Как коротают жизнь люди, попавшие в неоплачиваемый отпуск

^{Фото: Наталья Фомина / «Новая газета»}

О нестабильности в экономике и финансовом кризисе можно побеседовать с доктором каких-нибудь наук и услышать о падении рубля, о ВВП и расходовании госбюджета. А можно встретиться с людьми, полгода находящимися в неоплачиваемом отпуске. Только говорить они будут о другом…

«АвтоВАЗагрегат» до последнего времени являлся одним из крупнейших поставщиков комплектующих завода в Тольятти. В начале июля 2015 года «АвтоВАЗагрегат» остановил производство. С июня двум с половиной тысячам сотрудников предприятия не выплачивается заработная плата. 15 сентября по данному факту было возбуждено уголовное дело по ч. 2 ст. 145.1 УК РФ (полная невыплата заработной платы свыше двух месяцев из корыстной или иной личной заинтересованности).

Татьяна — одна из тех, кому эта плата не выплачивается. Ей 52 года. На заводе «АвтоВАЗагрегат» она работает контролером качества с 1995 года, то есть 20 лет. Последние 12 — в сборочном цехе. Именно в сборочном цеху сиденья для автомобилей принимают тот вид, к которому мы привыкли. Предварительно они претерпевают раскройку, упаковывание, перегрузку, комплектование, сборку, склеивание, контроль и маркировку. Татьяна занималась контролем. Пока не перестали платить деньги. Нет, она еще месяцок походила на службу, ходила бы и дольше, да с завода начали вывозить оборудование, и контролировать уже стало нечего.

Мы встречаемся на площади Революции в Самаре, за памятником Ленину виднеется историческое здание областного суда, где когда-то молодой Владимир Ульянов выступал в роли адвоката. Идем в скверное, но бюджетное кафе «Жили-Были», где пахнет мокрым полом, сладкими духами и капустой.

«Хорошо, тепло!» — говорит Татьяна и отказывается от всякой еды. «Я трачу не свои деньги, — убедительно говорю. — Это же представительские расходы!»

Татьяна улыбается. Решает съесть рубленый бифштекс и выпить чаю. В ожидании заказа рассказывает:

«Думаю, все могло быть по-другому, если бы мы до сих пор жили в частном доме. С мужем и матерью. Я бы по-настоящему взялась за сад, за огород, с этого можно не только хорошо жить, но и нормально заработать. У нас женщины индоуток разводят, тоже вариант. И тогда плевать мне было бы на этот завод и его директора. Но дом-то у нас сгорел уж больше 10 лет назад, — размеренно продолжает она через паузу, — мать я похоронила, мужа проводила».

Молчу. Когда мы договаривались о встрече, Татьяна прислала свою фотографию. Там она стояла как раз около домика-когда-то-пряника, теперь перекосившегося на обе стороны. Рядом улыбались бравая пожилая дама и рослый мужчина в тельняшке.

«А… муж… тоже?» — нерешительно спрашиваю я: неловко уточнять такие вещи. «Проводила». Это может означать, что угодно.

«Да нет, — успокаивает меня Татьяна, — нет, что вы. Муж сидит в тюрьме».

Приносят чай. И котлеты. Татьяна отпиливает вилкой кусок, продолжает: «Новый год, называется, отметили… Мать тогда у нас жила, ну куда ж ее, с шейкой этого самого бедра, на кухне спала. Сели, выпили, я выставила закуску. Ну и сидели-сидели, мать с костылями, хорошо бы молчала, а то как откроет рот, все одно: гады-сволочи, гады-сволочи, уже и сама не знает, кого она так. Потом со своим гулять пошли, петарды и все такое. Долго валандались, как сосульки промерзли, ещё и водку пили на свежем воздухе, для согрева. Слышали сирены-то пожарные. Так кто ж знал, что это про нас. Конечно, сначала и в голову не пришло, что это мы горим. Думала, напротив, через проезд, там такая же развалюха. Пришли, дома нет, от руин пар, вонища страшная, кругом народу — соседи, пожарные, милиция. Ни чашки, ни ложки. Ни одеяла. Все сгорело».

Администратор сажает за соседний столик компанию офисных клерков. Молодые люди в корпоративных костюмах обсуждают премию по итогам года.

Кому-то 100 тысяч, кому-то — 200. Татьяна прислушивается, морщит лоб, продолжает рассказ: «Ну и мама-то сгорела тогда. Не успела выйти из дома, дверь открыть. Костыли от нее далеко лежали, алюминиевые, целые нашлись на кухне, ползла к ним, да не доползла. А на окнах-то на всех решетки, первый этаж, как без решеток».

Официантка спрашивает, не желаем ли мы чего-нибудь еще? Татьяна смотрит на меня вопросительно. Я прошу коньяку. Татьяна поднимает бровь. Официантка споро грохает на стол графин и две рюмки. В графине плещется, наверное, коньяк, маслянистый, как сырая нефть.

«Ну и вот, а потом пожарники сказали: «Поджог». До сих пор не могу поверить, что это муж. Ну он мать недолюбливал всегда. Но чтобы так!»

Татьяна молчит. Потом говорит: «Если бы не работа тогда, я бы не выкарабкалась. 2003 год был, дела на заводе шли очень хорошо. Вы, наверное, не помните, но именно тогда придумали новый стандарт качества, ИСО-9000, мы чуть не первые в России были. Медаль получили, швейцарскую. «За безупречную деловую репутацию». Премию «Российский Национальный Олимп» получили, все дела. Хорошо тогда зарабатывали, врать не буду. Да даже не в заработках дело! Нормированный рабочий день — он же строит твое время. Есть утро, когда ты уходишь на завод. Есть обеденный перерыв, когда ты в столовке берешь суп и второе. Есть вечер, когда через проходную, через магазины, и обратно. В маршрутке все те же люди, ведь каждый божий день туда-сюда, мы всегда брали больше смен, особенно я, что мне одной-то? Без дома, без семьи, я в общежитии жила, в социальном, это только через 7 лет отсудила все-таки себе страховку за дом, смогла купить квартиру. А сейчас вот одна в этой квартире. Когда утром тебе некуда идти, а вечером неоткуда возвращаться, это совсем не то. Это даже не новая жизнь, а никакой жизни вообще».

В октябре арбитражный суд Самарской области рассмотрит заявления шести компаний о включении в процедуру банкротства «АвтоВАЗагрегата». К компании за июль—октябрь подано свыше 50 исков на сумму более 340 млн рублей.

«Мужу еще три года отбывать. Ну я навещаю его, как положено. Долгосрочные свидания дают родственникам, мы не развелись. Я же говорила вам, что не верю, что это он, да?» — Татьяна крутит в руках пустую рюмку.

Я киваю. Татьяна говорила.

«А тогда я даже не знаю, что со мной произошло-то. Реактивный психоз, доктор сказал, в психбольнице. Спасибо, сейчас все нормально. Здорова как бык. В сентябре в цветочный салон устроилась, букеты крутить. Плохая работа, сразу скажу. В салоне холодно, потому что цветы так любят. Вода в вазонах ледяная. У меня пальцы какие, смотрите!»

Татьяна тянет ко мне руки. Красные пальцы прыгают над деревянной столешницей. Ногти подстрижены под корень. На левом запястье часы на кожаном ремешке. Берет рюмку и опустошает ее одним хорошим глотком.

«Если честно, то я не верю, что нам выплатят долги по зарплате. У нас женщины пытались переустроиться на ВАЗ, но куда там. Своих девать некуда, со следующего года четырехдневную рабочую неделю вводят», — говорит она между двумя глотками жидковатого чая.

Через час я закрою за Татьяной дверь такси, совершающего рейсы между Самарой и Тольятти, с человека — 300 рублей, и для отправления нужно дождаться, чтобы собралось четыре. Водитель при ближайшем рассмотрении оказывается бывшим коллегой Татьяны — слесарем с «АвтоВАЗагрегата», сварочный цех, полгода без работы. «По жизни сварной», — говорит он и обещает Татьяну довезти бесплатно. Как свою.

По последним данным, «АвтоВАЗагрегат» имеет задолженность более чем перед 1,4 тыс. работников на общую сумму 52,5 млн рублей. На сегодняшний день прокуратурой в интересах сотрудников завода подано в суд 905 исков. «Работа продолжается, порядка 20 заявлений в день подается в суд. Со счетов организации в пользу сотрудников списано 16,5 млн рублей. Кроме того, у приставов находится 126 исполнительных производств еще на 6,3 млн рублей», — откликнулась пресс-служба прокуратуры области. В начале сентября в Тольятти и Самаре неоднократно проходили митинги в поддержку работников «АвтоВАЗагрегата».