Вздрогнем?

А мужики-то не знают

Найти подпольный шинок в Саратове оказалось легко: адрес подсказали в милиции. Перекресток Большой Горной и Рахова, в одном квартале от областного ГУВД, в двух — от городской прокуратуры, граница Шанхая — неблагополучного микрорайона частной застройки, прилегающего к Сенному рынку. Под кирпичную арку сворачивает крепкий мужчина, деловитым шагом пересекает двор. Спрашиваю, где живет Лариса (так зовут бутлегершу). «Какая Лариса? Не знаю ничего», — быстро отворачивается, спрятав руки в карманы, ныряет в угол двора. Ты-то мне и нужен.

Наружная железная дверь открыта настежь. За ней обитые фанерой сени и еще более толстая железная дверь с окошком-кормушкой, как в тюремных камерах. Мужчина уже закупается: женская рука с тяжелым обручальным кольцом смахивает внутрь мелочь, взамен выдает красивую черную чашку и мармеладку-апельсин. Клиент пьет с аппетитом, прихлебывая. С чувством благодарит продавщицу.

С корреспондентом она разговаривать не захотела. Не испугалась, не разозлилась — не снизошла. Пару минут изучающе смотрела (ничего, кроме усталого, сильно накрашенного лица, через окошечко мне разглядеть не удалось) и со словами: «Я не Лариса», захлопнула створку. Кстати, не обманула — это была не сама хозяйка, а сменщица.

У арки собрались клиенты. Мужчины слегка за тридцать, на удивление неплохо одеты — чистые куртки-аляски, вязаные шапочки, аккуратные кроссовки. Разговаривают преувеличенно вежливо. Спрашиваю, почему они покупают алкоголь здесь, если через дорогу два приличных магазина? Мужчины смеются. «Водка была по 60 рублей, а теперь по сто! Для кого это сделано? Несправедливо», — возмущается самый тепленький из собеседников, Вася. В посещении шинка они не видят ничего странного — здесь же дешевле. 100 граммов стоят пять рублей, бонус — закуска.

«Я сам водку крутил и продавал, знаю, как завод работает в третью смену. Что в магазине шняга, что здесь, зачем платить больше?» — убеждает Володя в черной дубленке. Про третью смену хочется расспросить подробнее, но Володя уже сбегал за второй порцией и заметно «плывет». «Вообще страшно», — признает Коля в красной куртке, ведь отраву «ни по запаху, ни по вкусу не угадаешь». Года три назад, когда была эпидемия токсического гепатита, «бомжи пили и прямо здесь падали», тогда точка даже закрылась на три дня.

Пытаюсь кратко пересказать собеседникам антиалкогольные планы государства. Не дослушав, мужики начинают смеяться. Заявляют, что согласны бросить пить, только если «дадут работу». Но вкалывать, «как узбеки», за несимпатичную зарплату они не согласны. Да, спрашивать о выборе в пользу брендированных марок явно не стоит.

Мужчины уверены: чем сильнее подорожает водка, тем больше покупателей придет на точку. «Если закроется в этом доме, откроется в соседнем. Пройди по улице, там таких еще море. Зайди на Сенной, сразу подскочат: спирт надо?».

Собеседники постоянно отвлекаются от разговора: выходящие из двора клиенты жмут руки, стреляют сигареты. За 20 минут туда и обратно прошли пять-шесть человек (и это еще не вечер). То есть в час здесь бывает в среднем пятнадцать покупателей. Если каждый берет по сто граммов по цене пять рублей и точка работает круглосуточно, то доход за сутки составляет 1,8 тысячи рублей. На закупку сырья в сутки уходит 700 рублей (если учитывать максимальную цену 200 рублей за пятилитровую канистру спирта), еще рублей 500 — различные накладные расходы на электричество, воду, вознаграждение наемного продавца и решение вопросов с правоохранительными органами. То есть рентабельность бизнеса составляет минимум 50 процентов.

Была бы статья

Как объясняют в правоохранительных органах, закрыть подпольные шинки не позволяет закон. В Административном кодексе есть статья 14.16 «Нарушение правил продажи спиртосодержащей продукции». В ней предусмотрены штрафы только для должностных и юридических лиц, а подпольные торговцы свой бизнес не регистрируют. В областном законе об административных правонарушениях прописано наказание для физических лиц (штраф в 1 тысячу рублей) за продажу «крепких спиртных напитков домашней выработки», разбавленный спирт в эту категорию не попадает.

Уголовная статья 238 «Сбыт товаров, не отвечающих требованиям безопасности» грозит хозяевам шинков, только если кто-то из клиентов окажется в больнице или морге. Но завсегдатаи подобных заведений зачастую стараются отлежаться после отравления дома и не подают заявлений о вреде здоровью. Сотрудники милиции общественной безопасности (МОБ) не имеют права по собственной инициативе провести контрольную закупку, чтобы отправить образцы на экспертизу.

Статья 171 «Незаконное предпринимательство» тоже не подходит: нужно доказать, что подпольный торговец получил крупный доход в размере не менее 250 тысяч рублей. «А как это задокументировать, если нет ни накладных, ни кассы?» — задаются вопросом милиционеры.

В областной прокуратуре признают, что «в законодательстве существует пробел на федеральном уровне». «Возможно, разработчикам законов не пришло в голову, что возможно продавать продукцию таким образом, — полагает старший прокурор отдела Арсений Шестаков. — Сейчас работа правоохранительных органов в этом отношении носит не предупредительный характер, а, что называется, по факту обнаружения трупа».

Самое любопытное: при выключенном диктофоне представители силовых структур отмечают, что подпольные точки не приносят особого вреда — если, конечно, используется настоящий пищевой спирт. Он даже клиентскую посуду сам собой дезинфицирует. Да, государство недополучает некоторую сумму налогов, но ведь и для людей что-то должно быть?

Ночь — время пить пиво

За соблюдением законов в торговле алкоголем наблюдает специальная милицейская структура с длинным названием — отдел по борьбе с правонарушениями на потребительском рынке и исполнению административного законодательства, сокращенно ИАЗ. В прошлом году после изменений Закона «О милиции» сотрудники лишились права инициировать проверки магазинов. Теперь они могут выехать на место только по заявлению гражданина.

Например, несовершеннолетний подросток, купив спиртное, должен сразу пожалеть о содеянном и позвонить в дежурную часть. Жалобу зарегистрируют в КУСП (книге учета сообщений о преступлениях) и вышлют инспекторов. Сознательный подросток должен их дождаться, добровольно выдать купленную на свои деньги бутылку как вещдок, приложить чек, объяснительную записку и копию свидетельства о рождении.

После изменений законодательства милицейская статистика стремительно приблизилась к уровню гражданской сознательности: за прошлый год было обнаружено 446 административных нарушений в сфере алкогольного оборота — на 71 процент меньше, чем в 2008-м.

С инспекторами Владиславом Трофимовым и Денисом Почупайло едем проверять сообщение о ночной торговле в маленьком магазинчике в поселке Юбилейный. Вообще-то хотелось бы понаблюдать за законностью в каком-нибудь шикарном ресторане, но казенных денег на контрольные закупки (они теперь запрещены) не выдают. Дешевые рюмочные нам тоже не подходят: клиентам, не прошедшим фейс-контроль, наверняка не нальют.

Согласно региональному закону продажа спиртного запрещена с 0.00 до 6.00. Поскольку среди ночи нормальные люди «за первой» не бегают, изображаем с коллегой подвыпивших подружек. Стучим в окошко, просим водку или настойку. Продавщица, дремавшая за прилавком, молча протягивает «Рябиновую». Забирает 105 рублей, чека не дает. В темноте разглядываю бутылку: нарушение засчитывается, если продукция крепче 15 градусов. На этикетке крупным шрифтом выведено «23%».

Расстегнув куртку (под ней милицейская форма), Денис стучит в дверь, за неповиновение сотрудникам грозит вызвать дежурку. Продавщица ведется — иначе стояли бы мы на крыльце, пока не околели. Нарушительница — немолодая женщина, страшно бледная, причитает, что «только водкой нельзя торговать», звонит хозяину, кричит в трубку: «Налоговая пришла!». Хозяин, видимо, не совсем проснувшись, вспоминает о правах предпринимателей, административном произволе и требует «предписание» — по телефону. Лично подъехать в магазин почему-то не хочет.

Денис выступает «злым следователем», снимает с витрины вино, ликер, текилу ценой от 510 до 1130 рублей, укладывает в коробку. Объясняет, что на бутылках нет акцизной марки, сертификата соответствия качества, на этикетке не сказано о вреде здоровью. Напитки отправят на экспертизу. Если они окажутся не годными к употреблению, предпринимателя оштрафуют. Дальнейшую судьбу изъятого алкоголя определит суд, который вполне может вернуть имущество владельцу.

Владислав, наоборот, «добрым» голосом пытается утешить продавщицу: «…А потом придут судебные приставы, и это такая тягомотина!» За ночную торговлю крепкими напитками продавцу никакого наказания не полагается, для должностного лица (директора) предусмотрен штраф  4 тысячи рублей, для юридического — 40 тысяч.

«Два часа ночи. Вот и найди сейчас понятых и свидетелей», — вздыхает Владислав. «Живой» понятой должен выдержать полуторачасовую процедуру составления протоколов. Иногда, по словам милиционеров, руководство магазина угрожает понятым, ведь в документах указан их домашний адрес.

Каждые пятнадцать — двадцать минут в окошко стучат. Продавщица отгружает покупателям полные сумки пива — по 10—12 бутылок. Оно вообще не считается алкогольной продукцией, можно продавать когда угодно.

Заповедник трезвости

В Саратове до сих пор работает созданное в 1980-х Общество трезвости. Как полагают руководители организации, последнее в России. «Честно говоря, меня удивило, что во время кризиса государственные деятели подняли проблему борьбы с алкоголизмом. Тема алкоголя всегда политическая, — уверена руководитель общества Наталья Королькова. — Люди, зависимые от спиртного, удобны для манипуляций, еще Екатерина сказала, что пьяным народом легче управлять».

К объявленной антиалкогольной кампании Королькова относится с некоторым сомнением: «Если даже те законы, которые уже есть, не работают, почему должны заработать новые?»

Сейчас в обществе работают наркологи, психотерапевты, группы зависимых по методикам Геннадия Шичко и анонимных алкоголиков. За год через дом трезвости проходят 1,5—2 тысячи человек. В первую очередь каждый пациент попадает на прием к Корольковой. «На этом стуле сидели самые разные люди, от дворников до профессоров. Все говорят одно и то же: у нас такая тяжелая работа. Однажды я спросила человека, который произнес эту фразу, кем же он работает. Оказалось, учителем. Были и летчики, и очень много сотрудников МВД».

Наталья Александровна листает журнал приема, карандашом обводит возраст пациентов: 23 года, 25, 26, большинство от 30 до 35 лет. Алкоголизм действительно помолодел и стал «ядернее», то есть усилилась степень тяги к спиртному. «Методика Довженко требует две-три подготовительные недели трезвости. Сейчас не найдете пациентов, которые способны выдержать такой срок, перерывы между употреблением алкоголя составляют не больше двух-трех дней». Лечить современных алкоголиков труднее, потому что порой невозможно создать у человека мотивацию: перебирая традиционные ценностные ориентиры, не за что зацепиться.

Бывшие «в употреблении»

Анонимные алкоголики проводят собрания на той же улице Рахова, в десяти минутах ходьбы от шинка. Но найти их значительно труднее. Ни в местных СМИ, ни в интернете нет информации о группе. Собираются в здании методистской церкви. У РПЦ с анонимными алкоголиками есть расхождения по третьему пункту программы «12 шагов», в котором Бог упоминается с поправкой «как я его понимаю».

В комнате вдоль стен сидят семнадцать человек. Мужчины — заметно потертые жизнью, женщины — ухоженные, уверенные в себе, похожи на чиновниц или менеджеров среднего звена. Три из них сами употребляли, остальные, как они представляются, — мамы алкоголиков.

Большинство пришли в группу после того, как окружающие перестали с ними нянчиться. «Только кажется, что «в употреблении» человек ничего не соображает. Я помню, что четко просчитывала: кто будет заниматься с сыном, кто даст денег, кто прикроет на работе, — рассказывает Марина-алкоголик. — Однажды родственники устранились, никаких умных слов не произносили, но дали понять. На работе уволили, даже не ругались, просто сказали: знаешь, ты больше не приходи. Я так испугалась, что вышла из запоя на середине. Вечером прекратила пить, утром понеслась в Общество трезвости. От страха даже отходняка не чувствовала».

Никто из присутствующих не «завязал» потому, что водка стала не по карману. «Цена не играет роли. Пусть стоит хоть 200, хоть 300 рублей», — говорит Михаил-алкоголик (стаж трезвости десять лет). Спрашиваю: «А если у человека нет денег?» «Значит, надо украсть, — совершенно серьезно отвечает он, — или выклянчить». Михаил подчеркивает, что описывает ход мыслей «именно алкоголика».

Так что повышение цены может сказаться прежде всего на «умеренно пьющих» людях, которые и раньше не покупали напиток за 50 рублей, — теперь они будут платить больше, потому что подорожало все спиртное.