О путриотизме.

Образ Путина трансформируется из народного президента всех россиян в политически нейтрального государственного стратега, человека-функцию с поблекшей харизмой, дискомфортом на публике, потерей интереса к управлению и внутренней политике. Путин-стратег – это внешнеполитический игрок, где его адресатами являются лидеры других стран и иностранные элиты

Владимир Путин, как бы к нему ни относились его недруги или поклонники, – яркий политический лидер авторитарного типа. Он лично бросал вызов террористам в начале своего правления, выстраивал вертикаль, поднимал Россию, удваивал ВВП, равноудалял олигархов и ставил на место губернаторов. Выросший во дворе «свой парень» для каждого простого россиянина, с которым Путин умел говорить на его языке, чуял нужды и чаяния народа. Но это в прошлом. Прежнего Путина страна больше не увидит. Перед нами совсем другой Путин – плод геополитического кризиса, краха макроэкономического благополучия и накопленных психологических изменений.

Сужение компетенции

То, что меняется качество политического лидерства Путина, стало заметно во время его прямой линии весной этого года. Тогда можно было отчетливо увидеть, как президент наращивает дистанцию с народом, «простыми россиянами», на базе поддержки которых Путин выстраивал всю свою власть на протяжении 2000–2013 годов. По мере отчуждения от «простого человека» Путин быстро сближался с элитой, что стало главным выводом прямой линии: произошло переписывание контракта в треугольнике отношений «лидер – общество – элита».

Сейчас это приобретает более выраженный и комплексный характер. Из президента, детально разбирающегося в вопросах финансово-экономической политики и социальной сферы, поражающего аудиторию глубоким знанием цифр, нюансов и погруженного в процесс обсуждения главных вопросов текущей повестки дня, Путин превращается в руководителя сознательно ограниченной компетенции. Он лично больше не вникает в процесс выработки финансово-экономической и социальной политики России и не может на должном уровне поддерживать диалог по вопросам бюджетного и финансово-экономического управления. Путин психологически ощущает, что достиг той степени внутренней уверенности, когда может позволить себе отмахнуться от наиболее рутинных дел, не вызывающих у него самого стойкого профессионального или политического интереса.

В самом начале конференции стало очевидно, например, что президент не готов корректировать бюджетную политику государства в условиях обвала мировых цен на нефть последних дней. Вступление и заготовка Путина на финансово-экономические темы, весьма обширно прокомментированные в самом начале, были записаны до обвала нефтяных котировок, и адаптировать это к новой ситуации Путин не посчитал нужным или интересным для себя. «Пик экономического кризиса пройден», – сказал он. Но это из ситуации начала декабря, а не середины, когда все кардинально меняется. Путин готовился интерпретировать свое послание, написанное при на треть более высоких нефтяных ценах. Как Россия будет вести себя в условиях этого падения, Путин не только не знает, но и не скрывает того, что не знает. Признав, что сегодня «мы пока не будем пересматривать» параметры бюджета, он указал, что не знает, нужно ли их пересматривать, когда и при каких условиях. И более того, заниматься этим он не будет: у него нет ответа на этот вопрос.

Это лишь один пример. Путин, как выясняется, не знает, нужно ли приватизировать «Роснефть». «Никто не знает», – говорит он. Не знает президент, будет ли повышаться пенсионный возраст, и если будет, то как и когда. Он знать не знал про сирийских туркмен и «на самом деле не очень понимает, что произошло», говоря о создании Турцией и Саудовской Аравией исламской коалиции против ИГИЛа. «Не знаю, получится или нет» повысить пенсии по фактической инфляции, говорил он уже об индексации. Не знает Путин и про арестованного журналиста РБК Соколова, и про причастность Андрея Турчака к избиению Олега Кашина, почему-то дважды говоря про отца губернатора, не имеющего к делу никакого отношения.

Путин, похоже, искренне не хочет знать и понимать то, что ему кажется скучным. Пусть всем этим занимается Медведев, Силуанов, ФСБ, прокуратура, МИД. Единственное, что занимает Путина сегодня, – военные дела Сирии и все, что с этим связано (политическое урегулирование, Турция, сирийская оппозиция). Даже украинская проблематика, способная ранее спровоцировать длительную эмоциональную реакцию, и та потерялась где-то в рассуждениях про несправедливые таможенные тарифы, навязываемые России по итогам подписанного украино-европейского соглашения об ассоциации. Донбасса как интриги практически нет вообще, а Путин перестает быть аккуратным в выражениях, говоря о присутствии российских военных на востоке Украины.

Делегирование в никуда

Сужение компетенции автоматически означает делегирование ответственности. Всеми макроэкономическими, бюджетными, социально-экономическими вопросами занимаются правительство и ЦБ. А если Путин спускает это все на уровень ниже, то повышается его управленческая зависимость от созданной системы, которую приходится защищать. Именно поэтому он впервые за все годы так однозначно заявил, что кадровых перестановок в правительстве не будет. В прежние годы от чиновников он в той или иной степени дистанцировался, потому что демонстрировал народу, что держит все рычаги в своих руках, а сбои – проблема плохих исполнителей. Сейчас проблема исполнителей, плохих бояр, растворяется, потому что теперь бояре стали маленькими «путиными».

Яркий пример – ответ на вопрос о повышении пенсионного возраста – стратегически важная тема социально-экономической политики, по которой Путин всегда очень четко обозначал свою позицию, защищая «народ» от правительственных либералов. Теперь он произносит фразу, которую было бы невозможно услышать несколько лет назад. «Я всегда сопротивлялся повышению пенсионного возраста», – говорит он. То есть по отношению к нему вдруг появляется некая внешняя более авторитетная и убедительная сила, которая заставляет президента подчиниться ей.

И эта сила – вовсе не плохие бояре, которые что-то напутали или провалили. Эта сила – эффективно работающее правительство.

Однако будет ошибочным видеть в этом усиление политической роли Медведева. Дело в том, что в системе при попытке Путина делегировать часть компетенции вниз происходит сбой: уровень ниже политически и аппаратно не готов эту компетенцию принять. Правительство за последние три года не приняло ни одного значимого решения в социально-экономической сфере или вопросах госуправления. Вообще ничего, не считая поручений, данных Путиным.

Адвокат элиты

Путин перестает быть убедительным. Российский президент – политик, умеющий красиво, долго и убедительно говорить. Он умеет держать аудиторию, умеет выбирать тон в зависимости от адресата, подбирать правильные акценты. Он умеет выстроить относительно прозрачную и понятную с точки зрения мотивов позицию не только в отношении вопросов внешней политики, что у него получается лучше всего, но и в отношении внутренней повестки. Сегодня мы увидели политика, которому не удавалось быть убедительным. Позиции часто просто нет, что было очень хорошо видно по ответу на острый вопрос Екатерины Винокуровой о детях российских чиновников и друзей Путина. Путин прежних лет мог сказать «это все Госдеп» или про Браудера (зато об этом говорит Дмитрий Песков – тоже делегирование!). Вместо этого российский лидер принялся подводить совсем другие, удобные для него итоги своего правления и абстрактно напоминать про важность соблюдения законов.
Путин окончательно перестал быть народным президентом, став президентом окологосударственной олигархии. Вспомним, как много внимания в общении Путина с внешними аудиториями в прежние годы уделялось защите социальных прав простого человека. В нынешней ситуации проблемное социальное поле исчезает из поля зрения президента. Он защищает платные парковки и систему «Платон», отказ от выплаты пенсий работающим пенсионерам, право топ-менеджеров госкомпаний получать баснословные бонусы и зарплаты.

Очевидная попытка заговорить на одном языке с дальнобойщиками («я сам из рабочей семьи») неубедительна и натянута. Ведь тут же Путин называет их «серыми» перевозчиками и встает на сторону Ротенбергов и правительства. Уступки проговорены лениво и без интереса, их принятие снова спущено ниже («правительство пусть подумает»). Он не воспользовался возможностью солидаризироваться с водителями, представив озвученные им шаги навстречу как защиту работяг от бездарных чиновников. Он принялся защищать «Платон» как государственно значимое начинание, погрязнув в скучных ссылках на Счетную палату и других проверяющих.

При этом фраза про «вещи побочного характера» (именно этими словами Путин назвал приведенные Винокуровой данные о преступлениях, в которых обвиняют Андрея Турчака, Ротенбергов и детей Юрия Чайки) – это не что иное, как неосознанное признание правоты разоблачителей: побочный эффект неприятен, но допустим и некритичен, говорит на самом деле Путин. Путинская государственная олигархия, построенная на тесной связи чиновников и бизнеса, в понимании Путина – внутреннее дело власти, а любые попытки вмешаться в него касаются отношений не уголовно-правовых, а политических. Путин окончательно ввел монополию власти на все виды контроля над конфликтами интересов: общество де-факто лишается подобной привилегии, так как никакого гражданского контроля «снизу» в понимании Путина нет и быть не может (а если и может, то только по заказу). Путин перестал быть адвокатом народа и стал адвокатом элиты.

В диалоге с народом меняется и язык: нет ни дворового сленга, ни сексистских шуточек, а рассказанные анекдоты всякий раз носили по своей сути антинародный смысл. Он не мог позволить себе ни антиолигархические, ни антибюрократические выпады, потому что он сам растворился внутри этой системы.

Система доделает

Путин окончательно вышел из сферы политического. Мы привыкли видеть президента лидером, который позиционирует себя как надпартийная фигура, опирающаяся на путинское большинство. Он вел разный по содержанию и тональности диалог с левыми, патриотами, конформистами, либералами. Путин себя политически идентифицировал. Сейчас мы не увидели ни одной значимой внутриполитической темы – нет ни «Единой России», ни ОНФ, ни Госдумы и выборов, ни системных сил и оппозиции. Политики нет вообще. Исчезла даже негативная коннотация в отношении «пятой колонны», «национал-предателей» и либералов. Нет и национал-патриотов. Путин возвысился над политической сферой, которая тоже для него рутинизировалась. Внутренние враги при этом, конечно, в его понимании никуда не делись. Просто это тоже теперь делегируется тем, кто за это отвечает.

Образ Путина трансформируется из народного президента всех россиян в политически нейтрального государственного стратега, человека-функцию с поблекшей харизмой, дискомфортом на публике, потерей интереса к управлению и внутренней политике. Путин-стратег – это внешнеполитический игрок, где его адресатами являются лидеры других стран и иностранные элиты.

Диалог внутри закончен, а управление передано «коллективному Путину», который и будет подавлять «пятую колонну», повышать пенсионный возраст, кроить бюджеты, федеральный и не только. И связано это не столько с сокращением ресурсов и окончанием эры нефтяного благополучия, хотя как фактор – это, конечно, имеет значение. Скорее речь идет о психологической мутации Путина, внутренне ощущающего завершенность своей внутрироссийской миссии (не в плане достижения поставленных целей, а в контексте построения системы, которая с годами может привести к достижению целей) и видящего будущее России через призму решения геополитических задач. Другой вопрос – готов ли народ принять суррогатного Путина, пока Путин настоящий ушел воевать в Сирию? Ведь народ, как и путинскую элиту, тоже кормить надо.