Загадки последних часов рейхсканцелярии.

Загадки последних часов рейхсканцелярии

Украсть Победу...
Внимательное изучение последних дней Третьего рейха позволяет увидеть, на какие ухищрения шли враги народов нашей страны, чтобы отнять у них право на победу. В то же время обращение к далекой истории позволяет обнаружить органическое сходство между врагами нашей страны 1945 года и современными ее врагами.

Окончание.

Начало в №3 за 25 марта с.г.

Порой ссылаются на «Добавление к политическому завещанию фюрера», написанное Геббельсом в 5.30 29 апреля. В нем говорилось: «Фюрер приказал мне покинуть Берлин... и принять участие в качестве ведущего члена правительства, назначенного им. Впервые в моей жизни я отказываюсь подчиниться приказу фюрера. Моя жена и дети присоединяются к моему отказу... В кошмаре измены, который окружает фюрера в эти самые критические дни войны, должен быть по крайней мере один человек, который останется с ним до самой смерти... Я верю, что я таким образом окажу лучшую услугу германскому народу... По этой причине вместе с женой и от имени моих детей, которые слишком молоды, чтобы говорить за себя, я без колебаний принимаю это решение. Я выражаю свое неизменное решение не покидать столицу рейха, даже если она падет, а, напротив, рядом с фюрером закончить жизнь, которая для меня лично не будет иметь ценности, если я не могу ее посвятить служению фюреру и находясь рядом с ним».
Хотя это письмо демонстрировало готовность Геббельса пожертвовать своей жизнью, а также жизнями своей жены и своих детей, в нем не было сказано о планах самоубийства Геббельсов и убийства их детей. Речь шла скорее о том, чтобы умереть, сражаясь до последнего часа в Берлине. Главное же следует учесть: письмо было написано при жизни Гитлера и до обращения Геббельса к Сталину.
Геббельс, про которого затем писали, что он твердо решил свести счеты с жизнью, проявлял в последние свои часы неординарное присутствие духа и деловую активность. Известно, что Геббельс был единственным, кто развлекал присутствующих на свадьбе Гитлера с Евой Браун. Он энергично взялся за исполнение обязанностей рейхсканцлера 30 апреля и направил в качестве такового послание Сталину утром 1 мая. Он не делал ни единого заявления о том, что не готов выполнить завещание Гитлера и не подавал в отставку с поста рейхсканц лера. Ни обращение Геббельса к Сталину, ни его участие в переговорах Кребса по телефону, ни его радиограммы Дёницу не вытекали из красивых слов, сказанных в письме, о готовности «рядом с фюрером закончить жизнь». Активные действия Геббельса в ходе его однодневного пребывания на посту рейхсканцлера не позволяют подтвердить его заявление, что жизнь утратила для него ценность.
Геббельс и другие наследники Гитлера явно пытались выжить, сохранить свой статус членов законного правительства Германии, получив к тому же определенные гарантии личной безопасности. Вряд ли десятичасовые переговоры, в ходе которых выторговывались более удобные условия капитуляции, вел самоубийца по приказу и под контролем других самоубийц.
Внимательное описание Чуйковым Кребса и его поведения в течение 10 часов переговоров также не позволяет сделать вывод, что жизнь утратила для немецкого генерала ценность. Совершенно непонятно, почему Кребс, который, по словам Чуйкова, так не хотел покидать командный пункт 8-й гвардейской армии, явно опасаясь за свою жизнь, вдруг решил уничтожить себя через несколько часов. Известно, что некоторые генералы вермахта покончили жизнь самоубийством в годы Второй мировой войны. Именно так поступил бывший начальник Кребса Модель, чтобы избежать пленения американцами. Однако еще в 13 часов дня 1 мая Кребс всем своим поведением демонстрировал желание жить и явно страшился возвращаться в бункер. Он отнюдь не походил на человека, который был готов свести счеты с жизнью. Чего же боялся Кребс? Советского штурма или чего-то другого? Явное нежелание Кребса возвращаться в бункер могло свидетельствовать о том, что он знал об угрозе для своей жизни, исходившей от каких-то людей в бункере.
В то же время имеются документы, которые можно однозначно истолковать как свидетельства того, что после возвращения Кребса с командного пункта Чуйкова Борман и Геббельс принялись энергично действовать, готовя встречу с Дёницем, а не со смертью.
В своей книге Л.Безыменский привел ряд радиограмм, направленных из бункера. 1 мая в 7:40 Дёниц получил радиограмму от Бормана, которая гласила: «Завещание вступило в силу. Я прибуду к вам так скоро, как возможно. До этого, по-моему, ничего не следует предпринимать». (Из этого можно прийти к выводу, что Борман не знал о том, что текст гитлеровского завещания Дёниц не получил.) Однако после возвращения Кребса рейхсканцелярия более четко сообщала о намерении Бормана прибыть к Дёницу. Радиограмма, полученная Дёницем в 14:46, гласила: «Рейхслейтер Борман прибудет к вам уже сегодня, чтобы объяснить обстановку». Скорее всего, радиограмма свидетельствовала о готовности нацистов принять советское предложение и воспользоваться самолетом или автомашиной для поездки к Дёницу. Ведь в радиограмме нет ни намека на трудности прорыва через советское окружение, а уверенно сказано о прибытии Бормана 1 мая.
Наиболее четкие указания были даны в радиограмме из бункера рейхсканцелярии, которая была отправлена Дёницу в 15:18 Геббельсом и Борманом. Наконец наследники Гитлера решились сообщить о факте смерти Гитлера, хотя и не уточняя, как это случилось. Радиограмма гласила: «Гроссадмиралу Дёницу. (Совершенно секретно! Передавать только через офицера). Фюрер умер вчера в 15:30. Завещание от 29 апреля назначает вас рейхспрезидентом, министра Геббельса рейхс канцлером, рейхсляйтера Бормана партийным министром, министра Зейсс-Инкварта министром иностранных дел. По приказу фюрера завещание направляется из Берлина вам и фельдмаршалу Шёрнеру для того, чтобы обеспечить его сохранение для народа. Рейхсляйтер Борман попытается прибыть к вам сегодня и проинформировать об обстановке. Вы должны сами решить, когда и в какой форме сообщить об этом в печать и войскам. Подтвердите получение. Геббельс. Борман».
Комментируя последнюю радиограмму, У.Ширер писал: «Геббельс не счел необходимым проинформировать нового вождя о своих намерениях». Ширер исходил из того, что уже к этому времени Геббельс решил покончить жизнь самоубийством. Между тем из списка членов правительства, направленного Дёницу, следовало, что Геббельс является рейхсканц лером Германии. Почему он не сообщил Дёницу, что тот дол жен взять на себя всю полноту власти и действовать без     рейхс канцлера? Но почему бы не предположить, что Геббельс не информировал Дёница о своих планах покончить жизнь самоубийством, потому что таких намерений у него не было в момент отправления радиограммы.
Очевидно, что многие сведения о последних часах правительства Геббельса–Бормана и их руководителей, а также Кребса и Бургдорфа, которые используются до сих пор в работах по истории гитлеровского рейха, туманны, путаны, противоречивы, а потому вызывают сомнения.
Что же на самом деле произошло в конце 1 мая в бункере рейхсканцелярии? (Версия автора.)
Противоречивые объяснения обстоятельств последних часов существования правительства нацистской Германии в Берлине и его руководителей заставляют искать иные версии того, как на самом деле происходила агония Третьего рейха.
Известно, что после того, как в 15:18 была отправлена радиограмма Дёницу из бункера, больше оттуда посланий не поступало. Посмотрим, как прореагировал получатель этого послания в Плёне. Дёниц отнюдь не воспринял радиограмму Геббельса и Бормана как прощальную записку людей, готовых покончить с собой или идущих на смертельный риск. Шпеер утверждал, что, прочтя радиограмму, Дёниц был возмущен ограничением своих полномочий. По словам Шпеера, Дёниц воскликнул: «Это невозможно!» – и спросил: «Кто еще видел радиограмму?» Оказалось, что кроме присутствовавших ее видели лишь радист и адъютант гроссадмирала Людде-Нейрат. Тогда Дёниц приказал взять у радиста клятвенное обещание хранить молчание. Радиограмма была заперта в сейф.
«Что мы будем делать, если здесь на самом деле появятся Геббельс и Борман? – спросил Дёниц. И, не дожидаясь ответа, сказал: «В любом случае я совершенно отказываюсь сотрудничать с ними». Шпеер писал: «Этим вечером мы оба решили, что Борман и Геббельс должны быть арестованы».
Решение арестовать Геббельса и Бормана за то, что они сообщили новому рейхспрезиденту фамилии некоторых министров нового кабинета, кажется абсурдным, если не принимать во внимание борьбу за власть между наследниками Гитлера. На каком основании Дёниц считал свое назначение на основе ссылок на завещание Гитлера в радиограммах из бункера законным, а назначения Геббельса и Бормана на основе таких же ссылок на гитлеровское завещание в тех же радиограммах противозаконным? Совершенно очевидно, что гросс адмирал решительно отказывался признать законность значительной части гитлеровского завещания. А ведь на этом завещании основывались претензии правительства Геббельса– Бормана на свою легитимность.
Почему беспартийный гроссадмирал Дёниц, который до самоубийства Гитлера и помышлять не мог о занятии высшего поста в нацистском государстве, в считаные часы встал на путь беспощадной борьбы с теми, кто до тех пор занимал значительно более крупные посты в иерархии рейха? Скорее всего, за решением Дёница арестовать Геббельса и Бормана стояла воля человека, который уже давно видел себя на посту нового фюрера Третьего рейха, – воля Гиммлера. Очевидно, что уверенность Гиммлера в том, что он в ближайшее время возглавит правительство, основывалась на том, что он постоянно получал достаточно полную информацию о событиях в нацистских верхах и имел достаточно мощные способы воздействовать на их развитие.
Судя по воспоминаниям Шелленберга, ему сообщили о самоубийстве Гитлера 1 мая в 4 часа утра, как только он прибыл из Любека в штаб СС в Плёне. Очевидно, новость в Плён пришла еще раньше. Если это так, то это доказывает, что кто-то из бункера сумел оповестить об этом штаб СС до того, как от Бормана и Геббельса пришла радиограмма о «смерти Гитлера». Возможно, эти люди могли поддерживать связь по рации из бункера без ведома Геббельса и Бормана.
Шпеер создает впечатление, что решение об аресте Геббельса и Бормана было принято, когда он был наедине с Дёницем. Между тем из воспоминаний Шелленберга следует, что 1 мая Гиммлер «встретился в Плёне с адмиралом Дёницем, новым главой германского государства, и они до поздней ночи обсуждали вопрос о том, какой политики следует придерживаться в ближайшем будущем». Не исключено, что решение арестовать Бормана и Геббельса было принято Дёницом по настоянию Гиммлера, который в это время был с ним.
Радиограмма, посланная Геббельсом и Борманом 1 мая в 15:18, вряд ли случайно стала переломным моментом в развитии событий в берлинском бункере. Для Гиммлера она явилась сигналом к действию против своих соперников. В случае, если бы Геббельс и Борман прибыли в Плён, они были бы арестованы. Но скорее всего рейхсфюрер СС имел возможность направлять действия в нужном ему русле и в самом бункере.
Борьба за власть в нацистских верхах вокруг гитлеровского завещания началась сразу после его написания еще в послед ние часы жизни фюрера. Поэтому 29 апреля Борман направил Дёницу и Шёрнеру копии этого обязательного к исполнению закондательного документа о назначении Геббельса главой правительства, Бормана – фактическим лидером партии, и об изгнании Геринга и Гиммлера из верхов нацистского государства. Курьерами были военный адъютант Гитлера майор Вилли Иоханнмейр, офицер СС и советник Бормана Вильгельм Зандер и чиновник министерства пропаганды Хайнц Лоренц.
Однако все три курьера, успешно преодолев советские позиции в трех полосах окружения, не прибыли ни к Дёницу, ни к Шёрнеру. Позже Тревор-Роупер, ссылаясь на их рассказы, подробно расписал трудности, которые якобы встретили курьеры на своем пути. Они почему-то долго плыли по озеру Хавель на захваченной ими байдарке, которая перевернулась именно в тот момент, когда их будто бы должен был подобрать гидросамолет, посланный от Дёница. Затем они долго брели до Эльбы и попали на территорию, оккупированную англо-американскими войсками. У.Ширер писал: «Майор Иоханн мейр в конце концов зарыл копию этого документа в саду своего дома в Изерлоне в Вестфалии. Зандер спрятал свою копию в сундук, который оставил в баварской деревне Тегернзее». Скрыл свою копию и Лоренц. Однако, как писал Ширер, «будучи журналистом», Лоренц «был слишком словоохотлив, чтобы хорошо хранить свой секрет. Его несдержанность привела к обнаружению у него копии, а затем и к разоблачению остальных курьеров». Однако в начале мая 1945 г. в Германии почти никто не знал про гитлеровское завещание.
Никого из тех, кто засвидетельствовал политическое завещание Гитлера (Геббельс, Борман, Кребс, Бургдорф), никто и никогда не видел в живых после 1 мая. (Если не считать спорных свидетельств о встречах с живым Борманом после 1945 г.) Кроме них, никто не мог подтвердить подлинность этого документа.
Сомнительная версия о самоубийстве Геббельсов невольно отражает факт их насильственного уничтожения. Видимо, те, кто распространял версию о расстреле Геббельсов «по их желанию», не были свидетелями того, как на самом деле они умерли, но знали, что супругов должны были убить из пистолета. Такой рассказ позволил бы объяснить наличие пулевых отверстий в затылках супругов. Возможно, что Геббельсы сумели опередить убийц, приняв яд. Но не исключено, что исполнители приказа об их расстреле дали возможность супругам отравиться.
Возможно, такой же выбор был предложен Геббельсам и относительно их детей. При этом нельзя исключать того, что Магда Геббельс на самом деле участвовала в их отравлении, зная, что в противном случае ее дети будут подвергнуты жестокой казни. В любом случае, скорее всего, отравление семьи Геббельсов было осуществлено по принуждению лиц, которые затем постарались создать впечатление, будто они были к этому не причастны.
Известно, что значительную часть обитателей бункера составляли эсэсовцы, поднаторевшие в подобных делах. Они были преданы Гиммлеру и поддерживали его попытки добиться мира с западными союзниками. В бункере могли находиться и люди Гиммлера, причастные к переговорам с англичанами о передаче немецких войск в их распоряжение.
Не исключено, что эсэсовцы были причастны к попыткам срыва переговоров Кребса с советскими генералами. Сопротивление этим переговорам проявилось в обстреле группы советских связистов, которые шли от командного пункта Чуйкова вместе с полковником фон Дуфвингом. Разумеется, это был далеко не первый случай во время Великой Отечественной войны, когда немецкие военнослужащие стреляли по советским парламентерам и убивали их. Однако на сей раз огонь вели по группе, в которой были немцы, включая полковника фон Дуфвинга. Произошел ли этот обстрел из-за вопиющего нарушения воинской дисциплины, столь необычного для немецкой армии, или же это было следствием умышленных попыток сорвать переговоры с советской стороной? Не вследствие ли саботажа эсэсовцев долго не работала телефонная связь между командным пунктом Чуйкова и рейхсканцелярией?
Условия капитуляции, согласованные на командном пункте Чуйкова, могли вызвать яростное сопротивление эсэсовцев, хотя бы потому, что Кребс согласился объявить Гиммлера предателем по советскому радио. Судьба же Фегеляйна могла их убедить в том, что руководители нового правительства могут начать уничтожение эсэсовцев.
В то же время эсэсовцы могли получить широкую поддержку со стороны других обитателей бункера, когда те узнали про строго лимитированный перечень лиц, которых не будут считать военнопленными. Эти люди, решившие с помощью эсэсовцев бежать из Берлина, чтобы не попасть в советский плен, могли активно сотрудничать с членами тайной полиции, уничтожая важнейшие документы и трупы людей, распространяя лживые версии и даже участвуя в убийствах.
Возглавить организацию выступления эсэсовцев против Геббельса, Бормана и их сторонников внутри бункера мог лишь достаточно авторитетный нацистский руководитель. Кроме Геббельса и Бормана в бункере оставался еще один член правительства – новый министр пропаганды доктор Вернер Науман. Он долго работал личным референтом Геббельса, а затем до 30 апреля 1945 г. был статс-секретарем министерства пропаганды.
Исходя из того, что Геббельс добровольно покончил жизнь самоубийством, Эрнст Генри писал: «Геббельс... был обязан тут же кому-то передать свои полномочия... Из всех оказавшихся в столице членов правительства Геббельса «динамический» молодой эсэсовец Науман был единственным, кому Геббельс мог доверять достаточно, чтобы передать ему свои пол номочия». Но если у знатока нацистской Германии Эрнста Генри не было сомнений в том, что Вернер Науман мог заменить Геббельса и Бормана в качестве руководителя рейха, то, скорее всего, таких сомнений не испытывал и сам Науман. Можно лишь предположить, что Науман не стал ждать, пока Геббельс передаст ему свои полномочия, а устранил того, кто мог ему их даровать. Правда, он воспользовался устранением Геббельса и Бормана не для захвата власти в свои руки. Науман действовал исключительно в интересах своего главного начальника – Генриха Гиммлера, а возможно, и по его приказу.
Еще до прихода нацистов к власти Науман в 1929 г. вступил в ряды СС. Характеризуя Наумана в своих воспоминаниях, шеф эсэсовской разведки Вальтер Шелленберг писал: «Мне оказывал ценную помощь статс-секретарь Науман в министерстве пропаганды, пользовавшийся также полнейшим доверием Гиммлера... Это была динамичная фигура, всецело посвятившая себя задачам тайной службы». Эрнст Генри признавал: «Науман был личным эмиссаром Гиммлера при Геббельсе». Также очевидно, что в своих действиях по устранению политических соперников Гиммлера Науман опирался на дисциплинированную эсэсовскую организацию и ее членов среди обитателей бункера.
Дальнейшая судьба Наумана показывает, что этот человек располагал мощной поддержкой неких тайных организаций, способствовавших распространению неонацизма в послевоенной Западной Германии. Очевидно, что усилия Наумана по устранению соперников Гиммлера 1 мая 1945 г. были впоследствии оценены недобитыми эсэсовцами. По словам Эрнста Генри, «именно Науман стал послевоенным фюрером нацистов». Вернувшись в Западную Германию в 1950 г., вскоре после создания ФРГ, Науман предпринял шаги для становления неонацистских политических партий. Знаменательно, что в окружении неонацистов Наумана оказался бывший лидер «Гитлерюгенда» Аксман, бежавший с ним из бункера.
Скорее всего, Гиммлер не только приказал Дёницу арестовать Бормана и Геббельса, в случае их появления в Плёне, но и отдал приказ Науману или другим эсэсовцам в бункере арестовать своих политических соперников и всех, засвидетельствовавших политическое завещание Гитлера, а затем уничтожить их. Можно также предположить, что Науман и другие эсэсовцы действовали по его приказу, арестовав Геббельса, Бормана, Кребса и Бургдорфа, а затем убив их или заставив их принять яд. Опасения Кребса, что «Гиммлер может уничтожить членов нового правительства», не были напрасными. В то же время не исключено, что, послушные воле Гиммлера, Науман и другие эсэсовцы действовали по своей инициативе, исходя из общих интересов «черного ордена» СС.
В любом случае в результате этих действий соперники Гиммлера были уничтожены. Капитуляция войск, окруженных в Берлине, а также общая капитуляция Германии были сорваны. Вместе с другими обитателями бункера Науман и многие эсэсовцы сумели выбраться из Берлина за несколько часов до решения генерала Вейдлинга о капитуляции окруженных в Берлине немецких войск.
Теперь в Плёне были лишь Риттер фон Грейм и Ханна Рейч, которые могли доказать «измену Гиммлера». Однако 2 мая фон Грейм весьма кстати «покончил жизнь самоубийством». Правда, Рейч потом уверяла, будто она лично встретилась с Гиммлером и сурово осудила его за «предательство фюрера». С явным недоверием к ее рассказу Тревор-Роупер писал: «Нас осчастливили ярким, но, возможно, неточным отчетом о беседе Рейч с Гиммлером. Главная героиня, словно на театральной сцене, произносит страстные обличения, но они не трогают толстокожего негодяя из этой театральной постановки. А затем весьма кстати подоспевший воздушный налет драматично прерывает этот спор».
Очевидно, плодом долгих дискуссий Дёница с Гиммлером стало радиообращение нового рейхспрезидента, с которым тот выступил лишь через 7 часов после получения им радиограммы из Берлина. В своем обращении по гамбургскому радио к народу Германии 1 мая в 22.20 Дёниц сообщал о «героической смерти Гитлера». Это обращение отвечало проводившемуся до тех пор курсу Гиммлера на одностороннюю капитуляцию перед англо-американскими войсками. Дёниц ясно давал понять. кто является главным врагом нацистского рейха. Он говорил: «Моей первой задачей является спасение Германии от разрушения продвигающимся вперед большевистским врагом. Для осуществления этой цели вооруженная борьба будет продолжаться. Поскольку реализации этой цели мешают англичане и американцы, мы будем вынуждены осуществлять нашу оборонительную борьбу также и против них. В этих условиях англо-американцы будут продолжать войну не за свои народы, а только ради распространения большевизма в Европе».

Попытки украсть Победу после 1 мая 1945 года. (Заключение.)
2 мая Дёниц перевел свой штаб из Плёна во Фленсбург, расположенный на границе с Данией. Туда же переместил свой штаб и Гиммлер. Тревор-Роупер писал: «Его огромная охрана не была сокращена; за ним следовала вереница штабных машин; вокруг него толпились высшие эсэсовские офицеры... Делясь мыслями со своими подчиненными, которые затем не стали их скрывать, Гиммлер упомянул о своей заветной цели: стать премьер-министром поверженной Германии под руководством Дёница. При этом Гиммлер давал понять, что не обязательно он будет оставаться под начальством Дёница. Он намекал на то, что Дёниц стар, а его, Гиммлера, ждет еще немало лет жизни и долгое пребывание у власти».
Хотя Гиммлер торжествовал победу над своими политическими противниками, территория, находившаяся под контролем правительства во Фленсбурге, стремительно сокращалась. Дёниц и его военно-морское окружение, а также военачальники на различных участках Западного фронта исходили из невозможности продолжения военных действий.
После переговоров 4 мая верховное германское командование объявило о капитуляции перед английскими войсками Монтгомери всех частей, расположенных в северо-западной Германии, Дании и Нидерландах. 5 мая, капитулировала группа армий под командованием фельдмаршала Кессельринга. В тот же день, 5 мая в штаб Эйзенхауэра прибыл представитель от Дёница. На сей раз речь шла об общей капитуляции. Обратившись к англо-американцам, немцы пытались добиться того, чтобы максимально большое количество их войск сдалось западным союзникам.
Стремление западных союзников перехватить победу у СССР при поддержке нацистских лидеров во главе с Гиммлером, пытавшихся капитулировать лишь перед англо-американцами, привело к подписанию акта о безоговорочной капитуляции американским генералом Смитом и немецким генералом Йодлем в Реймсе в 2 часа 11 минут утра 7 мая. Советский представитель при штабе Эйзенхауэра генерал-майор И.А.Суслопаров был приглашен для подписания лишь как свидетель.
В течение 7 мая Советское правительство добилось того, что подписание акта о безоговорочной капитуляции состоялось в Берлине. В ночь с 8 на 9 мая в Карлсхорсте, в восточной части Берлина, акт о безоговорочной капитуляции германских вооруженных сил был подписан начальником штаба Верховного главнокомандования Германии генерал-фельдмаршалом В.Кейтелем. Капитуляцию принял от СССР Маршал Советского Союза Г.К.Жуков, а также командующий стратегическими воздушными силами США генерал Спаатс, маршал авиации британских вооруженных сил Артур В. Теддер, главнокомандующий французской армии генерал Делатр де Тассиньи. Так, несмотря на то, что подписание акта о безоговорочной капитуляции Германии в Берлине правительством Геббельса было сорвано эсэсовцами, направляемыми Гиммлером, роль нашей страны и Красной Армии в достижении победы получила полное признание.
В своем выступлении по радио 9 мая Сталин объявил акт о безоговорочной капитуляции в Реймсе «предварительным», а «окончательным» – тот, что был подписан в Берлине.
Но и после этой попытки украсть победу английские союзники продолжали сохранять в неприкосновенности взятые ими в плен вооруженные части вермахта. То, чего добивался Гиммлер во время переговоров через посредство Бернадотта, воплощалось в жизнь. В английской зоне оккупации немецкие военные части не были расформированы. Около 1 миллиона солдат и офицеров вермахта не были переведены на положение военнопленных. С некоторыми из них проводились занятия по боевой подготовке.
Однако уже по мере приближения часа капитуляции становилось ясно, что попытки Гиммлера и возглавляемых им эсэсовцев удержаться у руководства побежденной Германии безнадежны. Военные, окружавшие Дёница, жаждали избавиться от тех, кто преследовал их после покушения на Гитлера 20 июля 1944 года, кто уничтожал их коллег и близких к ним людей. Для западных держав Гиммлер и его люди были уже не нужны. Более того, зловещая фигура рейхсфюрера СС в правительстве Дёница мешала Западу говорить о торжестве дела демократии.
6 мая в разгар переговоров в Реймсе о безоговорочной капитуляции Дёниц направил Гиммлеру письмо: «Дорогой господин имперский министр! Учитывая нынешнюю ситуацию, я решил отказаться от дальнейшего сотрудничества с Вами в качестве имперского министра внутренних дел, члена имперского правительства, главнокомандующего резервной армии и главы полиции. Я объявляю все ваши должности упраздненными. Я благодарю Вас за службу, которую Вы осуществляли ради рейха».
И все же Гиммлер продолжал надеяться на то, что он будет востребован западными державами. Он не отправлялся в бега, подобно Шелленгбергу, который уже переместился в Швецию. По словам Тревора-Роупера, «он сохранял претенциозную службу: штат из 150 человек, радиоотряд, 4 машины с охранниками... Он написал письмо фельдмаршалу Монтгомери и каждый день осведомлялся, не пришел ли ему ответ». Для этого у него были веские основания.
14 мая У.Черчилль направил меморандум в министерство иностранных дел Великобритании, в котором предлагал использовать правительство Дёница в интересах держав Запада. Прибывший в середине мая 1945 г. во Фленсбург для выполнения приказа И.В.Сталина об аресте правительства Дёница генерал Н.М.Трусов вспоминал: «Оказавшись за Кильским каналом, мы как бы попали в довоенную фашистскую Германию: всюду видны старые названия улиц, фашистские указатели, кругом свастики, фашистское приветствие поднятием руки и масса немецких военных в сухопутной, эсэсовской и морской форме, все при орденах, со знаками различия. Было очевидно: здесь в полной мере продолжали существовать гитлеровский порядок, действовали фашистские законы... Во Фленсбургском порту находилось много немецких вооруженных военных кораблей. Экипажи этих кораблей жили обычной жизнью, уходили на берег, возвращались из городского отпуска. На кораблях отбивались склянки и развевались немецкие флаги со свастикой. Во Фленсбурге находилось и продолжало функционировать верховное командование фашистской Германии (ОКВ) во главе с генерал-полковником Йодлем – начальником штаба оперативного руководства». Когда Н.М.Трусов вошел в кабинет Дёница, то увидел «на стене портрет Гитлера. При нашем появлении Дёниц встал из-за стола и пытался приветствовать нас традиционным жестом гитлеровцев». Н.М.Трусов возмущался: «Как будто не было ни поражения, ни подписания 8 мая акта о безоговорочной капитуляции. Нам тогда показалось, что нацистам оставлена эта территория преднамеренно, дается возможность сохранить кадры, переждать «ненастье».
Однако после отставки положение Гиммлера во Фленсбурге стало шатким. Тогда Гиммлер решил, что надо скрываться. 10 мая он покинул Фленсбург вместе с частью своих приближенных. 23 мая, в день ареста Дёница и других членов его правительства, британский патруль задержал Гиммлера в городе Люнебург. Во время обыска рейхсфюрер СС принял яд и, несмотря на попытки спасти ему жизнь, скончался.
Однако смерть Гиммлера не положила конец попыткам сохранить в неприкосновенности те силы в Германии, которые могли быть использованы против Советского Союза. Об этом свидетельствовал, в частности, примечательный обмен репликами между Сталиным и Черчиллем, состоявшийся на Пот сдамской конференции (17 июля – 2 августа 1945 г.).
В ходе обсуждения темы о нехватке угля и рабочей силы для его добычи в Западной Европе Сталин сказал, что в СССР сейчас используется труд военнопленных для работы в шахтах, а затем заметил: «400 тысяч немецких солдат сидят у вас в Норвегии, они даже не разоружены, и неизвестно, чего они ждут. Вот вам рабочая сила». Осознав истинный смысл заявления Сталина, Черчилль тут же стал оправдываться: «Я не знал, что они не разоружены. Во всяком случае, наше намерение заключается в том, чтобы разоружить их. Я не знаю точно, каково там положение, но этот вопрос был урегулирован верховной ставкой союзных экспедиционных сил. Во всяком случае, я наведу справки».
Однако Сталин не ограничился своим замечанием, а в конце заседания передал Черчиллю меморандум относительно имеющихся в Норвегии не разоруженных германских войск. Черчилль вновь стал оправдываться: «Но я могу дать заверение, что нашим намерением является разоружить эти войска». Ответ Сталина («Не сомневаюсь») был очевидно произнесен с ироничной интонацией, а потому вызвал смех. Продолжая оправдываться, Черчилль заявил: «Мы не держим их в резерве, чтобы потом выпустить их из рукава. Я тотчас же потребую доклада по этому поводу».
Лишь через 10 лет, когда Черчилль вновь стал премьер-министром, он признал, что лично отдал распоряжение не разоружать часть немецких войск, а держать их готовыми на случай возможного вооруженного столкновения с СССР в Европе летом 1945 года. На Потсдамской конференции Сталин нашел наиболее удачный способ объявить союзнику о том, что он знает о его вероломных действиях и вынудил его фактически признать факт нарушения Англией союзнических обязательств.
Очевидно, что обвинения Сталиным союзников в вероломстве, которые он не раз высказывал на протяжении войны, были не напрасными. Развязывание западными державами холодной войны, начавшаяся подготовка атомных бомбардировок СССР показывали, что расчеты Гитлера, а затем Гиммлера на вооруженное столкновение между союзниками по антигитлеровской коалиции не были столь уж химерическими.
Пытаясь пересмотреть итоги Второй мировой войны, закрепленные в Ялтинских и Потсдамских соглашениях, бывшие союзники стали также переписывать историю войны. Хотя попытки украсть победу и не допустить капитуляции Германии перед СССР провалились, стали предприниматься усилия с целью «доказать», что главными победителями Германии были США и Англия. По мере того как Победа над гитлеровской Германией становилась далекой историей, события в начале мая 1945 года искажались в различных публикациях. Если Черчилль, вслед за Эйзенхауэром, в своих воспоминаниях назвал подписание акта о безоговорочной капитуляции при участии Г.К.Жукова лишь «ратификацией» акта в Реймсе, то в последующем память о событиях в Берлине в полночь с 8 на 9 мая постарались вычеркнуть из истории. В своей огромной монографии об истории нацистского рейха У.Ширер ни слова не сказал о подписании акта о безоговорочной капитуляции германских вооруженных сил в Берлине. Об этом не говорится и в учебниках по истории, выпущенных в западных странах. В своих попытках исказить историю Великой Победы им вторят и некоторые российские средства массовой информации.
Эти усилия, направленные на то, чтобы украсть победу у нашего народа, продолжают попытки, предпринимавшиеся гитлеровцами в последние дни войны при поддержке западных держав. Внимательное изучение последних дней Третьего рейха позволяет увидеть, на какие ухищрения шли враги народов нашей страны, чтобы отнять у них право на победу. В то же время обращение к далекой истории позволяет обнаружить органическое сходство между врагами нашей страны 1945 года и современными ее врагами.

Встреча Власова, Жиленкова и офицера по связи с главным управлением СС Эрхарда Крёгера с министром пропаганды Геббельсом 1 марта 1945 года. Крёгер выступает в роли переводчика. На Жиленкове мундир генерала вермахта.

Юрий Емельянов