерный чемоданчик» – портативную систему управления ядерными силами СССР). Однако Ельцин, будучи недовольным выступлением Горбачева и публичной критикой в его адрес, отказался от запланированной встречи в Кремле, и Горбачев передал «ядерный чемоданчик» пришедшему в его кабинет уже бывшему министру обороны СССР маршалу Шапошникову, который затем передал его Ельцину. Горбачев после прощального ужина в Ореховой гостиной в кругу немногочисленных друзей навсегда покинул Кремль. 

Начиналась история «независимых постсоветских государств». СНГ так и не стал новой формой союзного государства, а оказался, как впоследствии выразился другой президент России, «проектом цивилизованного развода». Советский Союз, основанный 30 декабря 1922 года, не дожил до своего 69-летия 4 дня. А поскольку СССР де-факто был геополитическим наследником Российской империи, то вместе с ним рухнуло большое политическое пространство, которое русские цари собирали с XVI века… «Самая крупная геополитическая катастрофа ХХ века» свершилась… 

 

 

Еще за 3–4 года до описанных событий, казалось бы, ничто не предвещало развала СССР. Даже «демократическое» антисоветское движение эпохи перестройки было настроено лишь на реформирование СССР. Самой радикальной оппозиционной организацией эпохи перестройки был «Демократический Союз» Валерии Новодворской. На его подпольном учредительном съезде в Москве в 1988 году (участников которого арестовал КГБ) была принята программа этой «политической партии», где, помимо громких слов о «советском тоталитаризме», роспуске КГБ и о введении многопартийности, черным по белому было написано: «ДС ставит своей целью ненасильственное изменение общественного строя в СССР». То есть существование СССР, даже после кардинальных демократических реформ, не оспаривалось. 

И прибалтийские народные фронты в том же 1988 году еще не шли дальше лозунга «Сильные республики – сильный Союз!». В 1989 году один из лидеров Народного фронта Эстонии (НФЭ) В. Пальма писал: «Чтобы не испытывать терпение читателя, отметим мимоходом, что стой НФЭ на позиции безусловного и безоговорочного отделения, вряд ли стоило бы тогда тратить силы на сотрудничество с демократическими силами Ленинграда и других городов». И это Народный фронт Эстонии! Что уж говорить об аналогичных организациях на Украине и в Белоруссии, которые в это время дальше лозунгов экономического суверенитета и развития национальной культуры идти и не собирались? 

Иными словами, повторим: всего за год с небольшим до распада СССР никто, даже самые радикальные силы в оппозиционном движении, не предполагали независимости республик СССР и, более того, не стремились к ней. 

То же можно сказать и про страны Запада. В кругах патриотической оппозиции существует твердое убеждение, что прежде всего вину за это несут руководители стран Запада и главным образом США, а Горбачев и Ельцин действовали лишь как послушные марионетки западных спецслужб и правительств. Факты показывают, что это не просто очень сильное упрощение реального положения вещей, это – заблуждение. Запад, безусловно, стремился к ослаблению своего главного геополитического противника, к смягчению противоречий между сверхдержавами, к утверждению в СССР «демократии и рынка по-американски». Более того, когда СССР распался, Запад с удовольствием воспользовался плодами этой геополитической катастрофы (и с точки зрения реальной политики руководителей западных стран, преследовавших свои национальные интересы, так же глупо осуждать, как глупо осуждать волка за то, что тот хочет кушать). Но в 1989–1991 годах Запад вовсе не хотел неконтролируемого распада СССР. На протяжении всей перестройки, вплоть до рокового декабря 1991 года, никто из руководства западного блока сознательно не стремился в одночасье разрушить Советский Союз. 

Сам Горбачев в своих воспоминаниях «Декабрь 91-го: моя позиция» пишет, что и Буш-старший, и Миттеран даже в ноябре 1991 уговаривали его сделать все для сохранения союзного государства. На Римской встрече государств – членов НАТО 1991 года также, как отмечает Горбачев, было провозглашено, что сохранение СССР – важнейшее условие мира и спокойствия в Европе. И это подтверждают и воспоминания американских политиков. Джек Ф. Метлок – советник президента Рейгана, а затем посол США в Советском Союзе (1987–1991), пишет в своей статье «Перестройка, как она виделась из Вашингтона»: «Это (Беловежские соглашения. – Р.В.) был не тот результат, к которому стремились Соединенные Штаты. … Начиная с декабря 1989 года политика США заключалась в максимальной поддержке реформаторских усилий Горбачева. Для разработчиков американской политики трудность состояла в том, что события, казалось, стремительно выходили из-под контроля Горбачева, причем с такой скоростью, что ни одна иностранная держава и помыслить не могла о том, чтобы как-то сдержать их или хотя бы серьезно на них повлиять». 

Показательно, что 1 августа, во время своего визита в Киев, президент США Буш-старший выступал в украинском парламенте и прямо призвал Украину и другие республики СССР подписать ново-огаревский договор о создании «обновленного СССР» (ССГ) и поддержать Горбачева. В августе 1991 года посольство США предупреждало Горбачева о готовящемся путче (на что тот не отреагировал); сам факт предупреждения, как правильно отмечает Метлок, – доказательство того, что США до последнего ставили на Горбачева и горбачевский ССГ. В конце концов, правда, США поддержали Ельцина, но только когда стало понятно, что Горбачев за власть бороться не собирается. 

Конечно, лидеров Запада волновала не судьба советской страны и ее граждан. Они боялись, что события могут пойти по югославскому сценарию, что при наличии в республиках СССР ядерного оружия привело бы к настоящей катастрофе мирового масштаба. Действительно, представим себе, что «украинский конфликт», который разразился после 2014 года, разгорелся бы в 1991-м, когда у Украины было советское атомное и термоядерное оружие… Судя по поведению некоторых украинских политиков, в Киеве могли бы найтись желающие нажать «красную кнопку»… Именно поэтому Запад поддержал Ельцина и его соратников из других республик лишь при жестком условии – не выдвигать никаких территориальных претензий (что было чревато войнами между новыми республиками). И именно поэтому Запад сделал все, чтобы украинское ядерное оружие было передано в Россию, руководство которой западные страны уже поставили под свой контроль… 

 

 

Получается, что распад СССР произошел лавинообразно, буквально в течение двух лет, и западные политики, при всей их недружественности к советской сверхдержаве, вовсе не являлись архитекторами ее развала. Вина за это полностью лежит на руководстве СССР и отдельных республик Союза, и прежде всего – на президенте СССР М.С. Горбачеве и президенте РСФСР Б.Н. Ельцине. Причем если Горбачев делал это бессознательно, поскольку до последнего он пытался в какой бы то ни было форме сохранить страну, в которой он занимал высший государственный пост (и тем самым сохранить для себя пост), то Ельцин шел к этому вполне целенаправленно. Ему не нужен был СССР, даже в виде конфедеративного ССГ (который он ехидно расшифровывал «Союз спасения Горбачева»). Ему нужна была полная, абсолютная власть, пусть даже над частью территории СССР. Ельцин был политиком авторитарного и даже тиранического склада, способным ради удержания власти на все, даже на кровавые авантюры (чего стоят только расстрел Белого дома в 1993-м или бездарный ввод войск в Чечню в 1994-м!). Тот факт, что наши СМИ и либеральная часть интеллигенции превозносят его как демократа, говорит лишь о сервильности журналистов и умственном состоянии некоторых интеллектуальных лидеров либеральной оппозиции. 

Разумеется, существовали и объективные причины распада СССР. Наше государство в ту эпоху переживало глубокий и системный кризис. Непродуманные либеральные реформы (например, закон о кооперативах, фактически приведший к легализации криминального сектора экономики) только углубили этот кризис и поставили экономику СССР на грань разрушения. Экономические трудности, как это часто бывает, породили националистические и сепаратистские настроения. И в России, и в других республиках СССР активизировались националистические интеллигенты, которые стали раздувать софистический тезис о том, что именно их республика – «самая трудолюбивая», «самая богатая природными ископаемыми» – якобы «кормит весь остальной Союз», и стоит лишь ей избавиться от этого бремени – и народ заживет, как на Арабском Востоке… Очень многие среди простых граждан поддались этой пропаганде и проголосовали за суверенитет. Мысль о том, что экономика СССР – единая система и ее разрушение ударит по всем, им не приходила в голову – настолько велико было их националистическое ослепление. 

Но все же экономика решает не всё. Советский Союз на рубеже 1920–1930-х годов пережил куда более серьезный экономический кризис, закончившийся голодом, тем не менее выстоял. Были и другие, более серьезные, политико-идеологические причины катастрофы СССР. Перестраивая наш общий «советский дом», Горбачев и его команда реформаторов – кто по недомыслию, а кто и вполне сознательно – повредили его несущие конструкции и тем самым сделали развал СССР неминуемым в течение ближайших нескольких лет. Что же это были за несущие конструкции и как нужно было вести себя с ними, чтоб спасти общесоюзное государство? Остановимся на этом подробнее. 

Во-первых, это советская идеология и связанная с ней культура. В культурной неоднородности Советского Союза не приходится сомневаться. В СССР входили народы, находившиеся на разных ступенях модернизации. С одной стороны, это были балтийские народы, белорусы, украинцы, русские, которые в значительной массе пережили модернизацию и урбанизацию, впитали определенные элементы европейского Просвещения. С другой стороны, это были народы Кавказа и Средней Азии, в основой массе аграрные, с очень тонкой городской и интеллигентской прослойкой, сохранившие в селах и деревнях остатки родоплеменного быта. Советское государство занималось их просвещением и модернизацией – даже в отдаленных таджикских и узбекских селах были электрический свет, больницы и фельдшерские пункты, школы, в которых изучали физику, химию, стихи Пушкина и Байрона, русский и английский языки. Но процесс этот шел медленно. 

Однако культурная неоднородность не мешала прибалтам, русским, казахам и узбекам не просто формально быть гражданами одного государства, но и чувствовать себя членами одной цивилизационной общности, единого советского народа. Существовала, как сейчас модно выражаться, общая идентичность, которая сплачивала их всех, несмотря на все культурные различия (как общая идентичность сплачивает американцев – черных, белых и желтых, протестантов, мусульман, буддистов и атеистов в единую американскую нацию). Эта идентичность формировалась в детских садах, школах и институтах, в армейских казармах и на комсомольских стройках, не только политинформациями и партсобраниями, но и фильмами и популярными песнями, личным общением. В основе ее, конечно, лежала официальная марксистско-ленинская идеология, которая провозглашала, что граждане СССР – это народ, который является самым прогрессивным на планете, который обогнал даже передовые страны Запада, еще и не начинавшие строить свой социализм, который создал государство социальной справедливости и предлагает свой идеал справедливости всему миру, который стремится спасти мир от термоядерного апокалипсиса. Понятно, что в СССР были и те, кто не верил в эти тезисы пропаганды, не считал СССР прогрессивной страной, критически относился к социализму (прежде всего это была интеллигенция больших городов с ее диссидентскими настроениями), но большинство, вплоть до эпохи «гласности», все же верило. Кроме того, эта советско-марксистская идеология была переплетена с ценностями российского патриотизма, включала гражданское почитание великих деятелей русской истории и культуры (Суворова, Кутузова, Пушкина, Лермонтова, Менделеева) и культур других входивших в СССР народов (Тараса Шевченко, Янки Купалы, Габдулы Тукая и др.). 

Идеология была ядром этой идентичности, но к ней одной все не сводилось. Советских людей объединяли общая история, общие воспоминания о Великой Отечественной войне, которая была трагедией для всех советских народов, но победа в ней служила и предметом общей гордости. Вплоть до эпохи перестройки живы были миллионы ветеранов этой войны, их жены и вдовы – ядро советского народа, сплавленное общей бедой в единую культурную массу, где уже почти невозможно обнаружить национальные отличия. 

Сплачивало советских людей и просто сосуществование в одном государстве, общий опыт, схожие поведенческие модели, множество на первый взгляд пустячных мировоззренческих нюансов, «молекулярная идеология жизни», которую зачастую даже трудно выразить вербально. Это тоже была «советскость», буквально разлитая в воздухе той эпохи. Я не говорю уже о миллионах смешанных браков (препоны для которых исчезли с переходом к светской культуре). Дети от таких браков чувствовали себя не столько русскими, латышами, татарами или евреями, сколько просто советскими людьми. 

Во-вторых, социальной конструкцией, скрепляющей СССР, была Коммунистическая партия. Фактически она была не политической партией в западном понимании, а государством в государстве, подлинным центром власти, над которым лишь надстраивались Советы, занимавшиеся вопросами местного самоуправления и социальными проблемами. В территориальных комитетах партии были отделы, курирующие промышленость, сельское хозяйство, торговлю, культуру, идеологию, и именно парткомитеты были истинными органами управления жизнью страны, а всеми ими управлял Центральный Комитет и Политбюро во главе с Генеральным секретарем (хотя по Конституции главой страны был Председатель Президиума Верховного Совета). 

Решающую роль для интегративной функции партии сыграл ее унитарный характер. В.И. Ленин, создавая парию как организацию подпольщиков, сразу же исходил из того, что она в будущем станет остовом революционного государства. Поэтому с самого начала он выступил резко против деления ее по национальному признаку (что предлагали, например, представители «Бунда», которые мыслили социал-демократическую партию как федерацию национальных организаций). Ленинская партия была унитарной организацией революционеров, управляемой из единого центра и направляющей функционеров в организации на нацокраинах империи, исходя не из национального, а из идеологического принципа. 

Этот принцип Ленин отстаивал и в годы Гражданской войны. В марте 1919 года состоялся VII съезд РКП. Во многом по требованию Ленина в решения съезда была внесена следующая декларация: «В настоящее время Украина, Латвия Литва и Белоруссия существуют как особые советские республики. Но это отнюдь не значит что РКП должна в свою очередь сорганизоваться на основе федерации самостоятельных коммунистических партий. … Необходимо существование единой централизованной Коммунистической партии…» Имея такую партию, Ленин мог не бояться распада революционного государства и мог даже пойти на «конституционную конфедерацию», предоставление республикам СССР больших формальных свобод. Все это не несло большой угрозы, пока ядром советского государства оставалась унитарная интернациональная партия, и в то же время должно было удовлетворить левых националистов, которые вступили в союз с большевиками во время гражданской войны и помогли им сокрушить белых – слишком уж буквалистских сторонников унитаризма. 

Правда, с 1960–1970-х годов ситуация в СССР постепенно стала меняться. Начали усиливаться региональные национальные элиты, сложилась практика предоставления «националам» некоторых ключевых постов в их республиках. Однако вплоть до конца 1980-х это не было фатальным, партия выработала своеобразный механизм компенсации (скажем, первый секретарь национальной Компартии был «националом», а второй – обязательно русским, причем не местным, а присланным из Москвы и не зависящим от местных элит). Таким образом, партия все равно оставалась крепящей конструкцией Советского Союза. 

Наконец, третьей такой скрепой были армия и силовые ведомства (прежде всего МВД и КГБ). Собственно, единая, централизованно управляемая Красная армия и была прообразом советского государства. Решение о слиянии Красных армий Украины, Белоруссии, Литвы и Эстонии в единую Красную Армию, управляемую из Москвы, принятое в том же 1919 году, носило столь же судьбоносный для советского государства характер, как и решение об отказе от федеративного устройства партии. Не будем забывать, что Красная Армия, освобождая территории, занятые белыми, некоторое время до установления там гражданской власти сама осуществляла на них функции власти (а кое-где и влияла на формирование органов гражданской власти). И это также была власть централизованная и ненационалистическая… 

Такой же армия останется на протяжении всей истории СССР. Ее внутреннее деление на военные округа не всегда совпадало с делением СССР на союзные и автономные республики (исключение составляли Белорусский и Киевский военный округа), а руководство военных округов никак не зависело ни от советской, ни даже от партийной власти, находившейся на местах. Это было важным фактором территориальной и государственной целостности СССР. 

Но дело не только в том, что любая попытка сепаратистских выступлений была бы подавлена вооруженными силами СССР. В истории Советской армии до 1990 года (когда после провозглашения Литвой независимости от СССР в Вильнюс были введены части Псковской дивизии ВДВ, 7-й гвардейской десантно-штурмовой дивизии и подразделения КГБ) не было таких случаев. Советская армия выполняла важную культурную функцию. Численность Вооруженных сил СССР на 1991 год составляла 4 210 000 человек. Ежегодно около миллиона молодых людей призывались в армию. Выходцы из разных республик СССР, представители разных советских народов оказывались в одной казарме, за одной партой на политподготовке, в одном окопе. Конечно, в Советской армии были «землячества», были межэтнические конфликты, но в общем и целом именно армия была одним из главных «плавильных котлов», в которых выплавлялась уже описанная советская идентичность. Прошедший армию гражданин СССР воспринимал представителей другой национальности не как странных и опасных чужаков, которые живут на другом краю государства, а как своих сограждан, с которыми его связывают личные связи, армейская дружба, а то и боевое братство. 

Наконец, последняя скрепа – силовые ведомства – КГБ, МВД и другие – также находились в подчинении центра, а не республик и комплектовались, исходя из идеологических критериев, а не по принципу «национальных квот». Это не значит, что среди них не было нерусских, но это были нерусские, преданные Советскому Союзу, а не местечковому национальному сообществу (как пишет об этом, например, даже такой пристрастный исследователь советской номенклатуры, как Михаил Восленский). 

 

 

Эти крепящие конструкции СССР и были разрушены в ходе перестройки. 

Первым был нанесен удар по идеологии. В 1986 году Горбачев заявил о курсе партии и руководства страны на гласность, то есть на свободу обсуждения недостатков советского общества, что было не принято в предшествующую «эпоху застоя». Постепенно критика социальных язв закономерно переросла в критику официальной идеологии. Вообще говоря, идеология действительно нуждалась в корректировке. Ее ядро – советский марксизм-ленинизм был создан в ходе партийных дискуссий 1930-х годов между троцкистами, бухаринцами и сталинцами. За полвека обстановка и в мире, и внутри страны много раз поменялась, но вносить какие-либо изменения в идеологический официоз власти боялись (и как показали события перестройки, не зря боялись!).

Итак, доработать идеологию, чтобы она отвечала современным вызовам и современному положению, было нужно. Но именно доработать, а не разрушить, не предложив ничего взамен, кроме благодушных и ни к чему не обязывающих словес о «нормальном рынке» и «общечеловеческих ценностях». Застрельщики гласности занялись просто очернением и высмеиванием всего, во что верили советские люди, вплоть до священных фигур советской истории (например, героини Великой Отечественной войны Зои Космодемьянской). И тем самым сначала расшатали, а затем и полностью разрушили советскую идентичность, связывавшую представителей более сотни национальностей СССР в единый советский народ. Образовавшийся вакуум заполнила идеология национализма. Перестав себя чувствовать советскими людьми, многие граждане СССР почувствовали себя только лишь русскими, украинцами, татарами, узбеками, как им показалось теперь, насильно согнанными в одно государство. Мастера по обработке умов умело растравили национальные обиды и комплексы, стали внушать массам, что порознь бывшие советские народы заживут гораздо лучше… 

Следующий удар был по носительнице этой идеологии – партии. Всякий, кто жил в годы перестройки, помнит, что «партократ» было самым страшным ругательством. Стоило во время выборов заявить, что этот «кандидат от партократов», как на перспективах его избирательной кампании сразу можно было поставить крест. Партийцев изображали зажравшимися чиновниками, которые погрязли в привилегиях (естественно, те привилегии не сравнить с уровнем богатства и комфорта, которые получили российские нувориши после перестройки, но это мы поняли уже задним умом). Самые прыткие среди демократов сжигали свои партбилеты – публично, желательно при телекамерах, получая вожделенную «порцию» славы «непримиримого борца с партократией». 

Лидеры «демократов» той поры – А.Д. Сахаров, Межрегиональная депутатская группа – требовали отмены 6-й статьи Конституции СССР о партии как «руководящей и направляющей силе», «ядре политической системы» СССР. Пропагандой отмены 6-й статьи занимались все перестроечные издания и СМИ – от «МК» до «Огонька» (а вспомним, что газеты и журналы той поры имели миллионные тиражи!). Демократам удалось распропагандировать и вывести на улицы Москвы 4 февраля 1990 года 200 000 человек! Главным лозунгом демонстрантов была отмена 6-й статьи Конституции. 5 февраля на пленуме ЦК испуганный Горбачев принял это требование и заявил о необходимости введения поста президента СССР. Третий съезд нардепов СССР, созванный в марте, одобрил эти предложения. Введение поста президента показывает: Горбачев понимал, что отмена 6-й статьи обрушит партию, а вместе с ней и государство, так как партия действительно была его ядром. Но он самонадеянно считал, что, наделив себя буквально диктаторскими полномочиями (президент СССР был главнокомандующим вооруженных сил, формировал кабинет министров, был председателем Совета Федерации, мог объявить военное положение, управлять страной указами), он и без партии сможет управлять бурлящим и кипящим позднесоветским обществом. Зря надеялся – полномочия диктатора могли напугать его противников, только если б они были уверены, что Горбачев может эффективно их использовать. Но к тому времени все уже поняли, каким безвольным политиком был Горбачев. 

События покатились по ожидаемому сценарию. В том же феврале практически во всех крупных городах СССР многотысячные митинги, руководимые «демократами», лишили власти местные партийные комитеты (патриотичная часть партаппарата была деморализована предательством Горбачева, продажная часть уже готовила для себя места в банках и фирмах). Власть перешла к Верховным Советам республик и областей и городским советам. Проблема была лишь в том, что с 1936 года Советы (когда была принята вторая Конституция СССР) перестали быть жестко централизованной системой. До 1936 года Советы формировались путем кооптации наиболее активных членов из низших советов в высшие. Советы благодаря этому были единым организмом, подчиняющимся Верховному Совету СССР и его президиуму. После 1936 года Верховный Совет СССР стал избираться на манер парламента всенародным голосованием. Его реальная связь с нижестоящими Советами была утеряна, а власть полностью сосредоточилась в руках партии. Это было оправдано в предвоенной обстановке, требующей мобилизации народа и централизации власти, но сыграло злую шутку в 1990 году. Обрушение партии привело к тому, что во всех республиках СССР (и в автономиях России) главным управляющим органом стал свой Верховный Совет. Решения Верховного Совета СССР для него были не указ, он от него просто не зависел. Именно это было отражено в документах о суверенитетах республик, которые были приняты в течение 1990 года. Особенно тяжелым ударом по целостности СССР был суверенитет России. Напомню, что первый президент России Ельцин трактовал его так широко, что в то время, когда союзное руководство ввело в республики Прибалтики войска и спецназ КГБ, чтоб восстановить целостность СССР, Ельцин официально признал независимость стран Прибалтики. То же самое и с Беловежскими соглашениями – Ельцину было наплевать на мнение съезда нардепов СССР, он вынес вопрос на обсуждение Верховного Совета РСФСР. 

После путча отсутствие центральной власти стало ощущаться особенно остро (партия уже была на грани развала, а затем, в ноябре, и вовсе была запрещена).Тогда был создан Госсовет СССР, куда входили Горбачев и 10 глав республик распадающегося Союза. Но, конечно, такая конструкция уже не могла ничего удержать.