Итоги путинской стабильности: Россия подключена к аппарату искусственного дыхания

Тогда, перед началом первого десятилетия XXI века, вокруг и около Кремля было принято вспоминать известное столыпинское: «Дайте государству двадцать лет покоя, и вы не узнаете нынешней России». И вот спокойствие пришло. Оно наступило. Внезапно, как русская весна, и в полном объеме, как русская смерть. Столыпинский срок исчерпан наполовину. Прошли десять лет, и уже сегодня, не дожидаясь следующей десятилетки, мы не можем узнать Россию. Она изменилась. В корне. Она очень не похожа на ту историческую Россию, которая была в истории предыдущую тысячу с лишком лет. Это совсем другая страна.

Попробуем разобрать на тезисы.

1. Россия стала самой свободной страной – если не в мире, то в Европе точно.

В судьбе современной РФ полностью реализован принцип всеобъемлющей свободы, сформулированный остроумцами еще на излете горбачевской перестройки: свобода – это когда тебя посылают на х..., а ты идешь куда хочешь.

У нас в эпоху стабильности достигнуты три важнейшие формы свободы:

- человека – от государства; государство не интересуется судьбой своего подданного, его здоровьем, образованием, моральным обликом, его мозгами, сексуальной жизнью и т. п.; каждый живет совершенно как хочет, в меру желания и умения выжить; многие либеральные комментаторы уже отмечали, что впервые за русскую историю сейчас, при условном Путине, государство «не лезет к тебе в постель»;

- государства – от человека; государство заведомо заявляет, что существует отдельно от подданных и не нуждается ни в какой обратной связи с ними;

- человека – от общества; каждый РФ-человек живет сам по себе, вне каких-либо социальных установлений, формальных или неформальных; это еще можно по-умному назвать «атомизацией», хотя термин не до конца точен.

Вот этот человек, на 100% свободный от общества и государства, предоставленный самому себе и идущий туда, куда глядят нераскрытые с похмелья глаза, – это качественно новый для русской истории доминирующий тип. Уже не русский человек, но существо, которое для удобства мы можем назвать Человек.Ру.

Такой человек никому ничего не должен. И ему никто ничего не должен. Он работает тем самым таксистом, который реагирует на теракт в метро трехкратным повышением своей проездной цены. И все. А как еще? И зачем?

Человек. Ру уже выпал из эпохи модерна, в которой физическое лицо чуть ли не с рождения опутывали закабаляющие системы социализации. Но он не может и вернуться к ветхой традиции, которая была до модерна. Путь заказан. Так и существует – абсолютно один и совершенно, неисцелимо свободен.

Еще, конечно, у нас есть настоящая свобода слова. Что со свободой слова в современной России какие-то проблемы – вранье. Говорить и писать можно все, что угодно. Ну, может, на основных федеральных каналах не все, что угодно, а в большинстве распространенных мест – пожалуйста. Вон после терактов 29 марта где только ни сказано и ни написано, что их организовала наша власть, она же кровавая гэбня – и что? Кто-то кому-то заткнул пасть? Кто-то хотя бы потребовал доказательств? Нет. И не нужно. Зайдите в любой книжный магазин – там такое лежит, что про несвободу слова вспоминать будет уже неприлично. Тут, правда, концерт Виктора Шендеровича в Питере почему-то отменили. Но лично я не верю, что по политическим мотивам. Ну что такого страшного Шендерович мог в сущности, сказать? Чего мы еще не слышали, тем более от него? Скорее всего, там какой-то бытовой подвох. Типа билетов не распродали.

Такая безграничная свобода слова, неслыханная в истории, стала возможна лишь благодаря тому, что слово полностью обесценилось. Впервые за время жизни России слово в ней не значит более ничего. Время, когда Солнце останавливали словом, словом разрушали города, ушло в космическую неизвестность. Ты можешь говорить все, что хочешь, потому что всем наплевать, что ты скажешь.

Слово стало аксессуаром, финтифлюшкой для привлечения мгновенного внимания, и не более того. За слово теперь не вознаграждают ни народной любовью, ни царской казнью. Свобода слова – это свобода от слова, от его власти. Так раньше в России не было, но так теперь есть.

2. Россия – страна, где установлен режим власти денег. Это называется – монетократия.

Такой режим предполагает, что центр власти – большой или маленькой, федеральной или местной – возникает на РФ-территории там и везде, где деньги сочетаются с административным ресурсом. Притом не важно, какие деньги и каков конкретно ресурс. Это может быть ресурс гаишника за 1 тыс. руб., а может, президента за миллиард. Принципиальной разницы нет.

При монетократии за деньги можно купить все. Даже то, что не продается, – просто оно слишком дорого стоит. В том числе можно купить жизнь и смерть. Вон всякие Кремниевые долины – они для чего строятся? Для того чтобы держатели денег изобрели себе технологии бесконечного продления земного существования, не иначе. А вот есть другой пример. Из области смерти. Сейчас много обсуждают юриста Сергея Магнитского, погибшего в тюрьме. Уже даже пьесу написали и ставят спектакль, где всех ментов и тюремщиков, убивших Магнитского, припомнят по именам и отчествам. Но почему-то забывают сказать, что убили Магнитского не по беспричинной жестокости ментовской системы, а из-за денег. И заказал убийство Магнитского один хорошо известный, солидный, местами даже американский инвестиционный банк. За деньги и из-за денег.

Никогда прежде в русской истории, политике, обществе, государстве деньги не играли важнейшей, решающей роли. Теперь играют.

3. Первое десятилетие первой стабильности завершилось разгромом интеллигенции. Социальной прослойки, которая 200 с лишним лет исполняла работу периферической нервной системы государства. Сообщала России, что ей должно быть больно. В таком-то и таком-то конкретном месте русского организма.

Еще до начала стабильности выяснилось, что в России интеллигенция во всем виновата, потому что она всегда провоцирует нестабильность. И берется защищать русский народ, который вовсе не хочет, чтобы его защищали, который хочет только пить водку и брать потребительские кредиты. И никому еще защита интеллигенции сбоку не принесла счастья – ни защищающим, ни защищающимся.
Сложившемуся на сегодня из Человеков.Ру Народу. Ру интеллигенция действительно всячески вредна. Без нее нигде не болит. Да и монетократия не может потерпеть паразитов, отрицающих формально или фактически денежное всевластие. Так Россия осталась без интеллигенции – впервые за много исторических лет.

По предварительным итогам стабильности мы оказались совсем в другой стране. Хотя что-то в ней от прежних времен сохранилось. Например, уважение к монархии с ее ритуалами. Или провинциальное чувство ревности к Европе. Но не бывает же так, чтобы от далекого прошлого не оставалось совсем ничего. Генетическая память народов все же прочнее мозговой памяти отдельных человеков.

Что это значит? Что годы стабильности стали для нас революцией. Может быть, более разрушительной, чем большевистская. Большевики, отрицая старый мир, в свой новый мир взяли из русского старого очень много его проверенного добра. Революционеры-монетократы, на словах старый мир не слишком отрицая, уничтожили его почти совсем. Им это удалось.

Что с Россией теперь, после революции стабильности? Анабиоз. Коматозный сон. Так бывает, когда человек или нация устает от самой себя. Под тяжестью собственной жизни, она же история.

Что означает наша стабильность? Она означает, что Россия подключена к аппарату искусственного дыхания. Юридически считается, что она жива. Каждый день врачи передают сводки о состоянии больной. Вот дескать точечное улучшение – нефть в Нью-Йорке подорожала. А на другой день маленькое ухудшение – минутный прыжок инфляции. Больная в таком режиме может спать очень долго. Пока родственники не примут решение все-таки ее отключить.

Когда дождемся мы в нашей провинции этих великодушных родственников?