ИГИЛ и безумие четвертой мировой войны

Готовы ли мы направить миллионы солдат, чтобы десятилетиями оккупировать другие страны?

Предположим, что «ястребы» добьются своего — и США сделают все, чего бы это ни стоило в военном плане, чтобы воевать с ИГИЛ и уничтожить его. Что тогда?

Чтобы ответить на этот вопрос, нужно серьезно относиться к итогам других случаев военного вмешательства, которое предпринимали США в последнее время на Большом Ближнем Востоке. В 1991 году, когда президент Буш-старший выбил армию Саддама Хуссейна из Кувейта, американцы возликовали, посчитав, что одержали решающую победу. Десять лет спустя Буш-младший, казалось бы, превзошел своего отца, низвергнув Талибан в Афганистане, а затем разделавшись и с самим Хуссейном — лихо освободив сразу две страны за короткий промежуток времени, гораздо быстрее, чем американцы выбирают президента. Еще через десять лет освободительными акциями занялся Барак Обама, свергнув ливийского диктатора Муаммара Каддафи в ходе «аккуратного» и весьма результативного вторжения ВВС США. Госсекретарь Хиллари Клинтон тогда произнесла незабываемую фразу: «Мы пришли, мы увидели, он мертв». И точка!

В действительности последующие события в каждом из этих случаев свели на нет первоначальные заявления об успехе или о полной победе. Возникли непредвиденные последствия и многочисленные трудности. Оказалось, что «освобождение» — это лишь прелюдия к непрекращающемуся насилию и социальным потрясениям.

Ведь само существование «Исламского государства» (ИГИЛ) сегодня является окончательным приговором тем войнам в Ираке, которыми руководили президенты отец и сын Буши, каждого из которых подстрекал к этому преемник-демократ. В результате фактического сотрудничества четырех администраций подряд Ирак превратился в то, чем он является сегодня — неработоспособное, не справляющееся со своими функциями квази-государство, не способное контролировать свои границы или территорию, и при этом служащее приманкой и источником вдохновения для террористов.

США несут всю моральную ответственность за весь хаос, творящийся здесь. Если бы не безрассудное решение США вторгнуться и оккупировать страну, которая, при всех ее преступных действиях, не имела никакого отношения к теракту 11 сентября, «Исламского государства» просто не было бы. Если следовать знаменитому правилу «разбил — покупай» (по аналогии с действующим в магазинах правилом Pottery Barn Rule, согласно которому покупатель, разбивший выставленный товар, должен его купить — прим. пер.), которое в политике приписывают бывшему Госсекретарю Колину Пауэллу, то после того, как мы десять лет назад разнесли Ирак вдребезги, мы вряд ли теперь можем заявлять, что ИГИЛ не наш.

Правда и то, что США обладают достаточным военным потенциалом, чтобы разделаться с этим «халифатом». Действительно, и в Сирии, и в Ираке ИГИЛ продемонстрировал вызывающую беспокойство способность захватывать и удерживать значительные пустынные территории, равно как и населенные пункты. Правда, таких успехов ИГ добилось на фоне слабо мотивированных местных вооруженных сил, уровень которых, в лучшем случае, можно считать посредственным.

В этом отношении воинственно настроенный и скорый на расправу редактор The Weekly Standard Уильям Кристол (William Kristol), конечно же, прав, заявляя, что в условиях ближнего боя хорошо вооруженный 50-тысячный американский контингент при поддержке достаточного количества самолетов не оставил бы от «Исламского государства» и мокрого места. И, вне всякого сомнения, за этим вскоре последовало бы освобождение различных населенных пунктов — оплотов ИГИЛ — таких как Фаллуджа и Мосул в Ираке и Пальмира и Ракка («столица» ИГ) в Сирии.

После недавних терактов в Париже среди американцев все больше отмечается стремление реагировать именно таким образом — путем эскалации напряженности. Всякий и каждый (скорее, за исключением нынешнего обитателя овального кабинета) одобряет активизацию военных действий США в борьбе против ИГИЛ. А почему бы и нет? Что плохого может случиться? Как говорит Кристол, «не думаю, что там могут возникнуть какие-то особые непредвиденные побочные результаты и неблагоприятные обстоятельства».

Это заманчивая перспектива. В условиях непрерывного наступления самой мощной армии за всю историю человечества ИГИЛ не от большого ума (а значит, маловероятно) предпочтет обороняться в духе битвы за Аламо. Бабах! Ура! Мы победили. Они проиграли. Миссия выполнена.

Конечно же, эта фраза напоминает ту эйфорию, которая возникла поначалу после операций «Буря в пустыне» в 1991 году, «Несокрушимая свобода» в 2001 году, «Иракская свобода» в 2003 году и «Одиссея. Рассвет» во время вторжения в Ливию в 2011 году. То и дело возникали непредвиденные и довольно печальные последствия военного вторжения США. В Кабуле, Багдаде или Триполи «крепости Аламо» были взяты, но враги рассредоточились или переродились. И конфликт продолжался дальше. Заверения Кристола, что на этот раз все будет совсем по-другому, следует принимать более, чем скептически. Так что давайте начистоту.

Глобальная война, новая версия

Почему предполагаемые и фактические результаты так часто не совпадают? Почему очевидные военные успехи периодически приводят к росту насилия и еще большему беспорядку. Прежде чем следовать советам Кристола, американцам было бы неплохо подумать над этими вопросами.

Даю подсказку — профессор Элиот Коэн (Eliot Cohen). Вскоре после терактов 11 сентября Коэн — один из выдающихся американских военных историков и теоретиков — назвал конфликт, в который вступили США «четвертой мировой войной» (согласно этой формулировке холодная война становится «третьей мировой войной»). Если не считать определенных неоконсервативных кругов, это определение не прижилось. Однако спустя почти полтора десятка лет этот профессор Университета имени Джона Хопкинса и бывший чиновник Госдепартамента продолжает отстаивать свою теорию. В своем эссе, написанном для издания The American Interest сразу же после недавних терактов в Париже, он возвращается к этой своей теме. «В 2001 году была четвертая мировая война, —настаивает на своем Коэн. — Четвертая мировая война идет и сейчас». И с немалой пользой для нас он обстоятельно разъясняет — по крайней мере, некоторые причины, заставившие его обозначить этот конфликт такими возвеличивающими и выразительными терминами.

Так уж вышло, что я как раз считаю, что в корне неверно сравнивать наши сегодняшние раздоры с исламским миром с крайне разрушительными конфликтами, происходившими в прошлом веке. Хотя такое сравнение предполагает, что американцам в данных обстоятельствах следует очень серьезно задуматься.

Сейчас в США люди довольно часто путаются в понятиях и не могут разобраться, что собой представляет война. В результате такого неправильного использования, злоупотребления этим словом, и прежде всего забывчивости мы исказили его смысл практически до неузнаваемости. Следствием этого, помимо прочего, является то, что слишком часто рассуждения о войне можно услышать из уст людей несведующих.

Чего не скажешь о Коэне. В том, что касается войны, он не тешит себя иллюзиями. Говоря на эту тему, он разъясняет все детали, чтобы мы поняли, что война означает и к чему она приводит. Активно высказываясь о четвертой мировой войне и подчеркивая ее значение, он оказывает нам большую услугу — даже если сам, наверное, хотел сказать совсем о другом.

Что же, по мнению Коэна, будет главной отличительной чертой этой войны? «Во-первых, ее продолжительность, — пишет он. Эта война, видимо будет длиться до конца моей жизни, до тех пор, пока не состарятся мои дети». При том, что политические лидеры США, похоже, не желают «объяснять, насколько высоки ставки», Коэн разъясняет все прямо и без прикрас. Камнем преткновения, утверждает он, является сам американский образ жизни, причем, «речь идет не о рок-концертах и алкоголе в ресторанах, а о более фундаментальных правах на свободу слова и вероисповедания, о равноправии женщин и, самое главное — свободу не бояться и свободу мысли».

Учитывая, что поставлено на карту, Коэн высмеивает склонность администрации Обамы рассчитывать на «терапевтические бомбардировки, которые на какое-то время помогут унять зуд и жжение, но от нагноения ран не избавят». Время подобных полумер давным-давно прошло. Чтобы одержать победу над ИГИЛ и «идейно близкими ему группировками», Соединенным Штатам придется «убить большое количество людей». Для этого Вашингтону необходим «долгосрочный план, направленный не на „сдерживание“, а на разгром врага». Даже при наличии такого плана добиться победы можно будет очень нескоро, и «путь к этой победе будет длительным, кровавым и финансово затратным».

Прямота и конкретика высказываний Коэна — при всей их непримиримости и жесткости — должны внушать нам уважение. Если четвертая мировая война — это именно то, к чему мы готовы, и то, что у нас сейчас происходит, тогда уничтожение «Исламского государства», возможно, является важнейшей задачей на ближайшую перспективу. Но вряд ли это определит итог войны. Помимо ИГИЛ постоянно возникают все эти «идейно близкие ему группировками», на которые Соединенным Штатам надо будет обратить внимание еще до объявления об окончательной и бесповоротной победе.

Отправка тысяч американских военнослужащих для «зачистки» Сирии и Ирака, как предлагают Уильям Кристол и другие, позволит в лучшем случае выиграть одну военную кампанию. Для победы в более масштабной войне потребуются гораздо более серьезные и напряженные усилия. Коэн это понимает и одобряет. И настоятельно советует другим обратить на это внимание.

Здесь мы подошли к сути проблемы. По крайней мере, 35 последних лет — то есть, задолго до терактов 11 сентября — США «воюют» в различных частях исламского мира. И нигде Америка не продемонстрировала готовности или способности закончить эту войну. Политика Вашингтона подобна лечению рака, когда в один год назначают легкую химиотерапию, а в следующем году — один сеанс радиотерапии. Такая грубая и порочная практика как нельзя лучше характеризует военную политику, которую проводят США на Большом Ближнем Востоке на протяжении нескольких десятилетий.

При том, что неутешительные результаты войны в Ираке, длившейся с 2003 по 2011 годы и еще более длительной войны в Афганистане можно объяснить многими причинами, нерешительность Вашингтона при проведении этих кампаний — это предмет ее особой «гордости». И то, что большинство американцев, возможно, придут в ярость, услышав слово «нерешительность», свидетельствует о том, насколько они заблуждаются в отношении истинной сущности войны.

Например, по сравнению с войной во Вьетнаме, действия Вашингтона в ходе боевых действий во время своих основных войн после 11 сентября, несомненно, были нерешительными и половинчатыми. Учитывая, что страна в целом предпочитает выполнять задачи, рассчитанные на мирное время, Вашингтон не удосужился ни направить на войну больше солдат, ни захотел оставаться в зонах конфликта до полного завершения войны. Да, мы убили десятки тысяч иракцев и афганцев. Но если для победы в четвертой мировой войне, как пишет Коэн, мы должны «сломать хребет» врагу, то тогда мы точно убили меньше, чем было надо.

Кроме того, американцы не очень-то и хотели погибать ради победы. Во время войны в Южном Вьетнаме погибло 58 тысяч американских солдат, тщетно пытавшихся обеспечить этой стране шанс на выживание. А в Ираке и Афганистане, где, по всей видимости, на кон было поставлено гораздо больше, мы вообще «вышли из игры», потеряв лишь 7 тысяч военнослужащих.

Было бы глупо, если бы американцы слушали таких людей как Уильям Кристол, которые даже сейчас вводят наших граждан в заблуждение, создавая иллюзии о том, что война — это дело «чистое» и несложное. Вместо этого им бы лучше прислушаться к тому, о чем говорит Коэн, который знает, что война это дело трудное и грязное.

Какой будет четвертая мировая война?

При описании практических сложностей войн разных «версиий» Коэн уже не так откровенен и красноречив. С его точки зрения этот экзистенциальный вооруженный конфликт четвертого поколения в рамках одного столетия развивается в неверном направлении. Но что еще — кроме большей решительности, непримиримости, озлобленности и кровожадности — потребуется для того, чтобы повернуть такую войну в «правильное русло»?

В качестве мысленного эксперимента попробуем ответить на этот вопрос, относясь к нему со всей серьезностью, которой, по мнению Коэна, эта тема вполне заслуживает. После терактов 11 сентября некоторые представители американских властей начали угрожать тем, что больше не будут церемониться и проявят решительность и твердость. Однако на деле (если не считать такого существенного момента, как политика, допускавшая применение пыток и заключение в тюрьму без соблюдения предусмотренных законом процедур), ничего не изменилось, и никакой решительности и твердости не прибавилось. Но если воспринимать концепцию Коэна о четвертой мировой войне всерьез, то тогда все должно будет измениться.

Во-первых, страну необходимо будет привести в боевую готовность — ввести что-то вроде военного положения, чтобы Вашингтон мог набирать гораздо больше военнослужащих и тратить гораздо больше денег на протяжении всей затяжной войны. Вновь начнут употреблять слово «мобилизация», давно уже изъятое из народного лексикона. Как-никак, для ведения войны четвертого поколения потребуется готовность, чувство долга и самоотверженность не одного поколения людей.

Кроме того, если, как подчеркивает Коэн, для победы в четвертой мировой войне необходимо разгромить врага, то, скорее всего, такой же важной задачей будет сделать это таким образом, чтобы враг этот уже не смог оправиться от поражения. И с учетом этого требования армии США уже нельзя будет просто так закончить какие-то боевые действия даже — или особенно — если кажется, что победа уже обеспечена.

В настоящий момент победа над «Исламским государством» считается для Вашингтона первоочередной задачей. Учитывая, что Пентагон уже заявляет, что потери среди боевиков ИГИЛ составляют 20 тысяч человек, а заметных результатов пока нет, то в ближайшее время эта война не закончится.

Но даже если предположить, что, в конце концов, положительные результаты будут достигнуты, по-прежнему надо будет решать такие задачи как обеспечение порядка и стабильности на территориях, которые сейчас контролирует ИГИЛ. Более того, это надо будет делать до тех пор, пока не будут исключены условия, благоприятствующие возникновению и укреплению организаций вроде ИГИЛ. Не надейтесь, что президент Франции Франсуа Олланд или премьер-министр Великобритании Дэвид Кэмерон согласятся на такую неблагодарную работу. Все это будут делать американские военные. Упаковать вещи и покинуть место событий не получится — такой вариант будет полностью исключен.

Сколько времени придется этим войскам там оставаться? Судя по тому, как все происходило во время недавних миссий США в Ираке и Афганистане, вполне возможно, что срок их пребывания составит порядка четверти века. Поэтому если вдруг 45-й президент США решит для борьбы против ИГИЛ ввести сухопутные войска — что вполне может произойти — то почетная миссия встречать возвращающиеся на родину войска может выпасть 48-му или 49-му хозяину Белого дома.

А пока американским войскам придется иметь дело с всякими и разными «группировками идейно близкими» ИГ, которые уже, подобно ползучим сорнякам, лезут на поверхность то в одной стране, то в другой. И в списках стран, в которых потребуется военное вмешательство США, на первом месте будет Афганистан (все еще или опять?). Но в числе возможных объектов нашего внимания будут и другие страны-рассадники исламистского терроризма — Ливан, Ливия, Палестина, Сомали и Йемен. А с ними и некоторые западноафриканские страны, в которых в последнее время все чаще и возникают беспорядки. И пока силы безопасности Египта, Пакистана и Саудовской Аравии не продемонстрируют способность (не говоря уже о готовности) подавлять крайних радикалов у себя в стране, вполне возможно, что, по крайней мере, одна из этих стран также станет ареной масштабных боевых действий с участием войск США.

Другими словами, чтобы вести четвертую мировую войну результативно, Пентагону необходимо будет разработать план для каждой из этих ситуаций и при этом освоить технические средства и объекты, необходимые для реализации этих планов. Союзники могут подключиться, чтобы оказать символическую поддержку (символические жесты — это все, на что они способны) — но самую тяжелую работу непременно придется выполнять Соединенным Штатам.

Во что обойдется четвертая мировая война?

Во время третьей мировой войны (известной как холодная война) у Пентагона были вооруженные силы, по численности и вооружениям достаточные для одновременного ведения двух с половиной войн. То есть, Пентагон располагал потенциалом, необходимым для защиты Европы и Тихоокеанского региона от коммунистической агрессии, и при этом имел некоторый резерв на случай непредвиденных событий. В ходе пятой мировой войны вряд ли можно говорить событиях такого масштаба, как нападение стран Варшавского договора на Западную Европу или захват Южной Кореи ее северным соседом. И все же, в рамках вероятных сценариев может возникнуть ситуация, в которой армия США должна быть в состоянии бороться с военизированными группировками В и Г даже если при этом она будет обеспечивать защиту от повстанческих организаций А и Б — причем, в совершенно разных уголках планеты.

Даже если Вашингтон и попытается по возможности избежать подключения к боевым действиям значительного количества сухопутных войск и ограничиться боевой авиацией (в том числе беспилотиками) и элитными подразделениями спецназа для реального уничтожения живой силы противника, для восстановления контроля, наведения порядка и обеспечения мира на территории в послевоенный период, вероятно, потребуется многочисленный личный состав. Несомненно, на первых этапах четвертой мировой войны это станет одним из очевидных уроков: когда заканчивается первый этап войны, тогда начинается настоящая работа.

Максимальное количество военнослужащих, направленных в Ирак для обеспечения порядка после вторжения в 2003 году составило приблизительно 180 тысяч человек. В Афганистане в годы президентства Обамы контингент американских ВС насчитывал 110 тысяч человек. В историческом контексте эти цифры не особенно велики. Например, в самый разгар войны во Вьетнаме численность американских войск в Юго-восточной Азии составляла более 500 тысяч человек.

Теперь, оглядываясь назад, можно сказать, что американский генерал,заявивший еще до ввода войск в Ирак в 2003 году, что в послевоенный период для наведения порядка в стране потребуется разместить «несколько сотен тысяч военнослужащих», был совершенно прав. Примерно такое же количество необходимо и для Афганистана. Другими словами, для обеспечения присутствия войск с целью поддержания порядка в этих двух странах там могли бы находиться на постоянной основе в общей сложности от 600 до 800 тысяч человек. Учитывая принятый в Пентагоне принцип ротации личного состава в соотношении три к одному, (когда одно подразделение находится в зарубежной стране, второе возвращается домой, а третье готовится к отправке), речь идет о контингенте численностью от 1,8 до 2,4 миллиона человек, которые могли бы обеспечить всего лишь две военные кампании средних масштабов. И это еще без учета дополнительного количества войск, необходимого на случай непредвиденных обстоятельств.

Иначе говоря, чтобы участвовать в четвертой мировой войне, потребуется увеличить сегодняшнюю численность армии США, по крайней мере, в пять раз — причем, речь идет не об экстренных мерах, а о плановом увеличении на постоянной основе. Эти цифры, возможно, покажутся слишком большими, но как первым отметил Коэн, по сравнению с предыдущими мировыми войнами они довольно скромные. В 1968 году — в самый разгар третьей мировой войны — на действительной службе состояло более 1,5 миллиона военнослужащих. Причем это было в те времена, когда численность населения США было почти в полтора раза меньше, чем сейчас, и когда в результате дискриминации по половому признаку женщин на военную службу не принимали. При желании США могли бы достаточно легко набрать армию численностью в два миллиона и больше.

Другой вопрос, сможет ли Америка при этом сохранить существующий принцип набора на контрактной основе. Несомненно, призывники столкнутся с серьезными проблемами даже при том, что Конгресс повысил материальное стимулирование для поступающих на службу в армию, в рамках которого после терактов 11 сентября оклады военнослужащих неоднократно повышали на значительные суммы. В решении этой проблемы могло бы помочь ослабление миграционного режима, в результате чего несколько сотен тысяч иностранцев могли бы получить американское гражданство на условиях последующего прохождения военной службы. Правда, по всей вероятности, для участия в четвертой мировой войне американским властям придется возобновить практику набора на военную службу по призыву. Такие меры, видимо, будут восприняты с таким же энтузиазмом, как и толпы темнокожих добровольцев. Короче говоря, активная работа по формированию армии, необходимой для победы в четвертой мировой войне, поставит американцев перед неприятным выбором.

Бюджетные последствия увеличения личного состава американской армии при одновременном выполнении постоянных мероприятий, которые Пентагон называет «операциями, проводимыми в особой обстановке за рубежом», так же примут огромные масштабы. Но сколько именно денег потребуется для участия в преимущественно глобальном конфликте, который по предварительным оценкам может продлиться почти до конца столетия, предсказать сложно. В качестве отправной цифры, учитывая увеличенную численность регулярных войск, вполне правдоподобным было бы предположить увеличение существующего оборонного бюджета, составляющего более 600 миллиардов долларов, в три раза.

На первый взгляд, сумма в 1,8 триллиона долларов в год может показаться умопомрачительной. Чтобы сделать ее более приемлемой, инициатор четвертой мировой войны мог бы рассмотреть ее в исторической перспективе. Например, на начальном этапе третьей мировой войны США обычно выделяли на национальную безопасность 10% от ВВП и более. Учитывая, что этот ВВП сегодня превышает 17 триллионов долларов, при выделении 10% на нужды Пентагона те, кто будет отвечать за ведение четвертой мировой войны, получат кругленькую сумму, которая позволит и воевать, и наращивать военный потенциал.

Безусловно, эти деньги надо откуда-то брать. За последние несколько лет из-за расходов на войны в Ираке и Афганистане дефицит федерального бюджета вырос до уровня более триллиона долларов. В результате помимо прочего совокупный государственный долг сегодня превышает годовой ВВП и после 11 сентября увеличился в три раза. И вопрос о том, до какого уровня может в США накапливаться государственный долг, чтобы при этом не происходила постоянного ослабления экономики, представляет не только научный интерес.

Для того чтобы четвертая мировая война не привела к бесконечному росту бюджетного дефицита до неприемлемых масштабов, для увеличения оборонных расходов, несомненно, потребуется либо существенно повысить налоги, либо значительно сократить расходы на необоронные нужды. В том числе и на такие дорогостоящие программы как Medicare и соцобеспечение — именно те, которыми больше всего дорожат представители среднего класса.

Другим словами, финансируя четвертую мировую войну и создавая при этом видимость финансовой ответственности, власти окажутся перед выбором и будут вынуждены идти на компромиссы, чего политические лидеры делать очень не любят. Похоже, что сегодня ни одна из партий к таким вызовам не готова. Маловероятно, что необходимость вести затяжную войну заставит их отложить в сторону свои партийные разногласия. Во всяком случае, пока этого точно не происходит.

Безумие четвертой мировой войны

В своем эссе Коэн пишет: «надо прекратить разглагольствовать». О тех, кто будет нести бремя этой четвертой мировой войны, он сказал, что «пора говорить им правду». И он прав, даже при том, что сам он, как правило, умалчивает о том, каких жертв потребует эта четвертая мировая война от простых граждан.

Поскольку приближается год выборов президента США, самым главным должно стать открытое и честное обсуждение перспектив нашего военного участия в решении проблем исламского мира. И когда кто-то делает вид, что окончательного результата можно добиться, сбросив еще пару бомб или захватив еще пару стран, это уже не просто отговорка — это уже явная ложь.

Как известно Коэну, чтобы победить в четвертой мировой войне, понадобится сбросить еще очень много бомб и захватить — а затем оккупировать — еще очень много стран. Как-никак, Вашингтону придется иметь дело не только с ИГИЛ, но и с его отделениями и филиалами, теми, кто еще только сбирается преуспеть на этом поприще, и преемниками, которые наверняка ждут удобного случая. И еще не забывайте об «Аль-Каиде».

Коэн считает, что у нас нет выбора. Либо мы начнем серьезно относиться к тому, как надо вести четвертую мировую войну, либо планету окутает мрак. Его не останавливает тот факт, что, чем дальше мы направляем своих солдат в страны Большого Ближнего Востока, тем более сплоченное сопротивление им там оказывают, чем больше боевиков мы убиваем, тем больше появляется новых. Коэна не пугает то, что неизбежное — пусть даже и непреднамеренное — убийство мирных жителей лишь укрепляет и придает решимости экстремистам. Он считает, что все, что на наш взгляд, ведет нас к победе, мы должны настойчиво делать и дальше — другого выбора у нас нет.

Внимательно слушая призывы Коэна взяться за оружие, американцы должны подумать о последствиях. Войны меняют людей, меняют страны. Если мы возьмем на вооружение его теорию о четвертой мировой войне, наша страна изменится коренным образом. Она радикально изменит сферу деятельности, масштабы и возможности структур национальной безопасности, что, несомненно, коснется и служб, не принадлежащих военному ведомству. В результате такой войны огромные богатства будет направлены на непроизводственные нужды. Она сделает необратимым процесс милитаризации американского образа жизни, сформировавшегося после предыдущих мировых войн. Сея страх, и вселяя неосуществимые надежды на идеальную безопасность, она ради защиты безопасности заставит пожертвовать свободой. Страна, которая могла бы через несколько десятков лет праздновать день победы над терроризмом, станет уже совсем другой — в материальном, политическом, культурном и нравственном отношении.

На мой взгляд, коэновская теория четвертой мировой войны — это приглашение к коллективному самоубийству. Заявление о том, что у бесконечной и безграничной войны нет альтернативы — это не жесткий и непримиримый реализм, а отказ от государственной мудрости и политической прозорливости. Но во всем этом есть трагическая ирония: Соединенные Штаты уже ввязались в нечто похожее на мировую войну, которая — путь и без названия — теперь охватила до самых дальних рубежей весь исламский мир и год от года распространяется все дальше.

Постепенно, шаг за шагом эта безымянная война уже вышла за пределы сферы деятельности структур национальной безопасности. Из-за нее огромные средства направляются непроизводственные цели, хотя и приводит в норму уровень милитаризации американского образа жизни. Сея страх, и вселяя неосуществимые надежды на идеальную безопасность, она ради защиты безопасности заставит пожертвовать свободой — и происходит это прямо у нас на глазах.

Коэн совершенно обоснованно осуждает неуправляемую и бесшабашную политику, которая определяла путь (или кривую дорожку) этой войны и довела ее до таких масштабов. Мы должны благодарить Коэна за такие критические высказывания. Однако главная проблема — это сама война и убежденность в том, что Америка может оставаться Америкой, только воюя.

Когда такая богатая и сильная страна приходит к выводу, что ей ничего не остается, кроме как ввязаться в этот квази-перманентный вооруженный конфликт на краю земли, это уже верх безумия. Власть и сила дают возможность выбирать. Как граждане, мы должны изо всех сил опровергать утверждения об отсутствии выбора. Кто бы об этом ни говорил — то ли категоричный Коэн, то ли какой-то безответственный безумец, не разбирающийся в военных делах — такие заявления могут лишь увековечить безумие, которое и так уже слишком долго царит вокруг.