О хорошем отношении к допингу

Я был на последних трех Олимпиадах. Я видел победы тех спортсменов, которые  замешаны в допинговом скандале. И у меня ощущение, что меня обманывали как мальчишку, как какого-то сосунка. А ведь я болел за них всем сердцем.

Если вы спросите меня об одном из самых сильных впечатлений в моей жизни, я расскажу: в один из последних дней Олимпиады в Афинах в 2004 году у меня был выходной. Я ходил по магазинам, пообедал в хорошем ресторане и чуть не опоздал на забег на 800 метров, на который очень хотел попасть. Добрался до него буквально одновременно со стартом. Золото взял Юрий Борзаковский. Вы себе не представляете, как я был счастлив.

Борзаковского — он занимает пост главного тренера сборной России по легкой атлетике — сейчас, слава богу, ни в чем не обвиняют. И вообще его манера бега исключала допинг: он тактический бегун — любил бежать в конце и вырываться вперед уже на финише. Если вдруг выяснится, что Борзаковский в чем-то замешан… Я на неделю уйду в запой. Хотя мне это в общем-то несвойственно.

Мы переживаем за этих людей. А выясняется, что они что-то там кололи. Ведь подмешать человеку что-то в еду можно незаметно, а сделать укол незаметно нельзя.

Сейчас опубликован только доклад, который больше является некой декларацией — доказательной базы в нем немного. И я понимаю, почему доказательства еще не опубликованы — это связано с тем, что аргументы будут предъявляться во время суда, а если сделать это раньше, это даст возможность обвиняемой стороне лучше подготовиться.

Но я уже шокирован.

В России совершенно неправильное отношение к допингу. Люди, которые попадаются на допинге, становятся героями: их все жалеют, ждут их возвращения. Их приглашают в шоу, делают с ними интервью. Мы не считаем допинг злом, как не считаем злом взятку гаишнику. Это нормальная часть жизни, а если  что-то не удалось, то сам и виноват: не подмазал кого надо, не договорился. И пока это так — нас будут ловить на допинге. У нас привыкли считать: допинг принимают все, а ловят только нас, потому что все против нас. Это давно не так. Мало того, так никогда не было.

В мире все происходит по-другому. В мире люди, попавшиеся на допинге, становятся изгоями. А у нас в стране есть презумпция результата. Можно переделать паспорт молодому человеку и по документам он будет на два года младше, чем на самом деле.

И тогда можно его чем-нибудь накормить, потому что юниоров не так тщательно проверяют. А можно просто сделать так, чтобы лаборатория просто не выдавала ненужных результатов.

А еще это означает, что в нашем спорте очень мало рыночных механизмов. Сейчас — и это признают все, и это показывают громкие расследования — велоспорт едва ли не самый чистый спорт в мире. В начале двухтысячныхтам постоянно гремели страшные скандалы. Один из последних —   когда наконец-то уличили в допинге самого выдающегося велогонщика всех времен Лэнса Армстронга. Это привело к тому, что велоспорт стал чистым. Люди, которые вкладывают в него деньги, поняли, что на кон поставлено существование самого вида спорта. Если в него не будут верить, уйдут все спонсоры и зрители.

В России такое трудно себе представить, потому те, кто сегодня вкладывает деньги в российский спорт, делают это из статусных причин, преследуя какие-то амбиции. Вы знаете хотя бы одного человека, который вложил личные деньги в подготовку российского легкоатлета? Я нет. Вы знаете, из чего складывается бюджет подготовки к Олимпиаде ведущих российских легкоатлетов? Я думаю, это исключительно государственные деньги. Потому что так надо. А если надо, значит, нужен результат, которого нужно добиваться любой ценой.

Мне бы очень хотелось, чтобы разразившийся скандал изменил ситуацию. Но сейчас я чувствую, что меня обманули в чем-то очень важном и святом. Ведь когда ты за кого-то искренне болеешь — это и есть святое. Как любовь.                                                                                                                                                                                         Василий Уткин