Репрессии середины 30-х на флоте.
Маховик «Большого террора» прошедшего по стране и армии в середине тридцатых годов не мог оставить в стороне и Военно-Морской флот. Руководители флота меняли друг друга оказываясь «врагами народа» начальник Морских сил РККА - флагман флота 1 ранга Орлов Владимир Митрофанович арестован 10 июля 1937 (расстрелян 28.07.1938), сменивший его флагман флота 1 ранга Викторов Михаил Владимирович был взят 22 апреля 1938 (расстрелян 01.08.1938), новый Народный комиссар ВМФ – бывший начальник Главпура РККА армейский комиссар 1 ранга Смирнов Петр Александрович не долго побыл на свободе уже 30 июня 1938 его арестовали и 22 февраля 1939г. после приговора расстреляли. Вместо него наркомом назначили М.П.Фриновского. Никакого отношения к флоту он в прошлом не имел, зато раньше был заместителем Ежова и судьбу имел аналогичную. 6 апреля 1939 года после окончания рабочего дня он сел в машину и поехал домой. Но шофер и личная охрана отвезли не на дачу, а в его бывшее Управление государственной безопасности. Фриновского расстреляли 4 марта 1940 года - в один день со своим бывшим начальником Ежовым. Только с приходом Николая Ивановича Кузнецова прекратилась эта бесконечная смена руководителей.
Естественно вместе с начальниками «врагами» оказывались и их замы, начальники штаба, начальники управлений, прошлась «гребенка» органов по всем флотам и флотилиям лишая их командующих: Северный – К.И.Душенов, Балтийский – А.К.Сивков, Черноморский – И.К.Кожанов, П.И.Смирнов, Тихоокеанский – Г.П.Киреев, Каспийская флотилия – Д.П.Исаков, Амурская – И.Н. Кадацкий-Руднев. Всего в 1937-1938гг. из состава ВМФ СССР почти 3700 командиров и политработников (из них 705 человек – уже к 01.09.1937г.) были уволены из рядов флота и, по большей части, арестованы. И это при штате 1938г. – 19,5 тысяч.
Количество репрессированных является не слишком масштабным, но это были наиболее подготовленные кадры, выращенные после разгрома офицерского корпуса флота в 1917 году, Гражданской войне и многочисленных чистках 20-30 годов. Это и то, что корабельный состав флота увеличивался огромными темпами, не могло не привести к возникновению «черных дыр» в боевой подготовке флота. Кроме того репрессии отучили командиров от принятия самостоятельных решений, заставляли все время согласовывать их с вышестоящими руководителями.
Наиболее ощутимый удар получили два новых флота Тихоокеанский - сформирован 21 апреля 1932 года и Северный – создан 1 июня 1933 года.
Тихоокеанский флот.
11 июня 1937г. во всех газетах было опубликовано сообщение о суде над "врагами народа" Тухачевском, Якире, Уборевиче и другими. В конце 1937г. на ТОФ закончила работу инспекция Главного политического управления РККА. Говорили что в акте инспекции указано: на ТОФ "оставила следы" работа арестованных "врагов народа"- бывшего начальника штаба флота капитана 1 ранга О.С.Солонникова (арестован 26.07., из дворян), бывшего командира 2-й бригады ПЛ Зельтинга Арнольда Ивановича (находился в заключении продолжительное время, затем был освобожден.), бывшего начальника оперативного отдела Орлова и иных "вредителей". Выводы инспекции стали дополнительным толчком для «чистки рядов».
В декабре 1937г. в Москву был вызван командующий ТОФ флагман 1 ранга Г.П.Киреев. Должность некоторое время оставалась вакантной. Командиры не могли не обратить внимание на то, что никаких сообщений о новом назначении Киреева не появлялось. 10 января 1938г. он был арестован. Вместе с ним канул в неизвестность и член Военного совета армейский комиссар 2 ранга Г.С.Окунев. Оба руководителя - из матросов балтийцев, старые большевики и многие не верили, что они могут быть врагами народа. Политработник Н.В.Гребенщиков заявил: «Это недоразумение, я согласен, чтобы мне руку отрезали, если Окунев в чем-либо виноват». Тем не менее ТОФ накрыла волна арестов, 13 января 1938г. был арестован командир бригады траления и заграждения флагман 2 ранга А.В.Васильев, начальник штаба 2-й бригады подводных лодок ТОФ капитан 1 ранга Кельнер Иосиф Викентьевич (в его документах значилось "национальность- чех", оказалось достаточно, хоть и был он уроженцем Волыни, служил матросом еще в царском флоте), 14 января - заместитель начальника политуправления ТОФ бригадный комиссар Н.М. Карасев. Маховик репрессий набирал обороты.
Вот как об этом вспоминал Н.Г.Кузнецов: «...В феврале 1938 года прокатилась новая волна арестов. Опять я узнавал о них задним числом. Как-то позвонил комендант береговой обороны А.Б.Елисеев, спросил, не знаю ли я, что случилось с командиром артиллерийского дивизиона на острове Русский. Я ничего не знал. «Три дня не выходит на службу», — сообщил Елисеев. «Видно, арестовали», — подумал я.
Предположение подтвердилось. Тогда я отправил телеграмму в Центральный Комитет партии. Я писал, что считаю неправильной практику местных органов, которые арестовывают командиров без ведома командующего, даже не поставив его в известность о происшедшем. Ответа не получил.
Прошло несколько дней, и ко мне приехал начальник краевого управления НКВД Диментман.
— Имейте в виду, — сказал он в тоне сердитого внушения, — не всегда надо кого-то извещать, если арестовывают врага народа.
Я ответил, что обращался не к нему, а в Центральный Комитет партии, а это не только мое право, но и обязанность.
Диментман ушел весьма раздраженный, но аресты с этого дня прекратились. Несколько недель все было тихо».
В начале апреля 1938г. на ТОФ приехал новый Нарком ВМФ армейский комиссар 1 ранга П.А.Смирнов, он сменил М.В.Викторова, которого арестовали 22 апреля. Главной своей задачей он считал «очистить флот от врагов народа». В своих воспоминаниях Н.Г.Кузнецов рассказывает, как решались в те дни судьбы многих командиров флота: «Диментман доставал из папки лист бумаги, прочитывал фамилию, имя и отчество командира, называл его должность. Затем сообщалось, сколько имеется показаний на этого человека. Никто не задавал никаких вопросов. Ни деловой характеристикой, ни мнением командующего о названном человеке не интересовались. Если Диментман говорил, что есть четыре показания, Смирнов, долго не раздумывая, писал на листе: «Санкционирую». И тем самым судьба человека была уже решена. Это означало: человека можно арестовать. В то время я еще не имел оснований сомневаться, достаточно ли серьезны материалы НКВД. Имена, которые назывались, были мне знакомы, но близко узнать этих людей я еще не успел. Удивляла, беспокоила только легкость, с которой давалась санкция.
Вдруг я услышал: «Кузнецов Константин Матвеевич». Это был мой однофамилец и старый знакомый по Черному морю. И тут я впервые подумал об ошибке. Командира бригады подлодок К.М.Кузнецова я отлично знал и в честности его не сомневался. Когда Смирнов занес перо, чтобы наложить роковую визу, я обратился к нему:
— Разрешите доложить, товарищ народный комиссар! Все с удивлением посмотрели на меня, точно я совершаю какой-то странный, недозволенный поступок.
— Я лично знаю капитана первого ранга Кузнецова много лет, и у меня не укладывается в голове, что он «враг народа».
Я хотел подробнее рассказать об этом человеке, о его службе, но Смирнов, сердито посмотрев на меня и отложив перо, сказал, возвращая лист Диментману:
— Раз командующий сомневается, проверьте еще раз. Тот бросил на меня быстрый недобрый взгляд и прочитал следующую фамилию.
Когда совещание окончилось, я задержался в кабинете. Ко мне заглянул Я. В. Волков (член ВС флота). Тоном товарища, умудренного годами, он сказал, как бы предостерегая от новых опрометчивых поступков:
— Заступаться — дело, конечно, благородное, но и ответственное.
Я понял недосказанное. «За это можно и поплатиться», видимо, предупреждал он.
В следующий вечер, когда процедура получения санкций на аресты продолжилась, Смирнов и Диментман разговаривали подчеркнуто лишь друг с другом и все решали сами...
Прошел еще день. Смирнов посещал корабли во Владивостоке, а вечером опять собрались в моем кабинете.
— На Кузнецова есть еще два показания, — объявил Диментман, едва переступив порог.
Он торжествующе посмотрел на меня и подал Смирнову бумажки. Тот сразу же наложил резолюцию, наставительно заметив мне:
— Вы еще молодой командующий и не знаете, как враг хитро маскируется. Распознать его нелегко. А мы не имеем права ротозействовать!
Это звучало как выговор. Скажу честно, он меня смутил. Я подумал, что был не прав. Ведь вина Кузнецова доказана авторитетными органами! Я молчал и обвинял себя в недостаточной политической зрелости. «Почему Константин Матвеевич стал врагом народа?» — вот только о чем думал я, не предполагая еще ничего ошибочного, тем, более умышленного.
После совещания Волков снова заглянул ко мне. Он говорил покровительственно и вместе с тем ободряюще. Дескать, ошибки бывают у каждого, но впредь надо быть осторожнее и умнее, не бросать слов на ветер.
К.М.Кузнецова арестовали и всех остальных тоже. Их было немало. Недаром короткое рассмотрение этих «обвинительных» листов потребовало трех вечеров. Я ходил под тяжелым впечатлением от арестов. Мучили мысли о том, как это люди, служившие рядом, могли стать заклятыми врагами и почему мы не замечали их перерождения? Что органы государственной безопасности могут действовать неправильно — в голову все еще не приходило. Тем более я не допускал мысли о каких-то необычных путях добывания показаний.
В день отъезда П.А.Смирнова мы собрались, чтобы выслушать его замечания. Только уселись за стол, опять доложили, что прибыл Диментман.
— Вот показания Кузнецова, — объявил он, обращаясь к Смирнову. Смирнов пробежал глазами бумажку и передал мне. Там была всего одна фраза, написанная рукой моего однофамильцам «Не считаю нужным сопротивляться, признаюсь, что я являюсь врагом народа».
— Узнаете почерк? — спросил Смирнов.
— Узнаю.
— Вы еще недостаточно политически зрелы, и вам следует быть более бдительным, — зло выговорил мне нарком, бросая на меня сердитые взгляды.
Я молчал. Диментман не скрывал своего удовольствия. Только Волков пытался как-то сгладить остроту ситуации, бросал реплики, что Комфлот, мол, еще молодой, получил теперь хороший урок и запомнит его, будет лучше разбираться в людях....
Признание Кузнецова совсем выбило почву у меня из-под ног. Теперь я уже не сомневался в его виновности. Но внутри что-то грызло меня...
Можно было привести десятки трагических эпизодов, когда уже после отъезда Смирнова, который, очевидно, увез с собой «обстоятельный» материал, были арестованы командующий морской авиацией Л.И.Никифоров и член военного совета флота Я. В. Волков. Арест последнего даже в той обстановке мне казался невероятным. Он был в отличных отношениях со Смирновым и, кажется, мог доказать свою невиновность».
Но и сам Смирнов не долго побыл на свободе уже 30 июня 1938г. его арестовали и 22 февраля 1939г. после приговора расстреляли. Вместо него наркомом назначили М.П.Фриновского. Никакого отношения к флоту он в прошлом не имел, зато раньше был заместителем Ежова.
Весной среди надводного флота разгрому подвергся командный и политический состав бригады эсминцев ТОФ, арестовали командира бригады капитана 1 ранга Т.А.Новикова (в заключении 05.1938-08.1939, затем освобожден), военного комиссара бригады полкового комиссара Д.С.Семенова (расстрелян), начальника политотдела бригады полкового комиссара П.П.Симакова (расстрелян), командиры кораблей других соединений – командир СКР М.К.Лорберг (арестован 14.05., расстрелян в 1939) и так далее. На подводном флоте первый удар обрушился на 5 Морскую бригаду ПЛ. 7 мая по необоснованному обвинению арестовали командира бригады Холостякова Георгий Никитович (осужден на 15 лет, освобожден 09.05. 1940г.). Начальник политотдела бригады ПЛ М.З.Кривицкий после ареста Холостякова нашел в себе мужество заявить, что он не верит что комбриг враг народа, за это его самого арестовали. Были арестованы начальник штаба бригады Бауман Арнольд Эрнестович (с 05.1938г., освобожден 05.1940г.), целый ряд командиров ПЛ - в мае 1938г. были арестованы и впоследствии расстреляны: Гуткин М.Е., Клюквин Н.И., Кожанов В.Е., Кочетков А.Н., Наринян Г.А., Павлов В.А., другим повезло больше их арестовали, но впоследствии освободили - в их числе— Зайдулин Измаил Матитулович (находился в заключении 08.1938г.-08.1939г.), Бук Александр Владимирович (находился в заключении 08.1938г.-08.1939г.) и другие.
Были арестованы провели время в заключении командир бригады ПЛ - Кузнецов Константин Михайлович (арестован в мае 1938, находился в заключении 05.1938г.-06.1939г.), командир 4 Морской бригады ПЛ - Кулишов Илья Данилович (арестован в мае 1938, находился в заключении 05.1938г.-09.1939г.), командир 42 ДПЛ - Курников Лев Андреевич (находился в заключении 08.1938г.-02.1939г.), командир БЧ-1 ПЛ "М-15" Сталбо Казимир Андреевич (находился в заключении 1938г.-1939г.)
В.А.Касатонов в то время командир 12 дивизиона ПЛ ТОФ вспоминал: "После ареста Холостякова меня вызывали на допросы, спрашивали: "Что можете рассказать про врага народа?" Как-то очень нудный следователь, беспрерывно требуя компрометирующих фактов по Георгию Никитичу, довел меня до белого каления. Я вспылил (что было мне свойственно, к сожалению, всю последующую службу). Тогда следователь посмотрел на меня и нарочито спокойно сказал: "В чем дело? Не думай, что у тебя все чисто. Ты хоть и числишься сыном крестьянина, но мы знаем, где служил твой отец. Если потребуется, найдем, что надо, и у тебя. Не рыпайся, не советую! А они (он подразумевал командование бригады) все равно будут сидеть…" ".
События у озера Хасан, повышение вследствие этого боевой готовности флота с выходом кораблей в море, несколько задержали активные действия НКВД. Но после возвращения лодок с позиций вал той самой волны, докатился до всех баз флота. По окончанию Хасанских событий маховик репрессий набрал обороты, был арестован и вскоре расстрелян командующий ОКДВА (Особой Краснознаменной Дальневосточной армией) Маршал Советского Союза В.К.Блюхер, награжденный орденом Красного Знамени № 1. На ТОФ, наряду с новыми арестами в штабе флота, во всех видах его сил, взялись и за вернувшихся с позиций подводников. Были арестованы командир 2-й Морской бригады ПЛ Осипов Кирилл Осипович (находился в заключении 12.1938г.-1939г., был освобожден), командир 41 ДПЛ 5 морской бригады Ивановский Николай Степанович (находился в заключении 07.1938г.-07.1940) и многие командиры ПЛ, в том числе—Тузов И.Н.(был освобожден), Болотников, Герасимов Виктор Николаевич, Козлов, Нагель, Юдин, политработник одной из ПЛ Петров Павел Иванович (был освобожден) и другие.
Как это все отражалось в глазах людей понятно из воспоминаний В.А.Касатонова : "Вся эта вакханалия арестов проходила на глазах командиров, сверхсрочников, краснофлотцев. Забирали, уводили, срывая нашивки и ордена. Кому-то еще везло: просто увольняли со службы вчистую, в том числе и тех, кто несколько месяцев назад получил орден Ленина. Проводили затем собрания, на которых гневно говорили речи о только что разоблаченных "врагах народа". Бывало, идешь с моря и уже издали видишь: стоит на причале "черный ворон". Кажется, кто-то сдавил сердце в груди. И думаешь- кого будут брать? Уж не тебя ли? Взяли, например, механика. Значит, завтра комиссару проводить собрание, а весь командный состав, сверхсрочники, многие старшины будут подвергнуты "чекистами" жесткому допросу. И может быть, не все вернутся на лодку… Значит, семья арестованного, жена с опухшим от слез лицом, испуганные дети - должна срочно выезжать из казенной квартиры неизвестно куда. И жене, чтобы как-то жить, кормить детей, нужно спешно искать любую работу, никак не связанную с флотом. Не забудем и о вечном клейме - "член семьи врага народа". Это значило, что не поступить хоть на какую-то приличную работу, а детям не поступишь в институт. А то брали и жену вместе с мужем…"
К счастью для самого Касатонова все закончилось благополучно, после нескольких недель допросов, его поседевшего оставили в покое. А спустя какое-то время выпустили и некоторых арестованных, в том числе и друга Владимира Афанасьевича Ивана Тузова. Как вспоминала Тамара Кирилловна Касатонова, он пришел к ним в дом в кителе, надетом на голое тело, в шинели без единой пуговицы, подпоясанный куском веревки, худой, изголодавшийся до предела. Рассказал, что издевались, били, унижали. Пока он сидел, распалась семья, от него отказались родственники.
Естественно все это не могло не сказаться на боевой подготовке, но благодаря настойчивости командующего Н.Г.Кузнецова флот преодолевал эти трудности. Случилась осенью 1938г. у подводников «черная пятидневка». Неопытные лейтенанты при перешвартовках свернули на трех «щуках» форштевни. «Кривоносые»,— нарекли их тут же флотские острословы. Носы у «щук» действительно стали кривыми, что, кстати, было их конструктивной слабостью. Но подводникам стало вскоре не до шуток. Переполох, звонки, наверняка куда-то полетели телеграммы, можно ждать запросов: какие приняты меры? Какие могут быть приняты меры? Прежде всего, надо разобраться: давно ли командуют, чему учили, в чем были ошибки? Лейтенанты выгораживали себя, как могли, один даже пытался свалить свой грех на подчиненного. Комфлот переговорил с командиром бригады, никто не знал о чем, но разбор в переполненном зале клуба комбриг делал спокойно, доказательно и строго. На разборе присутствовал и комфлот. Он слушал, глядя в зал, понял, что беда не только в необученности, но, главное, в страхе перед возможным жестоким наказанием. Он уже слышал подсказки: «Вредительство!», «Снять!», «Судить!» Не выдержал и спросил одного подсказчика: «А кораблем будете вы командовать?» Нет, не судить, а есть что обсудить. Взяв слово, комфлот сказал, какой нанесен ущерб делу по легкомыслию, невнимательности и неумению самих командиров и плохо ими обученных подчиненных. Но упор сделал на правдивость, на щепетильную честность каждого командира перед собой, перед старшими начальниками и особо перед подчиненными. Такой поворот разбора стал для молодых командиров, будущих героев войны и флагманов океанского флота, на всю жизнь примером, как, ценя и уважая людей, требовать от них порядочности.
Н.Г.Кузнецов в своих воспоминаниях так охарактеризовал время «большого террора»: «Эта трагическая страница нашей послереволюционной истории с наказанием в массовом порядке невинных людей ничем и никогда не может быть оправдана.
Стараясь сейчас разобраться в очень противоречивых процессах того времени, думаешь, какая несправедливость была допущена с людьми. Только не было известно, думал ли кто тогда о том, кто виноват. И конечно, меньше всего упрекали Сталина. Его авторитет был огромен. С одной стороны, многие не находили для себя ответа, как стал «врагом народа» тот или иной большой руководитель, а с другой — не думали, что это - преступление перед народом. Мне кажется, что не думали не потому, что боялись, а просто искренне считали, что были допущены ошибки, но всему виною — Ежов, на которого уже был наведен удар, но только не Сталин.
«Что же все-таки произошло?» — задаешь себе вопрос. «Враги народа» — была ли это выдумка от начала до конца? Или действительно было какое-то злое начало, с которым следовало бороться и при искоренении которого сильно перегнули палку? Тогда невозможно было утверждать, что в те годы не было врагов, с которыми следовало поступать, как с врагами, и в этом случае суровость вполне оправданна. На войне как на войне. А когда происходит революционный процесс, то еще строже и бдительнее нужно оберегать завоевания народа. Ведь признаем же мы разумной строгость Ленина, проводимую через ЧК и Ф.Дзержинского. Тогда были враги. Они поднимали голову в какие-то моменты. Они не могли исчезнуть сразу или даже постепенно к 1936–1937 годам. Значит, борьба с ними должна была продолжаться?
Я сейчас не могу утверждать, были ли в те годы враги и сколько их было, но, бесспорно, аресты нескольких сот высших должностных лиц уже должны были привлечь внимание руководителей партии и правительства и заставить тщательно проверить их правильность. Были ли в чем-нибудь замешаны Тухачевский и его товарищи по несчастью? Я склонен верить, что это было дело надуманное в борьбе за власть и желание убрать свидетелей своих ошибок или людей, которыми труднее руководить. Правда, еще совсем недавно (начало 1962 года) активный участник суда над ними в 1937 году доказывал мне, что Тухачевский враг. Веских доказательств он не приводил. Но суд тогда проходил так же, как позднее судили и меня самого, а такие люди, как Говоров, Голиков, Абанькин и Кулаков, прекрасно знали, что все надуманно, и все-таки старались угодить начальству, предавая нас анафеме.
Вероятнее, однако, предполагать, что появились не враги народа, а противники руководства Сталина, не согласные с его методами, а совсем не враги народа. И что борьба с самого начала носила личный характер. Это особенно возможно с такими фигурами, как Орджоникидзе, Тухачевский и другие. Считая себя уже непогрешимым, Сталин отождествлял себя с государством и своих личных врагов считал врагами народа.
Мне трудно утверждать, но неоспоримым является тот факт, что основная масса привлеченных были безусловно невиновны».
Северный флот.
Волна необоснованных репрессий прокатившихся по стране не оставила в стороне и Северный флот. Уже 23 марта 1937 был арестован начальник штаба отдельного дивизиона эсминцев и сторожевых кораблей Северной военной флотилии Э.И. Батис, в конце 1937 года командира 2 дивизиона ПЛ капитана 3 ранга А.В.Витковского "за утрату политической бдительности" арестовывают и увольняют с флота, дальше больше. Но пик пришелся на весну 1938 года. Поначалу руководство флота пыталось отстаивать своих подчиненных, но потом и само оно попало в руки НКВД. Вот как об этом времени вспоминал начальник политуправления СФ П.М.Клипп:
«В конце 1937 — начале 1938 года, как известно, проходила проверка всего руководящего и личного состава. Тех, кто имел родных среди арестованных, состоял когда-нибудь в оппозиции и т. д., из флота изгоняли, из партии исключали, а то и арестовывали. Такая «чистка» была и у нас, на Северном флоте. Встал вопрос о Рейснере, Дрыкине и Сидер-Броке. В чем состояли их грехи?
Леонид Михайлович Рейснер (командир подводной лодки, пионер подводных плаваний советского флота в тогда еще совершенно незнакомом, неизученном Баренцевом море) был награжден орденом Ленина. Этот широко образованный человек имел все основания считаться образцовым командиром, но мешали его некоторые своеобразные взгляды. Рейснер считал, что на флоте командир имеет слишком мало прав, внешне почти не отличается от краснофлотцев, а это ведет к панибратству, говорил, что мы в области морской культуры должны кое-что взять у старого флота. Проскальзывала в словах Рейснера и недооценка партийно-политической работы. Нельзя было не уважать его за талант и способности как подводника, но трудно было мириться с его настроениями, тем
Комментарии