Загвоздка Перельмана. Завистливые заметки умного дурака о герое нашего времени

Литература, кино и вообще искусство вроде бы ищут положительного героя. Я им считаю питерского математика Перельмана, известность которому принесло не доказательство никому неведомой гипотезы Пуанкаре, а отказ от денежной премии. Такого еретика проще всего представить идиотом. Но, может быть, это явление мудреца, что хотя бы на миг возвращает жизни её истинный масштаб.

Литература, кино и вообще искусство вроде бы ищут положительного героя. По крайней мере, нам ещё в школе внушили, что это его главная задача. В общем-то, я с этим согласен, в том числе и как писатель: искусство должно дарить надежду. Ну да, да, знаю современную точку зрения, что искусство никому ничего не должно. Я и с ней отчасти согласен. Но всё-таки хотелось бы чуть добра и надежды.

Хотя зло, конечно, поцветистей, чем добродетель, потому злодей у писателя всегда выходит живописней праведника. Не помню, кто очень точно уподобил восхищенье художника чистопородным злодеем удовлетворению клинициста, радостно восклицающего: «Какой прекрасный гнойный аппендицит!»

Однако нынешние искусства в лице его некоторых представителей, судя по всему, всё ж испытывают чувство вины, что вместо того, чтоб даровать надежду, изображает зло в его самых разнообразных видах и проявлениях. Иные киношники и писатели подчас сетуют, не знаю уж, совсем ли искренне: «Ну где ж мы вам возьмём положительного героя, если они и в жизни отсутствуют?» Так ли?

Сходу назову человека, которого на полном серьёзе считаю положительнейшим героем нашего времени. Скажем просто: героем нашего времени. Это питерский математик Григорий Перельман. Характерно, что известность ему принесло вовсе не доказательство какой-то там никому неведомой гипотезы Пуанкаре, а исключительно отказ от денежной премии.

Сама по себе математическая гениальность сейчас не приносит славы. Сколько уж учёные бились над теоремой Ферма, и вот какой-то умник всё-таки доказал её. Казалось бы, сенсация века. Но даже мои знакомые математики не смогли припомнить не только его фамилию, но и национальность, сомневались: то ли японец, то ли француз. Видимо, ему не пришло в голову отказаться от наверняка причитающегося за это материального вознаграждения. То есть, как выяснилось, славе он предпочёл богатство.

А отказаться от денег — вот это по нашим временам убедительно. Ошеломляет, озадачивает. Загвоздка! Можно сказать, это вызов реальной системе ценностей. Такого еретика проще всего дезавуировать, попросту представить идиотом. Дурачок, что ль, этот Перельман при всей своей гениальности? Юродивый какой-то. Не смог, видите ли, сгонять за премией, потому что не нашлось денег на авиабилет. Ну, перехватил бы у кого-нибудь, а потом вернул с той же самой премии. Это ведь не теорема Пуанкаре, а вообще задачка для первого класса.

И ещё от одной премии отказался по столь же надуманной причине. И вот очередная премия, уже миллионная. Неужто вновь откажется?

Короче говоря, Перельман, упорствуя в своём бессребреничестве, задал нам всем задачку ещё и похлеще какой-нибудь там недоказанной теоремы. Да, с точки зрения убогих истин века сего выходит, что он юродивый, а по большому счёту — мудрец, живущий по своим внутренним законам.

Причём, уверен, что вовсе у него не было намеренья преподать кому-либо урок. Однако преподал. Нам ли представить его жизненные потребности, ход его гениальной мысли и пути его нетривиального чувства? Каким наверняка мелкотравчатым кажется наше суетливое бытованье человеку, живущему в мире совершенных истин. Может, вот оно, то самое явление мудреца, что, вольно пересказывая одно из соображений Метерлинка, приносит дыханье вечности, и хотя б на миг возвращает жизни её истинный масштаб.

Вот так, не больше и не меньше.

Оставив патетику, скажу честно: завидую я Перельману, и в первую очередь не его математическому гению (это уж мне точно не дано; знаю, поскольку немного довелось поучиться в одной знаменитой математической школе), а его цельности, независимости от расхожих мнений и как раз строгой логике поведения, как свойству большого учёного.

Да кому ещё позавидуешь в наше время? Кто теперь на плаву? По-моему, годы перемен дали внятный ответ на некрасовское «кому на Руси жить хорошо». Хорошо на Руси либо мудрецу, либо подлецу. Такая вот российская рифма.

Помнится, после августовского путча гнилые либералы всё боялись, что вдруг да начнётся «охота на ведьм», то есть расправа над партократами; забыв прежние обиды, были уже готовы грудью встать на их защиту. А я тогда утешал своих друзей-либералов: «Да не страдайте, милые. Палачи, стукачи и просто любого рода приспособленцы уж точно не пропадут, будут востребованы любым режимом. Чем о них, лучше о себе побеспокойтесь: ведьмы, как охотились на вас (нас то есть), так и будут всегда охотиться».

И всё ж не завидую приспособленцам. Взять политиков. Хотя б для конкретного примера одного из первейших по официальной субординации сановников. Был когда-то полевым геологом, то есть имел мужественную и полезную профессия. А теперь? Поглядишь на него, послушаешь — не зависть берёт, а жалость. Ну что такое? Корявые, заученные фразы, строго согласованная оппозиционность. Вот уж точно не герой нашего времени.

Единственная у него была, помнится, дельная инициатива, да и то не сказать, что политическая: спасение русской выхухоли. Действительно, вполне симпатичный зверёк. И если б каждая партия взяла под защиту один из вымирающих видов, так и была б хоть какая-никакая от них польза. Вот правящая уже себе избрала тотем. Но это так, к слову.

Не завидую и олигархам. Избыточные деньги вообще обременительны, тем более в нашей стране. Боюсь, обходятся дороже денег. Ведь тогда уже не они тебе служат, а ты им.

Вот из моих друзей и знакомых, занявшихся предпринимательством, никто в олигархи не выбился. Догадываюсь, почему: слишком оказались сентиментальны. (Значит, в друзьях не ошибся). Ни на что не намекаю, даже никого не подозреваю, но всё же думаю, что по меньшей мере моральная готовность в самом прямом смысле перешагнуть через несколько трупов просто необходима человеку, решившему преуспеть в большом бизнесе. Уверен, что упёртым гуманистам там делать решительно нечего. Однако олигархами — не олигархами, но кое-кто из них вполне прилично разбогател в 80—90-е. Было время, я занимался своего рода интеллектуальным рэкетом: заставлял их спонсировать свои издательские проекты. Теперь они уже не тоскуют о потерянных капиталах, а, вспоминая прежние годы, искренне радуются, что остались целы.

Подлецу или, мягче сказать, приспособленцу, понятно, почему хорошо. А мудрецу? Да ему вообще везде хорошо, а у нас тем более: сколько ведь пищи для ума и поводов укрепляться в мудрости. Вот именно таким-то я искренне завидую.

Что ж до литературы и искусства, то понимаю, что мне могут заметить: чем других подбивать, взял бы да и сам написал о Перельмане роман или всего лишь повесть. Кстати, неплохая мысль. Но пока не готов, потому ограничусь лишь краткими заметками, которые завершу признанием: если б я уже не был (так вышло) Александром Давыдовым, то хотел бы быть Григорием Перельманом.