Пока реформа МВД — пустой треп

Второго марта 80-летний юбилей отмечает легендарный правозащитник, человек, к которому у различных кругов российского общества сложилось полярное отношение — от почитания до ненависти, — Сергей Ковалев.

Он успел побывать членом Верховного Совета РСФСР и депутатом Госдумы, возглавлял первую комиссию по правам человека при президенте РФ, а затем снова перешел в оппозицию.

При этом Ковалев имеет неплохое представление о разных этапах истории отечественных правоохранительных органов: при советской власти он сидел в тюрьме как диссидент, а в первые «ельцинские» годы даже успел побывать членом комиссии по переаттестации высших офицеров госбезопасности. В связи с этим вопросы «Росбалта» юбиляру касались, в основном, заявленной властями реформы правоохранительных органов.

- Сергей Адамович, как вы оцениваете начавшуюся реформу правоохранительных органов?

- К сожалению, все, что сейчас преподносится у нас в стране в качестве реформ – это пустой треп. Если говорить о реформах в полицейской сфере, то совершенно ясно, что они не могут не начаться с радикальных кадровых решений.

Вы помните, что пережило МВД за последние годы? Благовещенск, который в Башкирии, — 400 гражданских лиц биты и пытаны. И помимо этого, еще очень много есть чего вспомнить. А министр внутренних дел-то все один и тот же. Назовите мне еще такую страну, в которой бы так было. Что ж получается: на корабле то котлы рвутся, то кингстоны открыты, то вся команда передралась, — а капитан благополучно остается на мостике?

То же и с другим сферами: про судебную реформу уже который раз полощут! А вы разве не знаете, какие сейчас суды? Месяцами идет суд – и невозможно понять, в чем обвиняют. Того же Ходорковского, который якобы всю нефть у народа украл. Или Самодурова, организовавшего выставку, у которой были заведомые недостатки, — но это конституционная свобода творчества, это не дело прокуроров и судей. И президент, и премьер не хотят  вмешиваться в деятельность судов – но президент же гарант Конституции, и он вмешиваться не хочет?

- Если вспомнить самое начало новой России – первые ельцинские годы, когда на какое-то время оказались в высокой политике, — принимали ли вы участие в каких-то аналогичных реформах?

- Ну, тут можно вспомнить разве что первый срок моей парламентской деятельности, — а она была тогда именно парламентской. Это уже потом надо было в Чечне сидеть, — а кто еще должен там сидеть, как не уполномоченный по правам человека? А вот, в 1991-93 годах комитет по правам человека Верховного Совета, которым я руководил, — довольно энергично этим (реформой правоохранительных органов – «Росбалт») занимался.

Как именно парламентский комитет.

Из закона о милиции нам удалось «отбить» несколько чудовищнейших норм, которые в него пытались внести. Были силы, которые хотели сделать милицию недоступной критике. Они предлагали: жалобу задержанного на применение к нему физического давления рассматривать как клевету и давать до пяти лет. Если жалоба не доказана, — а как он ее может доказать, будучи в «обезьяннике»? То есть, тебе по морде надают, — и тебе же еще пять лет за жалобу!  Вот это нам удалось отбить.

А те законопроекты, которые наш комитет готовил, были совсем другими, — о чрезвычайном положении, о реабилитации жертв политических репрессий. Нам удалось массу всего перелопатить и добиться, в частности, гуманизации пенитенциарной системы.

- Но все-таки радикально реформировать МВД и другие силовые структуры в начале 90-х годов, — когда, казалось бы, все этому благоприятствовало, — ведь не удалось? Как вы думаете, почему Ельцин не провел этих реформ?

- Я не хочу ругать Бориса Николаевича, есть много причин, чтобы уважать его. Он всерьез пытался разобраться в огромном количестве проблем, абсолютно чуждых его опыту секретаря обкома. Разобрался или нет, — вопрос другой. К сожалению, он имел скверных консультантов.

Что касается правоохранительной системы, то партийные секретари всегда очень тесно взаимодействовали с МВД и КГБ, и Ельцину это было понятно и близко, — ведь это рычаги власти. В одном из его президентских посланий граду и миру прямо так и говорилось: «суд и другие правоохранительные органы». Но суд – это же не правоохранительный орган! Он этого не понимал. Тогда много было разных проектов, которые, к счастью, не удались, — например, хотели слить воедино все МВД и КГБ, сделать такое НКВД своего рода.

Первое наше с Ельциным жесткое противостояние относится к лету 1994 года. Он тогда подписал указ о том, что подозреваемых в серьезных преступлениях можно задерживать без предъявления обвинений – до 30 суток. А в Конституции записано – до двух! А в переходный период – до трех. Зачем 30 суток?

Только за одним – выбить признание, больше ни за чем. После моих резких протестов мы с Ельциным встретились, и он мне поручил позаботиться, «чтобы применение этого указа не привело к нарушению конституционных прав». Когда это уже само по себе было нарушение Конституции! Таков был уровень понимания тогда. Но и то, что сейчас – это имитация просто.