Попали на триллион

В правительстве развернулась нешуточная война — из-за денег. В наступление на информационном фронте синхронно пошли вечные антагонисты: скупой Минфин и ратующее за рост и развитие Минэкономики.

Директор департамента Минфина по долгосрочному стратегическому планированию Максим Орешкин заявил, что в этом году бюджет может недосчитаться триллиона рублей запланированных доходов. Причин несколько, но все они так или иначе связаны с общим спадом в экономике и заметно усилены «негласными санкциями», то есть фактическим закрытием для нашей страны западных финансовых рынков.

По словам Орешкина, «по внешним заимствованиям мы можем недополучить 234 млрд рублей, по приватизации — 180 млрд рублей, по внутреннему долгу легко можем недополучить 250 млрд рублей». С внешними заимствованиями понятно: не станут иностранные инвесторы покупать наши бумаги. Причины можно назвать любые — от политической мотивации до возросшей привлекательности долларовых активов по сравнению с долговыми обязательствами развивающихся экономик. Внутренние заимствования просядут потому, что наш финансовый рынок обескровлен оттоком капитала, который резко вырос на фоне обострения внешнеполитической обстановки. Провал плана приватизации — производная от двух предыдущих причин: внешние инвесторы переоценили в худшую сторону риски вложения в Россию, а у внутренних если и есть желание, то нет денег. Они же их не из тумбочки достают, а занимают, но рынки капитала — закрыты.

Еще 300–400 миллиардов рублей, по оценкам Орешкина, бюджет недосчитается из-за падения ненефтегазовых доходов. Это значит, что та часть экономики, которая не связана с углеводородами, чувствует себя совсем плохо, и шансов на ее выздоровление, по мнению Минфина, нет.

В связи с безвременной утратой триллиона министр финансов Антон Силуанов заявил о необходимости ужесточить бюджетное правило. Правило простое и без того жесткое: предельный уровень расходов бюджета не может превышать доходы плюс один процент ВВП, а все бонусы, которые нам приносит благоприятная конъюнктура на рынках углеводородов, должны зачисляться в Резервный фонд. Процент от ВВП — это примерно 667 миллиардов рублей. Силуанов предлагает эту цифру урезать исходя из сокращения поступлений от внешних и внутренних заимствований и программы приватизации.

По оценкам Орешкина, эти выпадающие доходы в худшем случае составят 664 миллиарда рублей, получается, что Силуанов предлагает фактически сбалансировать доходы и расходы, для чего последние придется урезать. Есть у министра и еще одна идея из серии «по сусекам»: зачислять в Резервный фонд дивиденды нефтегазовых компаний и выплачиваемый ими налог на прибыль, потому что это, по существу, конъюнктурные доходы.

 Если Минфин «потерял» триллион, то Минэкономики его фактически «нашло». Министр Алексей Улюкаев с думской трибуны заявил, что девальвация принесет дополнительные 900 миллиардов рублей и что эти доходы нельзя считать конъюнктурными, потому что они будут получены не из-за колебаний цен на ресурсы, а только из-за ослабления рубля. В связи с чем Минэкономики предлагает «усовершенствовать» бюджетное правило, разрешив потратить эти миллиарды на инфраструктурные проекты (в том числе, конечно, на Крым). По оценкам Улюкаева, государственные инвестиции помогут разогнать рост ВВП более чем в два раза (с 0,5% до 1,1% в 2014 году).

Получается дискуссия уже и не про триллион, а про вектор государственной экономической политики. Очевидно, что точку в ней поставит не правительство, а президент. Ему предстоит сложный выбор. На одной чаше весов Крым плюс заявленные мегапроекты по строительству ЦКАД, модернизации Транссиба и так далее. На другой — Резервный фонд. Этот резерв — стратегический. Деньги копятся не столько на черный день, сколько под электоральный цикл 2017–2018 годов, который без финансовой подушки безопасности может оказаться совсем нелегким. Кроме того, унаследованная Минфином от Кудрина скупость — это проекция идеологии стабильности, которая долгое время заменяла нам национальную идею.

Конечно, макроэкономическая и социальная стабильность сама по себе хороша, но вот способна ли она являться высшей ценностью — вопрос. Может ли человек определить для себя смыслом жизни сохранение здоровья и подчинить этой задаче всю свою активность? Может, конечно, но реального смысла в подобном существовании немного.

Скоро мы узнаем, какую стратегию выберет Путин, а вместе с ним — наша страна.