Пилат не мог распять Иисуса

Перечитав свой роман, изданный три года назад, я с удивлением для самого себя вдруг наткнулся на источник римского права, найденный мною те же три года назад в своде римских законов. Не хочу ничего предрекать, но думаю, что моим подписчикам и читателям будет интересно узнать о том, что прокуратор Иудеи Понтий Пилат вовсе не был так всесилен. Когда с ее глаз сняли повязку, Великая Мария поняла, что находится в приемной римского императора Тиберия. Два больших светильника в человеческий рост стояли по обе стороны огромной белой двери, отделанной золотым орнаментом. — Сожалею, но вам придется подождать, — явно будучи в курсе всего, обратился секретарь Тиберия к двум воинам, конвоировавшим Великую Марию. — Наш император беседует с префектом преторианской гвардии. Присаживайтесь. Поблагодарив секретаря, воины присели на длинную мраморную скамью, тянувшуюся вдоль всей левой стены приемной. Великой Марии никто не предложил присесть. Она продолжала стоять. — Если хотите, можете быть свободны, — обратился секретарь к двум конвоирам. — Дальнейшие указания получите у центуриона. А за женщиной я присмотрю. Отсалютовав секретарю, воины удалились. Секретарь предложил Великой Марии присесть на мраморную скамью. Ждать приема Великой Марии пришлось не менее получаса. Когда дверь в кабинет Тиберия отворилась и в приемную с озабоченным видом вышел префект преторианцев, в кабинет Тиберия вошел его секретарь. Через минуту секретарь вышел и предложил Великой Марии зайти в кабинет Тиберия. - Женщина, прибывшая из Галилеи, император Рима просит вас зайти, - сказал он ей. Войдя в кабинет Тиберия, Великая Мария увидела перед собой высокого мужчину крепкого телосложения с мужественным лицом. Тиберий стоял у большого окна и о чем-то напряженно думал. Увидев Великую Марию, Тиберий склонил голову то ли для приветствия, то ли стараясь казаться ниже ростом. Он всегда так делал, чтобы не подавлять приглашенных своим богатырским ростом. — Вы Мария из Галилеи? — спросил Тиберий. — Вы правы, — ответила ему Великая Мария. — Присаживайтесь. Поблагодарив императора, Великая Мария села в кресло, на которое Тиберий указал ей рукой. — Приступим к беседе, — сев в свое кресло, произнес Тиберий. — Я прочел ваше рекомендательное письмо. Если быть честным, то я толком ничего из этого письма не понял. Юлий рассыпается в похвалах в ваш адрес. Он даже рискнул сравнить вас с моей свояченицей, которая в одиночку смогла предотвратить бунт трех легионов. Создается впечатление, что Юлий вас сватает, а не рекомендует. Сказав это, Тиберий буквально пронзил Великую Марию своим пристальным взглядом. Этот взгляд Тиберий унаследовал от своего приемного отца — императора Октавиана Августа. С той разницей, что у Октавиана такой взгляд сменялся дружеской улыбкой. Тиберий же, напротив, никогда не считал нужным стирать следы своего взгляда подобным образом. Жизнь давно отучила его от желания нравиться людям. Человеческой дружбы он больше не искал, хорошо узнав ей цену. Придворным своим он не верил. В душах бесчестных людей взгляд Тиберия рождал страх. - Хорошо, — оставшись доволен реакцией гостьи на его пронзительный взгляд, продолжил Тиберий.— Расскажите мне немного о себе и изложите понятным языком суть вашей просьбы. — Я родилась в Галилее,— сказала Великая Мария. — Эту провинцию я знаю плохо, — перебил её Тиберий. — Но вы продолжайте. — Они хотят изгнать меня из Галилеи, — сказала Великая Мария. — Кто — они? Выражайтесь точнее, — вновь перебил свою собеседницу Тиберий. — Первосвященники Иерусалимского храма, — пояснила Великая Мария. — Понятно,— сказал Тиберий.— И за что же они хотят вас изгнать? — За то, что я рассказываю людям об Иисусе, которого первосвященники приговорили к смерти. — Стоп, — в третий раз перебил рассказчицу Тиберий. — Священники не могли приговорить человека к смерти. Тридцать семь лет назад они были лишены этого права. — Приговор первосвященников утвердил прокуратор Понтий Пилат, — сказала Великая Мария. — Пилат не мог приговорить человека к смерти, если бы народное собрание было против. Подобное требование действует во всех римских провинциях, и оно черным по белому прописано в нашем законе. Приговорить человека к смерти может только народное собрание. — Народное собрание не было против казни Иисуса, — еле сдерживая слезы, промолвила а Великая Мария. — Что народное собрание вменило казненному? — спросил Тиберий. — Народное собрание посчитало, что Иисус своими речами оскорбил Бога. — Стоп, — легко коснувшись ладонью столешницы, промолвил Тиберий. — Оскорбление Бога — это личное дело самого Бога. Бог никого не просит мстить за оскорбления, нанесенные Ему. Бог сам в силах найти способ наказать провинившегося. Вы со мной согласны? — Отчасти? — сказала Великая Мария. — И на том спасибо, — улыбнулся Тиберий. — Что же крамольного, по мнению первосвященников, содержалось в ваших рассказах об этом казненном человеке, если они хотят выслать вас? — Я свидетельствовала о чуде. Я всем говорила, что Иисус умер, а на третий день воскрес. — Стоп! — в очередной раз перебил Великую Марию император Тиберий. — Зачем вы, Мария, лжете людям? Я за свою долгую жизнь видел очень много трупов. Но ни один из них не воскрес. — Я с вами согласна, император, — сказала Великая Мария. — Но казненный был Божьим Сыном. — Вы снова лжете мне, Мария, — сказал Тиберий. — В табличка Понтия Пилата, которые он прислал в сенат, ничего не говорилось о казни сына Зевса. Или вы хотите убедить меня в том, что всемогущий Зевс никак не отреагировал на казнь своего сына. — Иисус просил Своего Небесного Отца простить убийц, — сказала Великая Мария. — И эти слова, Мария, вновь не похожи на правду, — сказал Тиберий. — Меня называют божественным. И я тоже считаюсь сыном Зевса. Но начни я прощать всех, кто хочет моей смерти, Рима не будет. Мои враги перегрызут друг другу глотки в борьбе за власть, а враги Рима быстро этим воспользуются. Что-то в вашем рассказе не вяжется. — Иисус простил всех! Он сама Любовь! — проглотив слезы, выкрикнула Великая Мария. — Любовь, — повторил Тиберий. — Если любовь — это лишь чувство, то оно весьма изменчиво. Многие из тех, кого я любил, предали мою любовь.

Главным для них был их житейский расчет, а не моя любовь. — И любовь вашей первой жены тоже была лишь житейским расчетом? — спросила Тиберия Великая Мария. — Если вы говорите о Випсании, то тема эта в моем дворце считается запретной. Но вам я отвечу. Никакого расчета в чувствах Випсании не было. Когда Випсанию вторично насильно выдали замуж, я ждал, что она, не выдержав нашей разлуки, покончит с собой. Тогда бы я последовал вслед за ней. Но она смирилась со своей судьбой. И я, как видите, тоже. — Мне вас искренне жаль, император, — призналась Великая Мария. — Ни лести, ни жалости я не терплю, — помрачнев лицом, произнес Тиберий. — Вам, Мария, я советую поскорей убедить себя в том, что воскресение человека, которого вы любили, вам привиделось. Так бывает, когда очень сильно чего-нибудь хочешь. Только слабые люди склонны коснеть в своих заблуждениях. Вы не из таких. Поэтому постарайтесь убедить себя в том, что мертвые не воскресают. И вас никто не станет никуда изгонять. — Пока я жива, я буду повторять, что Иисус воскрес, даже если мне самой будет грозить смерть, — промолвила Великая Мария. — Сколько лет было вашему возлюбленному? — спросил Тиберий. — Иисусу было сорок лет, — ответила Великая Мария. — Не будь вас рядом с ним, ему бы не удалось дожить до сорока лет, — сказал Тиберий. — Почему? — спросила Великая Мария. — Если ему нравилось всех прощать, то наш мир очень лют к подобным добродетелям. Но наша с вами беседа приняла философский характер. Мой кабинет не предназначен для этого. Давайте будем прощаться. Постойте, что у вас в руке? — заметив в руке Великой Марии куриное яйцо, спросил Тиберий. — Куриное яйцо, — ответила Великая Мария. — Как вам удалось пронести это яйцо в мой кабинет? — спросил Тиберий. — Я спрятала его в складках плаща, — ответила Великая Мария. — Я прикажу казнить сегодняшнюю охрану, — гневно произнес Тиберий. — Не надо! Умоляю вас! - взмолилась Великая Мария. — Тогда не держите яйцо в руке! Положите его на стол! — властно потребовал Тиберий. — Хочу добавить, что, воскреснув, Иисус явился не только мне одной, но и одиннадцати Своим ученикам, — кладя яйцо на стол, промолвила Великая Мария. — Их тоже высылают? — спросил Тиберий. — Нет, — ответила Великая Мария. — Ученики Иисуса свидетельствуют о Его воскресении в домах, а я это делаю на улицах. — Так берите пример с этих разумных людей, — посоветовал Великой Марии Тиберий. — Я так не могу, — с великой горечью произнесла Великая Мария. — Мне кажется, я теряю с вами время, — поддавшись раздражению, произнес Тиберий.— Вы видите яйцо, которое вы положили на стол? — Вижу, — сказала Великая Мария. — Если это яйцо на моих глазах изменит цвет, я поверю в то, что умерший может воскреснуть,— сказал Тиберий.— В противном случае, будем считать, что я уличил вас во лжи. Едва Тиберий успел это произнести, как куриное яйцо, лежавшее на его столе, начало менять свой цвет, сделавшись из белого красным. — Видите! — воскликнула Великая Мария. — Яйцо стало красным. Теперь вы поверили в то, что Иисус воскрес? Чудо с яйцом не смутило Тиберия. За свою долгую жизнь ему довелось видеть много таких же чудес. Колдуны из германских племен могли вызывать из огня пляшущую саламандру. А в парфянском царстве ему показали диковинного зверя, который мог изменять цвет своего тела. — Будем считать нашу встречу завершенной, — произнес Тиберий.— Я обещаю написать Пилату письмо, в котором изложу свою точку зрения на решение Синедриона о вашей высылке. Заодно спрошу его, почему он умолчал в своих докладах о казни вашего возлюбленного? — Благодарю вас, — низко поклонившись Тиберию, промолвила Великая Мария. — Передавайте привет старику, у которого вы остановились. Скажите ему, что я о нем помню и хотел бы видеть. Но наш разговор с ним отнял бы у меня слишком много времени. Одних воспоминаний хватило бы на час. Мы воевали с ним бок о бок долгих сорок лет. Оставшись один, Тиберий стал неспешно прохаживаться по кабинету. Великая Мария напомнила Тиберию его первую жену. Ту очаровательную простушку, которую в дни своей юности он так безумно любил. Дверь в кабинет Тиберия приоткрылась, секретарь сообщил ему о том, что приема дожидается сенатор Памплоний. — Пусть подождет, — ответил своему секретарю Тиберий. — Тучным людям полезно поволноваться. А ты возьми дощечку для письма и возвращайся. Мне надо надиктовать короткое письмо прокуратору Иудеи Понтию Пилату. И выброси куда-нибудь с моего стола это яйцо. А, еще лучше, сожги его. — Слушаюсь, о божественный, — произнес секретарь, забирая со стола яйцо и скрываясь за дверью. - Как этой губернаторской дочке удалось сохранить столько искренности в наше лживое время? — оставшись один, продолжил свои размышления Тиберий. — Своей убежденностью она способна заразить многих. Если она действительно так честна, то она опасна не только для Иудеи, но и для Рима. Ее не испугают угрозы, зависть и лицемерие, которыми столь плотно окутал всю империю мой предшественник Октавиан. Сенаторы, преторы, трибуны и даже консулы утратили способность к взаимному сотрудничеству. Каждый из них видит лишь свои собственные выгоды. Им всем не хватает той открытости, на которую способна эта женщина Мария. За ней могут пойти люди. Вопрос лишь в том, что это будут за люди. Врагов у Рима и без этого хватает. Эту Марию лучше держать подальше от мятежной Иудеи. В этом я согласен с ее врагами первосвященниками. Дверь в кабинет Тиберия приоткрылась и на пороге возник его секретарь с восковой табличкой для письма в одной руке и остро отточенным стилусом в другой. — Пиши,— не предлагая своему секретарю сесть, строго сказал Тиберий.— Император Рима Тиберий Август Понтию Пилату. Написал? — Написал, — ответил секретарь. — Поставь восклицательный знак. — Поставил,— ответил секретарь. — Пиши с новой строки. Сего числа ко мне обратилась дочь губернатора города Таричея со своей жалобой на решение Синедриона о ее высылке за пределы Палестины. Считаю данное решение Синедриона правосудным и не подлежащем отмене. Написал? — Написал,— сообщил Тиберию секретарь. — Перепиши все начисто. Запечатай. И принеси мне, чтобы я поставил свою печать.