Притча о добродетели

На модерации Отложенный

Чем выше поднимался старец на вершину, тем прозрачнее и чище ощущался воздух вокруг.

Ступив на последний камень, старик удивленно ужаснулся: на самом краю небольшой горной лужайки, вдали от человеческого житья, на фоне восходящего солнца стояла молодая женщина.

Утренний ветерок развивал ее длинные пряди волос и ворошил её ниспадающее складками черное одеяние.

Не скрывая восхищенного взгляда от женской красоты, старец вышел на середину горной лужайки покрытой редкой изумрудной травой с белыми хлопьями горных эдельвейсов.

В стороне сидела молодая женщина в белом одеянии и вопросительно смотрела на него.

Как бы отвечая ей и объясняя своё присутствие на вершине, старец присел рядом и, отдышавшись, произнес:

- «Я решил уединиться, уйти от мира корыстолюбия и празднословия, осознать причины и глубину опустошения. Почему общественное, да и религиозное самосознание совершенно непотребно нашему обществу.

Религия уни­зилась до чего-то в роде - служения Изиде. И главная тема - это мамона.

Головокружительная роскошь, пышность, проявляемая всюду с каким-то безумным увлечением, скрывает нищету нравов, носители Кардена бранятся как портовые грузчики.

Забота об общественном благе, не говоря уж, об его преумножении его, становится такой же редкостью, как петушиные бои.

Никто не стыдится жить на чужой счет. Людей ценят не по тому, на что они способны и что могут сделать, а лишь по тому, сколько они имеют.

В брачных делах деньги решающий критерий. Другой скверный признак времени – упадок семейной жизни, пренебрежение домашним очагом».

Старец замечает в глубине ниши скалы еще одну фигуру женщины.

- «А кто вы и ваши подруги»?

– вдруг спросил старец женщину в белом.

- «Я,.. Правда,.. подруга Совесть - прикорнула и Честь, что в одиночестве стоит»…

После многодневного молчания пути, чувствуя потребность выговориться, старец продолжил:

- «Тридцать серебренников» стали уделом или мечтанием поколения. Патриотизм пал и только временами его возбуждают спиртными напитками или дозированной каплей истины.

Показательная бравада парадов и приёмов не шевелит ни чувств, ни мысли благородной.

- «Третий Рим»… - медленно произнес он и задумчиво продолжил: - «Мы римляне худшего периода римской истории, погрязшие в роскоши и до нельзя изнеженные. Единственный идеал наш — деньги. Храбрость на­столько выродилась, что мы оправдываем трусость и предательство.

Вместе с косой и шпагой, по-видимому, бесследно исчез и рыцарский образ мыслей. Как в мужчинах нет больше сдержанности, так в женщинах нет утонченной скромности.

В искусстве нас не влечет к себе прекрасное, и мы всецело отдались грубому реализму. Всякая тема считается пригодной для семейной, дружеской беседы, наряду с пошлыми сплетнями свободно обсуждаются и самые рискованные вопросы из интимной сферы»...

- «Как долго вы скитаетесь»? – спросил он, по-прежнему обращаясь к женщине в белом.

- «Шестой десяток лет, как Честь одела траур, в изгнании далёком мы теперь»… ответила Правда и складка печали опустилась на ее лицо.

После длительного молчания, Старец повернувшись к долине и как бы в назидание - громко произнёс:

- Как прав был Гельвеций, когда предупреждал:

«Добродетели покидают те места, откуда изгнана истина»...