Чем «Катынь» Вайды отличается от «Попа» Хотиненко

В Страстную пятницу 2 апреля по телеканалу «Культура» неожиданно, без предварительного объявления, показали - с последующим обсуждением чуть ли не в прямом эфире - знаменитый фильм Анджея Вайды «Катынь», к прокату в нашей стране ранее то ли не рекомендованный, то ли попросту запрещенный.

А в Светлое воскресенье 4 апреля во храме Христа Спасителя прошла с участием если не первых, то вторых лиц государства широко разрекламированная заранее премьера фильма Владимира Хотиненко «Поп», запуск которого в производство инициировал еще патриарх Алексий и поддержал (наряду с президентом, премьером, «Газпромом» и Первым каналом) Церковно-научный центр «Православная энциклопедия».

Два фильма-агитки, художественные достоинства которых мы здесь ни сопоставлять, ни обсуждать по раздельности не будем (понятно, что Хотиненко не Вайда; но, с другой стороны, и престарелый Вайда уже не совсем Вайда), столкнули тем самым лбами.

Фильм «Катынь» (не путать с Хатынью – об этой трагедии снят фильм Элема Климова «Иди и смотри») напоминает о бессудном расстреле пленных польских офицеров, число которых по разным источникам колеблется от двух до двадцати двух тысяч. Расстрелял поляков НКВД; произошло это, по-видимому, в 1940 году; во всяком случае, именно тогда прекратилась их переписка с родственниками. Наши политики и историки долго, но безуспешно пытались переложить ответственность за это побоище на немецко-фашистских захватчиков, но против правды не попрешь: в перестройку мы устами первых лиц государства признались в содеянном и как бы даже покаялись.

В фильме Вайды показан главным образом «мильон терзаний» во мраке неизвестности, обуревающих интеллигенцию в захваченной немцами Польше - жен, сыновей и т.д. тех самых уже расстрелянных «красными» офицеров, - а заканчивается всё как раз сценой массовой казни, одновременно становящейся хоровым католическим молебном. Польша ведь едва ли не на все сто процентов католическая страна. А Россия (по официальным данным – чуть ли не на пять шестых) – православная…

Фильм «Поп» повествует о так называемой Псковской православной миссии: немцы на оккупированных вермахтом территориях возрождают в собственных интересах практически уничтоженные большевиками церковные институты, начиная с начисто разоренных сельских приходов, - однако обязывают православных священников проводить молебны за победу вермахта над Красной армией и демонстрировать собственную лояльность третьему рейху многими другими способами.

Попы – как приветствующие приход «освободителей», так и обуреваемые патриотическими чувствами, а ведь российский патриотизм в годы войны неизбежно, хотя и не сразу сливается с советским, - подчиняются немцам (кто отказывается, того расстреливают), но начинают хитрить, не столько проповедуя, сколько исповедуя теорию малых дел. Действуя по небезызвестному принципу: «И Богу свечку, и черту кочергу» и поневоле превращаясь тем самым в двойных агентов, иначе говоря, в «кротов». А ведь двойной агент и сам порой не знает, кому он на самом деле служит! Хотя и догадывается о том, что в любом случае его личное будущее, мягко говоря, далеко не безоблачно.

Отец Анджея Вайды погиб в Катыни. Отец патриарха Алексия был одним из участников Псковской миссии. Это, конечно, привносит в «Катынь» и в «Попа» дополнительные личные обертона, хотя у Вайды это фамильная честь, а у Хотиненко - правильно понятый социальный заказ.

Катынский расстрел – событие сатанински скверное, массовое военное преступление в чистом виде; сотрудничество православных священников с захватчиками на оккупированных территориях, напротив, не поддается однозначной оценке, - однако русский режиссер пишет со своего «попа» (в исполнении Сергея Маковецкого) чуть ли не икону – и подразумеваемая гибель отца Александра (Ионина) от рук все того же НКВД в конце фильма как бы символически компенсирует катынскую массовую и бессудную казнь, - а одновременная российская премьера обоих фильмов наполняет дополнительным звучанием эту судьбоносную рифму.

Всё так; что, однако же, из этого следует?

Оба режиссера, что называется, в своем праве – как офицеры и джентльмены (то есть, в конкретном случае, как патриотически мыслящие интеллигентные люди). Однако правы были, на мой взгляд, и те, кто годами препятствовал выходу «Катыни» в российский прокат. И дело тут не в коммерческой несостоятельности подобного проекта, и уж подавно не в «извращении истории» - фильм Вайды вполне соответствует сегодняшним данным исторической науки.

Фильм «Катынь» не был бы (и фактически не был!) принят у нас не потому, что он фальшивый, а потому что он польский! Вопрос ведь не в том, что у поляков своя правда, а у нас своя. Правда может (как в данном случае) и совпадать, но никогда не совпадет угол зрения, никогда не совпадет оптика.

Поляки видят катынскую трагедию в одном историческом контексте, мы – в принципиально другом. Для них важно вероломство Красной армии, ударившей им в спину, для нас – вызволение (пусть, как потом выяснилось, и не надолго) миллионов русских, украинцев, белорусов и, не в последнюю очередь, евреев из-под оказавшегося бы в противоположном случае неизбежным фашистского ига. Для них Катынь – беспримерное побоище; для нас, увы, всего лишь – одна из бесчисленных спиц Красного Колеса. Для них это – ничем не спровоцированное проявление чудовищной жестокости (то ли большевистской, то ли вообще русской), для нас (для кого-то из нас) – справедливое возмездие за гибель десятков тысяч красноармейцев в польском плену в начале 1920-х.

Я ни в коей мере не оправдываю катынский расстрел.

Я полностью признаю правомерность и правоту польской позиции по этому вопросу. Но - это польская позиция! Это польский ракурс. Это польский фильм. Это фильм для поляков. Это фильм, снятый поляком для поляков, - и мне он не нужен!

Я давно уже провожу одну, казалось бы, совершенно бесспорную мысль: межнациональный диалог по принципиально острым вопросам невозможен ни в какой иной форме, кроме добровольного обоюдного или хотя бы одностороннего покаяния (с прощением или без прощения, это уж как получится). То есть каждая из наций (а подразумевается здесь вся триада: политическая нация вкупе с этнической нацией и культурной нацией) в таком диалоге вправе заниматься национальной самокритикой – и только ею, - но никак не взаимообвинениями. В противном случае дело никогда не доходит до добра: сама по себе природа спора предполагает не умиротворение (при любом его исходе), а лишь дальнейшее разжигание страстей.

Вот, допустим, признает в конце концов Турция геноцид армян, на чем так настаивают в Армении, да и мировое общественное мнение оказывает на нее нажим. Если признает, поддавшись нажиму, то ничего хорошего это не принесет ни Турции, ни Армении, ни мировому сообществу. И все равно никуда не денется вопрос о геноциде курдов, - о геноциде, который, наряду с турками, как правило, отрицают и армяне.

Другое дело, если сами турки возьмут на себя коллективную ответственность и за ту резню, и за эту. Ну, и армяне, в свою очередь, - за, может быть, не совсем правильное коллективное поведение в период перед резней. Но сегодня-то диалог идет в режиме: «Вы нас убивали!» с одной стороны и «Мы вас не убивали! Но вы вели себя так, что стоило бы» - с другой. И надо ли говорить, что это разговор тупиковый?

А Грузия и Абхазия? А Армения и Азербайджан? А Россия и Грузия? А, если уж на то пошло, Россия и Украина?

Не следует упускать из виду еще одно важное обстоятельство: все эти споры ведутся - и раздуваются - не столько политиками (в политике нет врагов и друзей, а есть только интересы) и уж подавно не «улицей», которая по определению остается безъязыкой, а национальной интеллигенцией, в первую очередь, творческой интеллигенцией. Не случайно же (таких случайностей не бывает) закавказский национализм в момент его постсоветского обострения возглавили сплошь филологи: Гамсахурдиа в Грузии, Ардзинба в Абхазии, Тер-Петросян в Армении, Эльчибей в Азербайджане. Те же грузинские интеллигенты, считается, чрезвычайно милые люди, пока не заговоришь с ними об Абхазии…

«С действительностью иллюзию, с растительностью гранит, - так сблизили Польшу и Грузию, - и это обеих роднит» (Борис Пастернак).

Я бы приветствовал русский (а не польский) фильм о Катыни – и на русские же деньги снятый. Как и немецкий (а не русский) фильм о Хатыни. Но, пока такого не произошло, позвольте мне смотреть позднее творение пана Вайды, не испытывая никаких иных чувств, кроме некоторой неловкости из-за плакатной прямолинейности.

Той самой неловкости (из-за той же плакатности), которую я чувствую и при просмотре «Попа», да и при мысли о том, что премьера этого фильма прошла не где-нибудь, а во храме Христа Спасителя.

Я ведь прекрасно помню, о чем сняты лучшие фильмы Вайды, - о польском героизме, но и о польском гоноре, о польском раздрае, - о польской, а не о русской, вине. Лучшие фильмы Вайды, «Пепел и алмаз», прежде всего, – это, при всей их изысканности и поэтичности, национальная самокритика. Потому-то они и прошли с таким успехом по всему миру – и запомнились навсегда.

И разве не национальной самокритикой был проникнут первый – и лучший – фильм Владимира Хотиненко «Зеркало для героя»? И национальной самокритикой «в особо циничной форме» являются романы Достоевского, экранизациями которых все тот же Хотиненко прославился.

Вайда – польский патриот, Хотиненко – русский патриот, - но нужен ли кому-нибудь в нашей стране их лишенный национальной самокритики патриотизм?

Патриотизм Вайды – на уровне «Катыни» - определенно не нужен, потому что он польский; патриотизм Хотиненко – на уровне «Попа» - не нужен тоже, потому что он слишком сусальный, а значит, и фальшивый. Не притворный (я допускаю, что русского режиссера обуревают искренние сильные чувства), а все равно фальшивый.

И последнее. Имитационные технологии, в эпоху которых мы живем, проявляются буквально во всем – и странно было бы, обойдись дело без них в описываемом случае. Оно и не обошлось.

Показ «Катыни» по общенациональному каналу (с последующим обсуждением) – это что, поворот и призыв к пресловутому покаянию?

Нет, это имитационная технология. Канал «Культура» сам по себе – имитация общенационального канала. Обсуждение с участием Никиты Михалкова – это имитация обсуждения. Сам показ «Катыни» без предварительного объявления это символический жест – но не по отношению к Польше, а по отношению к конкретному польскому политику, в канун визита которого в Москву этот жест и был сделан, - то есть, опять-таки, имитация.

А премьера «Попа» во храме Христа Спасителя, да еще на Пасху! Единение Церкви, Народа и Государства? Как бы не так! Всего-навсего имитация чаемого единения. Чаемого единения? Опять ошибка. Никто «наверху» не чает, то есть не хочет по-настоящему, этого единения (иначе бы они вели себя по-другому), - имитируется не только единение, но и само чаяние!

Да и сам по себе храм Христа Спасителя – всего-навсего имитация.

Истинно верующих у нас в стране примерно столько же, сколько зрителей у канала «Культура», причем это примерно наполовину одни и те же люди.