Школьный конфликт 19-го года
Статья "Учитесь аналитике у чекиста-ветерана". Часть II
А как начинал свой жизненный путь деревенский мальчик Митя Федичкин… (Зоя Воскресенская)
Учитель Карл Фрейндлих появился у нас зимой девятнадцатого года. Это был мужчина лет сорока, с каштановым, скорее, рыжим ежиком волос, едва намечающейся проплеши¬ной на макушке и оловянными глазами. Типичный пруссак, как их рисовали во время войны. Он преподавал математику, вел себя на уроках холодно и надменно, никогда не улыбался, и не мудрено: никакой симпатии у учащихся он не вызывал. Чуть ли не с первого дня знакомства между нами возникла неприязнь. Карл Юрьевич презрительно относился к союзу, считал его рассадником большевизма. И на педагогическом совете, и в классе во время уроков он недвусмысленно угрожал вывести из семинарии «большевистскую заразу».
Началась междоусобная война: кто кого? Либо он сумеет добиться роспуска союза, либо нам удастся выставить этого недобитого беляка. Действовать приходилось осторожно. В Приморье свирепствовал Колчак, нашу семинарию в газетах не раз называли «большевистским гнездом». И если власти не применяли к нам серьезных репрессий, то это объясняется лишь тем, что мы были в сущности почти детьми, а воевать с подростками они, по-видимому, не решались.
На утепленной веранде нашего общежития собралось закрытое заседание правления союза. Как быть с Фрейндлихом? — По-моему, ребята, о политике заикаться не следует,— сказал Паша Матвейчук, один из старших по возрасту ребят.— Плохой преподаватель — и все. Вот наш козырь. Аргументация Паши была убедительной. Написали протокол. «Слушали», «Постановили» — все как полагается. Тут вот и пригодились штамп и печать. Постановили: просить педагогический совет заменить математика К. Ю. Фрейндлиха более опытным преподавателем.
«Война» началась. На этот раз между педсоветом и союзом. Совет решительно отверг наше предложение, но мы не сдались. Не помню за давностью лет, кто именно подал идею объявить учителю математики бойкот. Все было заранее обдумано, взвешено, расписано и разыграно. Первый, то есть са¬мый младший класс вообще не пришел на урок. Сделано это было с учетом того, что малые ребята могли поддаться авто¬ритету учителя, если он застанет их в классе. Никакие звонки, приглашающие на занятия, не смогли отвлечь первоклассников, «заигравшихся» во дворе в бабки.
Второй класс — ребята постарше — явился на урок вовремя, сел за парты, раскрыл тетрадки — все как положено. Но как только в класс вошел учитель, все дружно встали, захлопнули тетрадки и молча вышли из класса.
Фрейндлих остался один.
Самый старший, третий класс — нас было всего человек двенадцать — чинно сидел за партами и ждал начала урока. Вошел учитель — мы, как обычно, стоя приветствовали его.
— Садитесь,— сказал он, и на его непроницаемом лице на какое-то мгновение мелькнуло подобие улыбки.— Так на чем мы остановились в прошлый раз?— начал он.— Ах да, на уравнении с двумя неизвестными. Продолжим эту тему. Попрошу к доске Ивана Шевченко.
Ваня Шевченко не подкачал. Он взял в руки мел, повернулся к учителю и приготовился слушать задание.
— Итак...— Фрейндлих стал диктовать задачу:— Записывайте...
Тут Ваня демонстративно положил мел и решительно вышел из класса.
— Что? — растерялся преподаватель.— Ему плохо? Он болен? В чем дело? Следующий. Федичкин Иван, прошу к доске.
Брат вышел и повторил в точности все, что до него проделал Шевченко. Лицо Фрейндлиха покрылось багровыми пятнами, а оловянные глаза, казалось, остекленели. Мы сидели не шевелясь, не проронив ни слова, и ждали, что будет дальше. Фрейндлих нашел в себе силы подавить вспыхнувший гнев и вызвал третьего ученика. Но и эта попытка кончилась так же. В классе воцарилось гробовое молчание. Учитель не кричал — он онемел от бессилия и злости. Стиснув зубы, он хлопнул журналом по столу и вышел из класса.
В тот же день педсовет созвал экстренное собрание учащихся. С длинными речами, угрозами и уговорами выступали директор, преподаватели. Выступали и мы, члены правления. Настаивали на замене Фрейндлиха. Педсовет не согласился. Тогда мы объявили трехдневный бойкот этому учителю. Педсовет молчал. Мы объявили всеобщую забастовку учащихся с намерением продолжать ее до тех пор, пока не будет удовлетворено наше требование — теперь уже требование, а не просьба.
Занятия прекратились. У дверей классов выставили пикеты. В здание семинарии никого не пропускали. Дело получило огласку, появилась статья в местной газете. И тогда педсовет уступил; Фрейндлиха освободили, и он уехал.
...Вспоминая этот эпизод из далекой семинарской жизни, я до сих пор не могу понять, кто научил нас, мальчишек, такой организованности, сплоченности, настойчивости. Ведь мы не имели тогда связи ни с большевистским подпольем, ни с партизанами, которые в то время уже действовали в Приморье. Нами руководило чувство борьбы за справедливость, за общие интересы, а это чувство обладает огромной силой.
Комментарии