Танка

Сегодня представляю вам рассказ Владимира Николаевича Борисова, врача из города Киселевска Кемеровской области.                                                                              Псевдоним под которым он пишет Влад Медоборник.  Как он сам рассказывает о себе:

Родители: истинные пролетарии.
Образование: высшее медицинское (Кемеровский государственный медицинский институт, санитарно-гигиенический факультет 1975-1981г.г.)
Место проживания: г. Красноярск.
Всю профессиональную жизнь посвятил решению проблем по предупреждению и снижению уровней соматических, профессиональных, инфекционных и паразитарных заболеваний среди населения Красноярского края.
Псевдоним - сугубо для отличия от множества талантливых людей, имеющих такие же Ф.И.О. 

Танка

  Она из тех немногих, для кого пубертатный период к пятнадцати годам так и не наступил. Худенькое, невысокое, но удивительно гармонично сложенное тельце обладало  необыкновенной грацией и такими выверенными пропорциями, что любой излишний штрих создателя лишь попортил бы эту картинку.

 Войдя в класс после двух недель отсутствия из-за болезни, она тряхнула головой с копной волос, порядком выгоревших за лето, избавляясь от капелек влаги растаявших в тепле снежинок. Она предпочитала не носить шапок, на что у неё были свои, какие-то тайные причины.  Тёмно-сливовые глаза её, из под опущенных ресниц, равнодушно взирали сквозь тела одноклассников, высматривая своё место за пятой партой у окна. Не занял ли кто за время её отсутствия.     

  Она ненавидела этих людей с первого класса. Тогда случилось самое страшное событие в её короткой на тот момент жизни. В неё влюбился самый красивый мальчик. Под завистливые взгляды девочек, он прилежно провожал её до дома, натужно пыхтя от непосильной нагрузки: двух портфелей и мешочков со сменной обувью. Последствия их невинных отношений были печальны: дружная детская ненависть, вкупе с детской жестокостью, –  ужасные вещи. Особенно преуспевали в травле девчонки,–  эти милые создания с невинными глазками на светлых ликах.  С симпатией пришлось расстаться навсегда. Это мало, что изменило, но война от активных действий перешла в стадию пассивной обороны, что длилось все последние годы пребывания в школе.
  Она замечала, как одноклассницы после подросткового  «окукливания», по словам биологички, превращались в «имаго», приобретая вторичные половые признаки, что делало их женским родом и конечно, привлекало к ним юношей. У неё самой, прогресса в этой области, несмотря на былое трепетное ожидание, увы, не отмечалось. На уроках физкультуры она по прежнему занимала последнее место в шеренге и давно обрела уверенность, что сказка про гадкого утёнка, это всего лишь сказка… И эта команда физрука: «По росту стройся», –  приводила её в неописуемое бешенство.

   Она давно перестала смотреться в зеркало, хотя имела довольно миловидное личико с маленьким, правильно очерченным носиком и припухлыми, от постоянных нервных покусываний, губами и, вообще, была почти копией тех миниатюрных и милых созданий, что летают в мультиках, стрекоча прозрачными крылышками, а зовутся нимфами. Правда, одевалась она как заправский пацанёнок: джинсы «гранж» и футболки «унисекс»,- были постоянными её нарядами.

   Банально наречённая Татьяной, она не была в восторге от своего имени. Ещё и двоюродный братец, двух лет отроду, долго не мог научиться его выговаривать, и вместо: «Танька» у всегда него выходило: «Танка». Взрослые лишь посмеивались – настолько это слово указывало на особенности характера девочки. Одноклассникам, где-то подслушанное прозвище, пришлось по вкусу –  девчушка и вправду была упряма и, если выбирала путь, то свернуть её с последнего было невозможно… Танк и есть, только женского рода.

  Чуть постояв, она двинулась по проходу, протискиваясь среди одноклассников, оживленно о чём-то спорящих с парнем, стоявшем на столешнице парты. Среди общего гама до ушей девчонки донеслось: «Горбатого лепишь иль правда гимнаст?! А сальто назад слабо  крутануть?!».
   Она лишь краем глаза заметила его и равнодушно 

отметила, что стоявший на парте, словно скульптура на постаменте, юноша был незнаком: «Новенький, поди...». 
   Она прошла было мимо, когда сзади что-то грохнуло, тут же сверху раздался шум рассекаемого воздуха, и на неё прямо с потолка вдруг свалился тот самый новенький… Видимо, не рассчитав траекторию полёта, он приземлился аккурат перед ней. Стараясь сохранить равновесие, мальчишка вцепился в её худенькие плечи своими жёсткими пальцами. На мгновение, ошалевшая от случившегося девочка замерла, уткнувшись лицом в его грудь, вернее, свитер крупной вязки, жёсткие петли которого словно иголками кололи ей щеки и нос.  Она, инстинктивно предотвращая падение, обхватила руками его тело. От мальчишки пахло желторотым воробьём, а под свитером гулко билось: «бу-бум, бу-бум», –  его сердце...

 —  Оп-ля! —  крикнул юноша, шагнув назад и выполнив гимнастическую стойку.
  — Может, кто-нибудь желает повторить? — юноша с вызовом во взгляде смотрел на споривших с ним ребят, кажется, не обращая внимания на стоявшую перед ним девочку.
   Никто не отозвался на его предложение, поскольку школяры прямо-таки катались по полу от смеха.
   — Ха-ха-ха, —  то басил, то верещал дискантом Толя Лядко, —  Если бы на шею Танку сел, она бы в пол ушла по макушку!
   —  Ты видела?!. — повизгивала от переизбытка чувств Ирка Чекина, тыча кулачком в бок соседку по парте, —  прямо с небес свалился на Танку!..эт судьба!
  Суматоха бы длилась и дальше, но в класс вошла учительница математики: средних лет, округлых форм, с шиньоном фиолетового цвета на затылке, бордового цвета костюмчике с юбочкой в обтяжку, чуть ниже колен и глазами лютой стервы. Сигнальная окраска классной дамы предупреждала школяров: своевольничать себе дороже, предмет экзаменационный. Вняв голосу рассудка, ребята смиренно расселись по своим местам.

  Танка было поспешила занять своё место за партой, но сделав шаг, охнула от жгучей  боли: «Так и есть, этот слон мне ногу отдавил!».
  Чем дальше продолжался урок, тем невыносимее становилась боль и девочка чувствовала: большому пальцу на левой ступне становится тесно в обувке.
   С трудом, дождавшись звонка на перемену, она поковыляла в медицинский кабинет. Никто из стоявших в коридоре учеников не обратил на неё внимание и не предложил ей помощь.

   К медикам у Танки отношение не совсем однозначное. Один вид белых халатов, как ей казалось,  уже предполагал вторжение в её личную жизнь. И это позорное чувство нарочитой покорности испытываемое в креслах: стоматолога, –  с дурацки раззявленным ртом или гинеколога, –  лёжа вверх ногами, порядком бесили её. Необходимость этой профессии не отрицалась в принципе, но эти люди частенько зрили в тебя, с непонятным, уничижающим твоё «Я» интересом: «А что это у тебя внутри? А оно, точно, там должно находиться?». С таким же выражением лица смотрел на поросёнка дядька Игнат, перед тем как вогнать тому финку в сонную артерию: в нежном возрасте Танка гостила у бабушки в деревне.

   Фельдшерица, сто двадцати килограммовая бабища в затёртом халате, осмотрев покрасневший и распухший палец, «слегка» надавила на него, видимо проверяя, не с симулянткой ли имеет дело, отчего у Танки потемнело в глазах. Удовлетворённо хмыкнув, тётка, шевеля бледными губами, принявшими в силу преклонного возраста образ куриной гузки, выписала освобождение от занятий и посоветовала девочке поскорее добраться до травмпункта.

   Морщась от жгучей боли, Танка передвигалась по пустому коридору, проклиная: себя, школу, одноклассников, –  и особенно этого, неизвестно откуда взявшегося придурка «гимнаста», из-за которого она, только-только вышедшая из больницы, опять туда направляется. Шагать было дико неудобно, поскольку левую ступню приходилось ставить на пятку, а это превращало процесс передвижения в пытку.
  «Хорошо, догадалась прихватить свою сумку со школьной атрибутикой...не надо возвращаться в класс, оправдываться перед учителем и слушать ржание этих полоумных», — размышляла Танка минуя вахтовый турникет.

   —  Тань!..погоди, — мягкий баритон, где-то уже слышанный, вызвал внутри тела странные вибрации.
   Вздрогнув от неожиданности, не каждый день её называли по имени в этом заведении, она поспешно обернулась...и уткнулась носом в, уже знакомый по ощущениям, свитер домашней вязки, из-под которого отчётливо слышалось биение сердца мальчишки: «бу-бум, бу-бум»… Лёгкий запах желтоклювого воробышка воскресил пережитые недавно мгновения, вызывая в душе Танки бурю ощущений: от негодования, тут же испарившегося, до умильной жалости к его обладателю.  Она никогда не проходила мимо выпавших из гнезда «воробьёнышей», подбирала их, лечила, выкармливала и отпускала птиц, уже вставших на крыло, в места их привычного обитания.
Танка подняла голову и их взгляды впервые встретились.
Может ли море быть сострадательным? Да. Если оно плещется в глазах, стоящего рядом, вдруг ставшего, по необъяснимой причине близким тебе до судорог, человека.
   — Извини, оттоптал тебе ногу, — ультрамарин в его радужках замутился фиолетом. — Давай, я тебя на такси отвезу. — Держись, — он жестом предложил полусогнутую руку для опоры и добавил, — Забыл представиться: Рыжик…
 
  « И правда, ка-а-кой же он рыжий!» — удивлялась она, поглядывая украдкой в зеркало заднего вида на отражение лица парнишки, густо покрытого конопушками, будто весенний луг расцветшими жарками.  Их недоставало лишь на полных губах, придающих его физиономии добродушно-чудаковатое выражение, и естественно, чуть выпукловатых глазах с белёсыми ресницами. Огненная шевелюра похожих на медную проволоку волос, обрамлявших его светлое лицо с круглым подбородком и бровями «домиком», завершала портрет парнишки.

  Ей, впервые в жизни захотелось узнать об этом, конкретном человеке много более, чем говорила о нём его яркая внешность. Окунуться, погрузиться в него с головой, как в некую манящую среду, дабы в ней обрести край обетованный с живительным источником, влагу из которого можно пить, никогда не напиваясь вдоволь.
  Танка лихорадочно соображала, чего бы такого сказать для развития диалога. Такого умного, этакого юморного, чтобы сразу оценил собеседницу, чтобы вник –  не с дурой разговаривает... Как нарочно, нужные, пригодные для настоящего момента мысли заплутали где-то на узкой тропинке сознания и  никак не могли проторить себе дорогу к языку.
  Только и получилось, не поднимая глаз, выдавить из себя: «Спасибо!», уже у подъездной двери.  — Деньги за такси я верну завтра в школе, обещаю, — промямлила она, чувствуя, как лицо наливается жаром…

  — Завтра воскресенье, — улыбнулся юноша. — Если у тебя с ногой ничего серьёзного, приходи к девяти утра в парк, фирмачи организуют лыжные старты с призами, ну там: футболки, кружки с логотипом...поболеешь за меня…
  Последние слова она расслышала уже через закрывшуюся дверь подъезда.      
  «Вот, дура...сбежала...испугалась...чего спрашивается?.. Почему с людьми, на которых: "всё равно", общаешься непринуждённо, а с теми, кого… так не выходит?..», — размышляла она, ковыляя вверх по ступеням.

  По случаю субботнего дня, домашние пребывали в сборе. Каждый занимался своим делом. Мать, напевая неизвестный, грустный мотивчик, стряпала что-то вкусно-ванилиновое на кухне. Бабушка, в спальне, вязала макраме для очередной какой-нибудь традесканции. Отец, спаявшись с  диваном и телевизором в одно неделимо-целое, переживал футбольные коллизии в зале. Приткнуться, чтобы вкусить сладость одиночества, было некуда.

  — Чего так рано? — не отвлекаясь от дела, проронил отец, заметив мелькнувшую было тень дочери.
  — Мне на завтра нужны лыжи!.. — вдруг вырвалось у Танки. — Ты мне обещал их полгода назад! Где?!
   Папа, видимо, ошалев от напора и наглости дочки, с деланным усилием оторвался от экрана:
   — Ну, мы же с тобой договорились, подрастёшь, купим. — Возьмёшь сейчас, а завтра ты вымахаешь: «два метра дранки»  и куда их?..в какое место…
   — Ну, бли-ин!..всегда так, то денег нет, то ростом не вышла! — Танка встала над отцом, всем видом своим показывая, что не отступит.
   — Татушёнок,...не будь врединой, дай досмотреть матч. — А, если припекло задницу, вон, лыжи на балконе...дедовы...если на дачу не свезли… — пробурчал раздражённо он, камбалой распластавшись по дивану и, как показалось Танке, тут же мимикрировавший в цвет обивки: океанского дна, - зелёного с жёлтыми загогулинами.
  — Они же не беговые...на валенках!..он на них по тайге бродил!.. — Их вместо сёрфборда можно... — запричитала Танка, представив последствия появления на публике этих музейных экспонатов.
  — Пустое, — хмыкнул отец, — Я в твоём возрасте за счастье почитал на них покататься.  — Ну, а валенки...не на Кипре живём, на завтра минус двадцать обещали, — буркнул он, очевидно считая разговор оконченным.

  — У-у-у, — подвывала втихую Танка, скрючившись над раковиной в ванной комнате, страдая от боли физической и душевной. Слёзы вперемешку с соплями обильно струились смешиваясь с водой из-под крана и утекая неизвестно куда и зачем.
  Бабушка давным-давно сказала:
  — Хочешь увидеть время? — Посмотри на струю воды… Вот так споро утекает жизнь…
  Танка, частенько пребывавшая в неладах с окружающим миром, запиралась в ванной и с ужасом наблюдала за свивающейся в спираль белесоватой струёй, исчезающей без следа в чёрной сливной дыре. Ей казалось, что это её время, её жизнь истекают кровью бесславно и напрасно, и этот процесс не остановить и не отсрочить. Можно лишь очень постараться успеть что-то...хотя бы попытаться…

  Она вышла из ванной, стараясь не прихрамывать. Боль в ноге притупилась и уже не доставляла невыносимых страданий. 

«Ну и правильно, что не попёрлась в травмпункт, ушиб как ушиб, не в первый раз, заживёт как на ящерице» — мысленно заключила она, припомнив дачные приключения: охоту на этих юрких созданий, частенько оставлявших в её цепких пальцах половинки своих хвостиков, а через некоторое время попадавшихся с уже отросшими хвостами.

  — Ба, папа не хочет купить мне лыжи, а мне они нужны...завтра!.. — В парке соревнования, мне нужно быть...призы дают...вот… — присев перед бабушкой на детский стульчик, заканючила Танка, зная наверняка, что бабушка не откажет в любой её просьбе.
  Та, отложив на колени почти готовое макраме, глянула неожиданно молодыми с хитрецой глазами из-под толстенных линз на внучку и ткнула натруженным пальцем руки в сторону комода: — Что-то ты сегодня рано… — Открой шкатулку: синяя...в жёлтых шашечках, как такси. — Возьми сколь надо... — Пойдешь по улице Урицкого до перекрёстка с Вейнбаума, там на углу прокат зимнего инвентаря. 

   Миновать отца было непросто. Заметит хромоту –  о затее с лыжами придётся забыть. Между тем, папа был настолько увлечен репортажем, ведущимся длинноногой, очевидно, только что ступившей на стезю журналистики, девицей, что не обратил на дочь никакого внимания. Девушка с экрана энергично вышагивала по грунтовой дороге, судорожно дёргая руками и очень громко кричала в микрофон: — Вот, по этой самой обочине дороги!.. у грузинского города Гори...мимо полей с колосящейся фасолью...российские танки шли на Тбилиси...

  Танка расслабилась и уже доковыляв до двери, подпрыгнула от неожиданности, услышав позади отцовский рёв: — Ка-а-кая колосящаяся фасоль!.. Нет у неё колосьев!..не смогут бобы колоситься!..ни-ког-да! — И это канал российского ТэВэ!..чем они там микрофоны посыпают?! То, в столице у них климатическая катастрофа: сугробы намело аж в десять...десять!.. сантиметров...то, фасоль у них заколосилась!..
 Затворённая Танкой входная дверь прервала отцовский монолог на самой высокой ноте.
  Благодаря маршруту, досконально расписанному бабушкой, пункт проката был обнаружен быстро и без происшествий.

  — Ой, девочка, пластиковые разобрали ещё вчера, деревянные остались, несколько великоваты для твоего роста, но с ботинками, — седой дедуля подслеповато щурился на Танку, шаря морщинистыми пальцами по столу заваленному газетами и бланками квитанций, видимо в поисках очков, благополучно сидевших на его лысой голове, — Тебе какой размер?
 — Тридцать третий,  — без раздумий отчеканила Танка, завороженно следя за бликами света, играющими в догонялки на лысине деда.
  Она уселась на стоящий в углу раритетный стул венских изгибов, ожидаемо издавший скрипучий стон и сняв кроссовок с правой ноги, примерила лыжный ботинок. Удовлетворённо хмыкнув:
 — В самый раз,  — Танка покинула помещение.

  Она шагала прихрамывая по свежевыпавшему снежку, восторженно любуясь сполохами разноцветных огоньков вспыхивающих под солнечными лучами на снежинках и старалась представить свою завтрашнюю встречу с Рыжиком.

Свой многострадальный палец Танка рассмотрела уже вечером перед сном. Тот несколько увеличился в размерах, сменив телесный цвет на багрово-красный, а за ногтем появилась небольшая полоска черноты. Характер боли изменился с ноющего на пульсирующий, что было очень неприятно.
«Показать бы старшим, может посоветовали бы что… Ну, да, посоветуют, не пустят никуда и вся недолгота», — прикидывала она варианты дальнейшего развития событий.
  Отрешиться от забот прошедшего дня и погрузиться в сон мешала саднящая боль, нарождающаяся в пальце и  токающая прямо в голову. Иногда Танка придрёмывала на короткое время, но тут же просыпалась и костерила конопатого олуха, по милости которого она вынуждена терпеть эти мучения.

  В сотый раз за ночь глянув на циферблат будильника, она поняла: «Пора».
  Боль в ноге приутихла или только почудилось –  Танка не поняла, но очень огорчилась: палец не только почернел под ногтем, но и распух до невероятных, как ей показалось, размеров. В лучах ночника его цвет и вид казались особо зловещими. Где-то под сердцем появилось щемящее чувство опасности, с которым захотелось непременно справиться теперь, когда неведомая прежде сила гнала её с непостижимым напором: невесть куда и зачем.
   «Мне бы только увидеть его... — мысленно оправдывалась Танка, — Сказать ему...». 

  — Господи!..Татьянка!.. куда ты намылилась-то с больной ногой?..дай осмотрю...ой...ой...ой!..и ведь помалкивала!..к врачу шуруй,  а не в бега, задравши хвост! — запричитала над ухом внучки, неслышно подошедшая бабушка. — На-ка мазилку, снимет отёк… Она суетливо откупорила одну из своих заветных шкатулочек, достала и сунула в руку Танке небольшой тюбик, маслянистый, и от того противный на ощупь.

  — Всё, уже не болит, — соврала та, нанеся на палец тройную дозу геля, отчего палец заблестел как новогодняя игрушка. — Только папе с мамой ни-ни...я быстро: «Одна нога здесь, вторая — там»!
 — «Успел сказать сапёр...», — вздохнула бабуля, вспомнив где-то прочитанную хохму. — Не буду пытать: куда и зачем. Сама знаешь, если идёшь.   

  Наскоро позавтракав приготовленными бабушкой гренками с омлетом, Танка оделась и стараясь не разбудить родителей, схватила лыжи, палки и ботинки поковыляла на остановку. Предсказания сбылись: подморозило крепко. Попутные деревца воздевали к тусклым фонарям заиндевелые ветви в напрасной надежде погреться, а под подошвами кроссовок Танки с каждым шагом раздавалось потешное: хрусь, хрусь.

  Парк располагался в самом центре города и представлял когда-то давно участок тайги с не очень разнообразной местной флорой. Постепенно к старожилам: соснам, елям, пихтам и лиственницам подселяли новосёлов: клёны, карагачи. «Понаехи» захватили пространство с пугающей быстротой. В межсезонье их раскоряченные стволы с сотнями сидящих на них чёрных ворон, оставляли особенно гнетущее зрелище и придавали парку вид запущенного кладбища. Постепенно от воронья избавились, свободное пространство заселили белки; воробьи и прочая пернатая мелюзга.

  Упавшая под утро глубокая пороша не только скрыла от глаз совсем уж явные изъяны перспективы, но и накинула на дерева белые драпировки, придававшие им в темноте 

образ дивный и сказочный.
  Пройдя по центральной аллее меж высоченных мрачных елей, подсвеченных тусклыми гирляндами, до ледяного катка, Танка заприметила у пункта выдачи коньков нескольких молодых людей в лыжной экипировке. Рыжика среди них не было, как и в самом помещении. Присев на освободившуюся лавку под красно-белым плакатом, зазывающим школьников на предстоящее соревнование, она принялась переобуваться. И если в правый ботинок ступня вошла без «возражений», то в левый, из-за разбухшего пальца, помещаться не хотела. Тщетные потуги запихнуть ногу, отзывались дикой болью и довели Танку до полуобморочного состояния.
 — Дура!..тысячу раз дура! — шептала она, смахивая варежкой набегающие слёзы, — В прокате стоило бы померить левый ботинок, а не только правый! — Взяла бы размером побольше, у-у!..овца...
  Немного погодя Танка порывисто сгребла свой инвентарь и горестно всхлипывая отправилась восвояси: — Поболеть за него...ишь, чего надумал!..я рядом хотела-а…ы-ы...

  Вопреки зуду, обуревающему Танку лет с двенадцати, ветра перемен до сих пор миновали домашний уклад стороной. Мама на кухне готовила очередную порцию еды. Папа, лежал на диване, настороженно внимая известиям от телевизионного изображения роковой брюнетки, по привычке комментируя полученную информацию: — Рынок всё по своим местам расставит!...ага, уже расставил!..китайский ширпотреб на полках наших магазинов!
       
 — Что, уже соревнования закончились?  — округлила глаза бабушка, не переставая наматывать петли, — Ты же говорила, начало в девять, а сейчас ещё половина.

 — Ботинок не налез из-из пальца распухшего, — зарыдала Танка, уткнувшись лицом в бабушкину грудь, — Я несчастливая...все девки как девки, а я не расту...палец этот...как нарочно. Рыжик придёт, а меня нет…
 — Рыжик?..собака, что ли?..нашла повод для переживаний. — После покормишь, я костей от холодца дам...
 — Ба, ну что ты?..мальчик это!..новенький из класса, звал меня на соревнования, — грустно улыбнулась Танка, не заметив в словах бабушки иронии.
 — А-а!..у тебя свидание?..это серьёзно... — задумалась та и через секунду встрепенулась, — Пимы надевай, туда всё влезет и лыжи к ним бери дедовы...счас с балкона достану!..и такси вызови, ещё поспеешь.
 — Вы что, с папой сговорились?! — всхлипнула Танка, — Если Рыжик меня в этом увидит...
  Секундами позже, из зала низом потянуло холодком, и тут же, раздался голос папы: — Вы, мама, никак, в тайгу на медведя собрались, на лыжах-то...ружьишко зря сдали...впрочем, вам и вилки хватит...

 Танка стояла у старта, дрожащими руками прикрепляя нагрудный номер с цифрой тринадцать и с тоской наблюдая за исчезающими вдали силуэты лыжниц.
Мальчики, видимо, стартовали раньше.
  — Девочкам один круг, — прогудел над ухом дядька с красной повязкой на плече, — Старт!
  — Опоздавшим два, — хохотнул другой вдогонку.
  — Не ври, два для пацанов. Хотя, на таких самоходах и десятку отмашешь, не заметишь! — с явной издёвкой  захохотал первый.

Лыжи, снизу подбитые оленьим камусом, на удивление Танки, шли легко, а на подъёмах не соскальзывали назад. Их приличная ширина помогала, не проваливаясь в свежевыпавший снег, преодолевать участки с разбитой, до-нельзя, лыжнёй. Валенки, не гнувшиеся в подошве, оставляли злополучный палец в относительном покое. Лишь голяшки начинали, словно тёркой, отжигать икры ног. Новая боль отвлекала от старой и будила в душе Танки странное чувство ожесточения.

  Первую соперницу она нагнала скоро, узнав ту по «корме», предмету её гордости. Ирка Чекина,- одноклассница.
 — Лыжню! — крикнула Танка из вредности, но полагая, что поступает согласно правилам.
  — Эт-ты чо ль?..сопли утри, пшла на хрен – лыжню ей, — злобно ощерилась Ирка обернувшись.
  Лыжная палка из узловатого бамбука, вставленная между ногами Чекиной, мгновенно решила исход спора. Ирка ткнулась лицом в снег, а Танка не оглядываясь покатила дальше.
  — И без лыжни вашей обойдусь, — погрозила она неизвестно кому.

  Стало заметно, что девчонки обгоняемые Танкой, сопротивлялись стихии из последних сил, иные тут же падали в снег, судорожно вдыхая колкий воздух.
  «Да, вспахивать снежную целину с больной ногой, то ещё удовольствие!— делала выводы Танка, — Мне на снегоступах тяжело, а им на беговых-то каково...».

  Метров за пятьдесят до конца круга, она поняла: обгонять больше некого. Не обращая внимания на раскрытые рты дядек, что недавно смеялись над ней, Танка сбила финишную ленту и не останавливаясь, побежала дальше.
  — Стой пигалица! — закричал тот, второй, — Я пошутил про штрафной круг.

   Она не слышала. Она была где-то далеко впереди – там, где бежал Рыжик.
  Тело наливалось усталостью словно порожний сосуд тяжёлым и вязким мазутом: до верха оставалось совсем чуть-чуть. К боли в пальце присовокупилось жжение икр, натираемых валенками – создавая ощущение бега в огненных сапогах. Каждый вдох холодного воздуха, казалось, раздирал лёгкие Танки на мелкие куски.
  Догоняя каждого следующего лыжника, она, невесть откуда появившимся звериным чутьём, улавливала струящийся за ним запах и отчаивалась: «Не Рыжик...».
Парни изумлённо глядевшие вслед удаляющемуся в клубах снежной пыли чуду, потешно трясли головами, стараясь избавиться от предполагаемого наваждения.
  Уже перед натянутой поперёк лыжни финишной лентой Танка с ужасом осознала: «Ни впереди, ни среди тех, кого она обогнала, Рыжика не было! Он не пришёл…».

  Она лежала на затоптанном снегу, у ног, окруживших её людей, словно падшая в бессилии синичка с надломленными крылышками. Затухающее сознание ещё ловило чьи-то слова: напрасные и бессмысленные: — Ну, девчонка!..не поверил бы...всех сделала!.. Есть у кого нашатырь?..

  Первое, что увидела Танка очнувшись, – тревожные глаза склонившейся над ней бабушки.
 — Ба, ты...здесь? — пролепетала она удивляясь, с некой толикой радости и облегчения.
 — Да где мне быть-то, как не с тобой, моё ты 

солнышко! — Я, ведь, за тобой следовала, вдруг чего...встать можешь?..давай…

  Они стояли обнявшись посреди почтительно расступившейся возбуждённо галдящей толпы и никак не могли наглядеться друг на друга.

  После вручали призы. Танке за первое место в женской гонке досталась жёлтая футболка лидера, и за: «За волю к победе!» - кружка, с логотипами известной в прошлом зарубежной конторы шипучих и вредных для здоровья напитков.

  Никто не хлопал в ладоши. Стояли молча, потупив взоры, словно на похоронах. Не до радости было и Танке. Одна лишь бабушка, обводя гордым и счастливым взором хмурые лица, била себя в грудь, указывая на внучку : — Чисто копия!..прям я в молодости!

  — Теперь, марш к доктору, — заключила она тоном, не терпящим возражений, — К выходу тебя допру, а там, каку тачанку словим.

  — Ой...йё-ёй...— переступая ногами верещала от боли Танка ухватившись за бабушкину талию, впервые осознавая, что это и есть её истинная опора и спасательный круг.

 Клиника, куда их спустя минут двадцать довезла попутка, удивила гулкой пустотой.
 — Не наломались, рановато, — загадочно проронила регистраторша в ответ на недоуменный взгляд бабушки, — Подождёте, вас вызовут.

  «Скорей бы этот безумный день закончился» — изнывала Танка, с мольбой взирая на дверь кабинета, отгораживающую её от ненавистных ещё вчера людей в белых халатах.
  Наконец, та приоткрылась и из образовавшегося проёма, как-то неловко: пятясь задом, принялось выползать смутно знакомое Танке,- тело. Почтительно притворив дверь, оно распрямилось, повернулось лицом и…

  Рыжик?! Это был Рыжик!..собственной персоной, с тростью в правой руке и гипсовой повязке –  по щиколотку на правой ступне. Он тряхнул огненной шевелюрой и заметив Танку прокомментировал, ничуть не тушуясь:
  — Встреча на Эльбе!.. — Извини, утром гирю на ногу поставил...можешь поздравить с переломом.
  Ах! Синяя волна из глаз Рыжика захлестнула Танку океанским цунами.
  — Возьми! — протянула она ему жёлтую футболку, — Я шла сегодня за тобой, как за лидером. Твоя по праву!..

  В коридоре стояли двое. Немного поодаль,  женщина преклонных лет, отвернувшись в сторонку, молча и часто прикладывала к влажным глазам пёстрый платочек. Наверное, что-то случилось…