Зачем древнерусский английской спецшколе?

Эта история началось в тот момент, когда датский принц, командированный отчимом в туманный Альбион, поинтересовался у провожающих: «What is the weather?». Конечно, нам было привычнее, если бы он спросил: что там, какая погода, дождь или вёдро? Но жителю датского приморья и будущему жителю Британии куда важнее было узнать, какой и куда дует ветер – weather – по буквам: «ветер», потому что именно это атмосферное явление и отвечало в Дании и Англии за то, что мы, жители евразийских равнин, впоследствии назвали погодой. Признаюсь, трудно было ожидать от Гамлета владения, хоть и в малой степени, русским языком. Однако вскоре принц заговорил целыми предложениями. Да еще какими! Что ни глагол – мировой шедевр. Итак, определившись со столь важным для приморского жителя направлением ветра (погодой на дворе), датский принц перешел к фундаментальному – бытию. Так и сказал: «To be or not to be» (быть или не быть – если по-современному). Но не надо забывать, что слова его были записаны В.Шекспиром четыреста лет назад! Наши предки запросто могли «перевести» его «ту би о нот ту би» как «бъi ть(и) а нетъ бъi ть(и)». Оставим за скобками дрейф слогообразующей гласной в детерминаторе (маркере) инфинитива, дрейф «о» в «а» (на письме так и вовсе «or») и предосудительные прыжки инфинитив-маркера через глагольную основу. Во-первых, в Англии и ездят справа (все наоборот) и вполне возможно, что их перед – как раз наш зад, во-вторых, вдруг мы вообще имеем дело с мимикрировавшим местоимением, не какой-то частицей? А местоимению, вестимо, вовсе не зазорно окучивать основу, да еще и слипаяться ней.

Почему в Англии отвечают по уставу

Доказав неплохое знание датским принцем древнерусского языка, мы вправе спросить: а только ли датские принцы им так хорошо владели? А что же просто саксы с англами? Например, «не» и «нет» там говорят почти по-по-нашему – «но- ноу – нот». Казалось бы, что «да» должно быть «да» или хоть что-то похожее. В самом деле, почему такая лексическая дискриминация: «нет» и по-английски почти «нет», а «да» - какое-то «yes» [jes] да к нему еще какое-то «do – does – did – done» (делать, выполнять) так и норовят добавить?

«Сержант Иванов, вы готовы заступить на боевое дежурство?»

«Да»

«Это что еще за «да»? Извольте отвечать по уставу!»

«Есть!»

Значит, по-военному «да» - «есть»? Может когда еще и добавляли: «есть, я выполняю (делаю)?» Похоже, ох и похоже на что-то знакомое, но очень англо-саксонское. Вот только «ть(и)» в конце как бы лишнее. Глагол вроде бы получается. Тут самое время копнуть поглубже. В церковно-славянском языке (архаика как ни крути!) есть так называемые глаголы архаичного спряжения - архаика архаики. Это «быти, имЂти, вЂдЂти, ясти, дати». Все их спрягать не будем – поверим на слово: к их основам в лицах присоединяются стандартные личные конструкции – мь(ъ), (с)и, (с)ть, мы, (с)те, уть-дятъ. При этом у «быти» в настоящем времени основа, к которой все и клеится, – ес [jes]. Только в третьем множественном наше «ес» утеряло первую фонему. Надо полагать из стремления к однозначности понимания – «есуть» ведь запросто можно было перепутать с местоимением «е» и какой-то частицей. Теперь не остается сомнений: англичанин, соглашаясь, рапортует по уставу: есть, выполняю – «Yes, I do (he does)».

Чтобы не было обидно за русский язык

Есть такая песня. О хвостах. А там такие слова «...у кошки есть, и у коня, но нет у вас и у меня». Обидно, знаете ли, когда у всех чего-то есть, а у вас – нет. Может хвост этот и не нужен совсем, а обидно. Так и артикли. Ну зачем они русскому языку? Разве есть в русском языке проблема с идентификацией существительных? Нужны, что ли, особые маркеры? А все равно – обидно за родной язык. Почему у тех же германцев артикли даже и по родам изменяются, англичане то неопределенно экают «а», то четко определяют «the», а мы – так и остались с голыми, аки соколы, существительными. Где тут справедливость? А ведь если как следует поискать, есть у нас артикли! И вовсе не те древние местоимения, которые вовсе извелись, присоединившись к причастиям во время оно. Есть у нас самые настоящие, живые артикли! Впрочем, как бы недоразвитые, застывшие на личиночной стадии. Да какие ж это артикли? Так, невесть что да указательные местоимения – скажут шибко ученые. Э нет, «один» в роли не числительного, не существительного, а невесть чего, самый настоящий неопределенный артикль. Из него-то, из английского «one» и образовался в английском языке неопределенный артикль «а», а из «этот» - английское «that» - вызрел по надобности определенный артикль «the».

Пусть, пусть пинают меня ногами записные степеннЫе филологи! Пусть восклицают патетически: со свиным-де рылом да в калашный ряд?! Азъ стоял есмь и на том стояти имамъ: в выражении «один человек говорил» «один» - не числительное, и, строго говоря, не существительное. А так – нечто неопределенное, служебное,- маркер неопределенности. Или так скажем: «видел на витрине мебельного магазина один стол...». Что, кто-то поймет так, что во всем мебельном стоял единственный стол? Правильно, приходится уточнять: стоял единственный стол, или стол стоял один-одинешенек. А о конкретном столе так и скажем: этот стол (that, the значит). Позвольте представить наши русские артикли: «один» и «этот», неопределенный и определенный. Так что родной наш «хвост», хоть совсем и маленький, рудиментарный, нашелся. При некоторой тренировке им и покрутить можно!

О времена! О!

Каждого русского, взявшегося изучать английский язык, вероятно повергает в трепет обилие времен. Да на что их столько англичанам! Нешто трех-то не хватает? Мы-то живем, и говорим, и ничего, справляемся. А ведь так было не всегда. Всегда-то как раз в русском языке было времен предостаточно – не то девять, не то десять, если еще добавить образовывавшиеся сходно с временами наклонения (сослагательное со спряжением служебного «быти», повелительное, желательное), то английский временной беспредел вообще нормой покажется.

Интересно же вот что: времена эти образовывались в русском языке сходно с английскими, с использованием тех же глагольных форм (причастий прошедшего времени, инфинитива и служебных глаголов – «бъi (ти) и имети» (англ. to have, русское «хапати»). Так образуется русский перфект и плюсквамперфект, сослагательное наклонение и сложное будущее. Однако одного очень полезного времени в церковнославянском языке как бы и нет.

Англичанин скажет: «I am going to ...» - значит вот сейчас он куда-то там идет. Или так: «I am being» . Существую, значит, в настоящее время. Это весьма полезное в хозяйстве настоящее длительное, презент континиус, сиречь. Но на что оно, допустим, переписчику древних тестов? Вот прошедшее – пожалуйста, на все вкусы, настоящее или будущее, залоги и обороты, переводимые придаточными (как в Англии!) – пожалуйста. А на что длящееся настоящее? Разве что письмо архиерею написать, изящно подчеркнув непрерывность и многотрудность забот? «Давлеет днесь злоба его»? «Злоба есть давлеюща днесь». А ведь так и просится настоящее длительное в той же фразе «Я существую» - «Азъ есмь сый» - существую, пребываю в настоящий момент - «I am being». Ну, продираться к «азу» от «I (ай)» - не будем, больно тернисто, а вот «am» (эм), похоже, родня нашему «есмь», только где-то «с» потеряло. «Да» же - «yes» - сохранило.

Один, два, три

Так считали наши предки и мы считаем. Так же считали и предки англичан, французов, немцев и итальянцев: «уан, ту, фри, айн, цвай, драй, ан, дэ, труа, уно, дуо». А где «ту», там уж и «ду», а от него рукой подать до «два». Дальше, впрочем, наш счет разошелся – если где-то по частным вопросам образования второй десятки числительных и вообще, принципов счета до 100, мы и заграница использовали сходные механизмы и даже числительные были похожи, то наше «сто» - явно не родня английскому. Но вот что удивительно: для названия большого числа – десяти сотен – наши предки использовали сходное слово – тысяча: английское «thousand» – немецкое «таусент». Знать, древнее и очень важное было это слово – «очень много». Пощадило время и число двадцать (два десятка), английское «твенти» (ну, понятно, где «т», там смело можно искать «д») и немецкое «цванциг». Кстати, а что значил псевдоним автора «Тома Сойера» Марк Твен? В биографии его можно прочитать, что это лоцманское: «марка два» на Миссисипи - значит воды на два ярда, можно плыть. Два-то два, да не «two (ту», а «твен», явно близкая родня «твенти» (двадцать) и русских «два».

Вместо кого- чего?

Местоимение – значит поставили что-то короткое вместо чего-то значимого, не повторяться зря и место занять, чтобы не пустовало. Каких только нет местоимений в славянских и германских языках! «И,я,е, азъ, ю, он, она, онЂ, он,. ай, их, хи, ши, ит» - на любой вкус. Покопаться, так всякую родню, близкую и дальнюю можно обнаружить, исторические связи проследить самые причудливые! Работа – на две докторских и одну толстую монографию. Но сейчас у нас задача пожиже – присмотреться к английскому слову «one» [wΔn] – «один». На самом-то деле, как мы уже говорили, это числительное бывает как бы не числительным. Так, например, в русском языке было оно не так давно существительным. Да вот только ли им?

Есть в русском языке местоимения «оно» и «он», можно было даже в некоторых случаях и «оне» написать. Ну до чего ж похоже на английское «one»! Звучит-то, конечно, совсем не похоже. Фонетика у англичан вольная, прет куда похочет, а вот орфографию – не обманешь, у них с ней строго: как писали когда-то, так и пишут, хоть и произносят совсем другое.

Ну, мало ли что на что похоже, скажут! Вы еще тут варяжского бога помяните! Но если сходство неслучайно, мы вправе ожидать встретить в английском языке лексическую единицу «one» в роли местоимения. И точно именно таковым «one» и выступает в английских предложениях, замещая какое-либо существительное. Круг замкнулся: «one» – «онъ-оно-они-онЂ» – «а» (артикль) и «один» (как маркер неопределенности) – близкая родня. Судя по орфографии, так даже более близкая, чем может показаться на первый взгляд.

Как Лев Толстой «наврал» «Войну и мир»

Все знают – Лев Толстой – знаменитый писатель, автор (отец, author [ōθə]) романа-эпопеи: он его придумал и написал. По-английски «писать» - to write [rait]. Когда-то русское «писати ,печати» означало «рисовать». To picture и сейчас – «рисовать» по-английски. Быть может «write» и сейчас что-то значит по-русски? Попробуем прочитать по буквам, позабыв на время путаное английское произношение: оно-то все время меняется. плывет, в отличие от застывшей пять столетий назад орфографии. Что получается? «Врите». Кому, пардон, врать? И зачем? Быть может, это неопределенная форма глагола – «врити», означавшего, да и сейчас означающего, сочинять, выдумывать? Что же получается? «Врать – сочинять – писать: врун, сочинитель, писатель»? Про «печатать» уж и говорить не приходится: известно, бумага все стерпит. Так и получается, что Лев Толстой сочинил, «выдумал» свой роман. В дописьменную эпоху наши предки так и сказали бы: «соврал есть», причем не вкладывая в это высказывание что-то обидное для писателя. При чем, заметьте, ангилчане так и называют писателей врунами – «writer» (вритер). Это в наших палестинах народ деликатничает, называя писателей художниками – рисовальщиками. Вот, оказывается, какая может быть польза русскому языку (да и нам всем) от окостеневшей сотни лет назад английской орфографии! До чего ж бывает точен язык, если докапываться до основ.

Бросая в воду камешки, смотри на круги от того происходящие

Так говорил знаменитый Козьма Прутков. Да зачем мы все это, ветер-погода в Англии, артикли, уставы, to be с играющими в чехарду частицами и архаическими, давно забытыми глагольными конструкциями? Кому, кроме археологов, все это нужно? Есть, оказывается, кому.

Пусть наши сложные времена – достояние остепененных филологов, давно уже и самих себя с трудом понимающих, и священников. Пусть слова эти и сложные времена окончательно покинули живой язык, как разговорный, так и письменный. Но ведь в других, родственных нашему языку, языках - двоюродных и троюродных братьях, бережно хранящих древние родственные связи, формы эти живы и неплохо себя чувствуют. Поэтому знание хоть и непривычных, уже подернутых патиной времени языковых конструкций, изучение закономерностей их образования, ведение того «скелета», на который нарастает фонетическое и грамматическое «мясо» - хорошее подспорье для изучающих любой индоевропейский язык. А приобщение к прочным связующим элементам, первоосновам нашей языковой общности то же самое, что встреча за границей земляков. Короче говоря: изучайте древнерусский, чтобы легче было учить современный английский!