Встречи с людьми, нападающими на самый быстрый поезд России

Небольшая деревушка Леонтьево в Тверской области сама по себе ничем никогда не была особенно знаменита. Однако в конце прошлого года именно мимо нее стал курсировать скоростной поезд "Сапсан". Леонтьево сразу прописалось в заголовках новостей - из-за случаев нападения местных жителей на поезд. Хотя скандалы и поутихли, мы решили выяснить: почему бунтуют леонтьевцы, чем им так досадил "Сапсан"?

Если следить за лентами новостей, складывается впечатление, что жители Леонтьева открыли на "Сапсан" охоту. Из нескольких ЧП, связанных с поездом, два самых громких произошли именно здесь. В январе единственный пойманный на месте преступления - леонтьевский пьянчужка - схлопотал штраф в сто тысяч рублей за то, что метнул в поезд ледышку и разбил ею стекло в вагоне. В апреле в Леонтьеве произошло новое событие. Рассказывают, что местные повредили контактный провод, из-за чего произошел его обрыв и лопнуло лобовое стекло кабины машиниста.

Если ехать в Леонтьево на машине, легко представить, что попал в американский фильм-путешествие. Трасса Москва-Санкт-Петербург принадлежит грузовикам, и не каким-нибудь старосоветским им. Лихачева - по шоссе снуют американские фуры с горбатыми кабинами всевозможных цветов. Но вот и нужный поворот. Сворачиваешь - и все меняется, как в кино, в мгновение ока.

Машина прыгает по ухабам. Мелькает вылинявший, слепой указатель "Солнечный", потом появляется нелепый шест с ржавыми буквами "Голливуд", мост, под которым бегут рельсы. Найти деревню Леонтьево никак не удается. Останавливаю прохожего, знакомлюсь. Виктор Кухарев объясняет: да вот оно, Леонтьево.

- Просто нас присоединили к Солнечному, а Леонтьево сделали улицей. Нас здесь не так много жителей.

- А что вы так сурово к "Сапсану" относитесь?

- Да ничего плохого нам этот "Сапсан" не сделал. Но, когда его пустили, сняли несколько дневных электричек. Теперь отсюда можно уехать только утром, а вернуться только вечером. Или идти пешком на автобус до следующей станции. Это дорого, автобус ходит редко. Раньше здесь бегало четыре школьных автобуса, на них ездили и дети, и все желающие. Теперь школьный остался один, и никого, кроме школьников, он не берет. А работы тут почти нет, людям приходится добираться до Твери, до Вышнего Волочка. Мне, слава богу, уже семьдесят шесть лет - так я никуда не езжу.

Кухарев рассказывает, что мост, через который я проехала, и есть то самое заклятое место, где несколько раз в день проскакивает "Сапсан". Так что я возвращаюсь назад, в "Голливуд".

В домике станционного смотрителя

Через дырку в заборе выбираюсь на платформу Леонтьево. Домик с вывеской "касса" заколочен. Стучусь в соседнее здание. Не дождавшись ответа, толкаю скрипучую дверь и захожу в сумеречное помещение. Выходит хозяйка. Оказывается, здесь живут железнодорожники с семьями.

- Как вам рядом с "Сапсаном" живется? - спрашиваю.

- "Сапсан" - дело хорошее, но вот с электричками вышло нехорошо. У меня ребенок инвалид, часто ездим в поликлинику. Теперь надо выезжать с утра, в час пик. И ждать вечера, чтоб вернуться. Или пилить пешком с автобуса три километра. Многие жалуются, что боязно переходить пути по деревянному настилу - обычный поезд трюхает едва-едва, издалека видно. А "Сапсан" летит. Обещают построить переход - как представлю, как буду с санками тут лазать! Слушайте, я вас сейчас с таким железнодорожником познакомлю! - восклицает вдруг она и без стука распахивает еще одну дверь.

За ней комната с беленой русской печью. Хозяин - крепкий старикан с хитроватой улыбкой - собирается отобедать.

- Вот, дед, привела тебе журналистку! Рассказывай ей, как живешь! Мешает тебе "Сапсан"?

Дед, хоть и из бывших железнодорожников (сейчас на пенсии), просит не "печатать его имя".

- Все диверсантов ищете? - спрашивает с ухмылкой. - Помню, когда я ходил на "Авроре", был у меня такой же случай, как в апреле. У меня пантограф сломался.

- Что-что сломалось?

- Не важно, - смеется старик. - Я вам скажу: вот говорят, что на контактный провод повесили какой-то предмет. А как его туда повесили? Это же надо размахиваться, забрасывать... Ну как такое сделаешь незаметно?

- Ну ладно. Будем считать, что сам оборвался. Но ведь задержали зимой кого-то...

- Ваську-то? Загорского? (Имя изменено. - "Известия".) Да, было дело. Но только как его повязали? Гужбанила компания у магазина, милиция приехала - все разбежались, а этот совсем никакой. Его и взяли. "Сапсану" окно ледышкой пробить сложно. Видать, это случилось на повороте: на скорости стекло изгибается, и в этот момент ледышка и попала...

- А как найти Ваську?

- Бродит где-то. Поищите - тут рядышком.

Неуловимый Васька

Похоже, Васька и есть тот, кто мне нужен. Но на станции его нет. Иду на почту. Там тоже нет Васьки, зато я встречаю совершенно потрясающую женщину. Гренадерского роста, с прической "каре" - волосок к волоску, в темных очках и пончо. Она катит коляску с ребенком, а рядом идет подросток. Когда я оказываюсь рядом, гренадерша берет малыша на руки. Меня слушает краем уха. И, поднимаясь по ступенькам, царственно бросает:

- Не задавайте мне никаких вопросов. Я проводник "Сапсана"!

- И как вам "Сапсан"? Как там работается?

- Как может работаться в пластиковой таратайке? Сели бы в нее? - дама говорит иронично, глядя в сторону. И вызывающе замолкает. Очередь на почте перестает дышать. А у меня крепнет странное ощущение: я словно попала в лабиринт из искренних улыбок и отведенных взглядов. А где же знаменитые леонтьевские бунтари?

...У магазинчика пасторальный юноша допивает свой "спрайт". Но банку не бросает. И вообще очень вежлив. Антон - из соседнего Стрелецкого. Рассказал, что ищет работу, а с этим туго.

- "Сапсан"? А что он? Ну ездит туда-сюда. Правда, когда он летит - аж дрожь пробирает! Ж-жуть! И воздушная волна от него мощнейшая.

В магазинчике так темно, что с трудом можно разглядеть вереницы бутылок на полках. Единственный источник света здесь - дверь. За прилавком продавщица отвешивает огурчики. Заходит старушка.

- К нашей жизни "Сапсан" этот отношения не имеет, - убеждает продавец Анна Сергеева.

- Да, говорят, много народу от него пострадало. Но не у нас. У нас за десять минут с платформы надзирающий всех разгоняет...

- До "Сапсана" нам дела нет, - вступает старушка, - но, как с ним что случается, к нам наезжают и с милиции, и с РЖД. Ваську Загорского задержали - вы бы видели, с какой синей мордой он вышел из милиции! И сказал: "Если бы вас так били, вы б тоже все подписали!". А моего внука как трясли! А при чем здесь он?

- Да! Не пойман - не вор! - Анна явно сказала что-то не то, и старушка сворачивает разговор и спешит уйти.

Опять Васька. Надо все же найти его.

В трех шагах от путей стоит грузовик и топчутся эржедэшники - электрики в ярко-оранжевых тужурках. Лезут на опору примерно в том месте, где в апреле и произошел обрыв. Васьки среди них нет. Ну да ладно.

- Про "Сапсан" расскажете? Годится он для наших дорог и мороза? - спрашиваю я их.

В разговор вступает мужик постарше - ладный красавец в спецовке.

- Вы же не купили совковую тачку. - Он кивает на мой автомобиль. - Наша раздолбайка бежит, железками гремит. А иномарка и не новая, а служит! Ну и денежек стоит. Вот и "Сапсан" не сравнить с обычными электричками.

- А что тогда проводницы его не любят? Пластиковый же он.

- Проводницы? Ха! Да просто у них на "Сапсане" своего купе не предусмотрено! Всю дорогу надо кантоваться. Вот и все дела.

Он себя убил

Неподалеку от станции на скамейке сидят женщины. Я по какому-то наитию выбираю одну из них - очень элегантную, преклонных лет. Она в чистейшем белом пальто, на груди шелковый платочек, на локте ридикюль. Похожа на школьную учительницу из английского романа.

- "Сапсан"? Знаете, сейчас жизнь такая... Вот читаешь - то пустят поезд фантастический, то сделают операцию уникальную... Но ведь простому человеку это все недоступно. Наша жизнь течет себе и никак не меняется от всего этого прогресса. Мой брат живет в Москве. "Теперь не скоро увидимся", - сказал он мне недавно... А раньше часто мог ездить в гости. Дочка у меня без работы мыкается... Университет закончила. Сейчас нашла работу по интернету, уехала в Нижегородскую область - так оказалось, обманули ее. А я сама работаю сорок один год, за зарплату в семь тысяч рублей.

На глазах у нее вдруг выступают слезы.

- Я учительница в начальных классах, - говорит она. - У меня в классе всего восемь детей. Пропало поколение. Спились, сгинули люди. А ведь когда-то здесь жизнь была. У меня дедушка был начальником этой станции. А на соседней - Красный май - работал стекольный завод. Через нас шли поезда с песком. В войну завод перепрофилировали - выпускали фары для танков. В застойные годы тут сорок восемь поездов ходило! А сейчас жалкие электрички отменили...

Я все еще не понимаю, почему так задевает за душу наш разговор.

- А как вас зовут? - спросила я.

- Римма Загорская.

"Может, однофамильцы?" - мелькнуло в голове.

- А как расцениваете случай, когда кто-то бросил ледышку в "Сапсан"?

Она заплакала. И я уже знала почему.

- А вы себе представьте, что это мой сын. Это моя боль, стыд мой. Второй сын умер, порок сердца. А Вася уже все. Он ноги отморозил...

- А можно с ним побеседовать?

- Пожалуйста, не надо с ним беседовать. Ему и так непросто. После того задержания и признания хвастал канистрой спирта. А где бы он ее взял? Я ему говорю: Вася, ну не держит тебя этот свет!

- Зачем вы так, словно он убил кого...

- Он себя убил.

Поезд ушел

Я уже не хочу искать Ваську. И других бунтарей тоже. Но надо все же посмотреть на этот великий и ужасный "Сапсан", проносящийся мимо Леонтьева. И я возвращаюсь к платформе.

- Становись сюда, только с этой точки хороший обзор, - подсказывают местные. - Держи камеру наготове, "Сапсан" пролетает за секунду, моргнешь - и нет его. К краю не подходи, сдует. За десять минут объявят: осторожно, идет "Сапсан". И потом еще раз, минуты за две.

Я осталась одна. Механический голос объявил предупреждение. Раз, другой. Не слышно ни шума, ни вибрации. Всматриваюсь вдаль - ничего. Женщина, у которой ребенок-инвалид, выглядывает из дому:

- Вы его хотите фотографировать? Ну вы даете...

Кажется, тут я окончательно осознаю, что же рассказали мне леонтьевцы о себе и о "Сапсане". Они рассказали, что их жизнь - такая же, как в любой другой точке России и даже всего белого света. Но эта жизнь - она ведь плохо продается. Из нее не сделаешь сенсацию для вечерних новостей. Что такое ребенок-инвалид, алкаш с отмороженными ногами, безработный юноша и нищая учительница? Кому интересно о них писать? И кому интересно о них читать? Вот и делают из них злодеев.

Я стою на перроне, держа наготове камеру, как камень. А рядом живут себе люди, поезда под откос не пускают, растят детей и сводят концы с концами. И я понимаю, что леонтьевских диверсантов просто не существует. Мы, журналисты, их сами придумали. А камни в поезда кидали всегда - шпана есть во все времена в любой придорожной деревне. Вспоминаю, как в детстве мы ездили на море. И не раз в окно нашего купе летели камни. А однажды одно из двух стекол разлетелось на уровне виска младшей сестры. То было в восьмидесятые, когда ни о каких "Сапсанах" еще не слышали.

...Тут на платформе Леонтьево появился охранник.

- Девушка, отойдите. Здесь не то что фотографировать, стоять нельзя! Я вызываю линейную милицию!

И как раз в эту секунду прошел "Сапсан". Не было там никакой ударной волны. И поезд оказался каким-то коротеньким и не впечатляющим. А охранник все продолжал кричать. А поезд уже ушел.