Красные кхмеры Кремля. Досье режима

Отношение АРИ к Pussy Riot и шумихе вокруг них известно. Оно и сейчас наши оценки не меняются. Мы продолжаем считать, что заходить в чужое культовое сооружение  нельзя. Однако степень наказания за мелкое хулиганство,  оказалось несоизмеримым, а уж что происходит в местах заключения выводит тему на совсем другой уровень. ГУЛАГ оказывается  не умер. Россиянский режим постепенно подводит себя под суд по признакам  преступлений над человечностью. Рано или поздно, режим закончится и потом придётся держать ответ. За такое обязательно спросят. И не только тех, кто был непосредственным исполнителем. За такое спрашивают со всех, как спрашивали на Нюрнбергском процессе за гитлеровские концлагеря со всех гитлеровских бонз. Они правда утверждали, что ничего не знали про концлагеря, ибо их всех судили не за войну, не за пропаганду, а за концлагеря.  

23 сентября участница Pussy Riot Надежда Толоконникова, отбывающая наказание в ИК-14 (поселок Парца, Мордовия), заявила о том, что начинает голодовку и отказывается от работы в швейном цехе колонии — в связи с массовым нарушением прав осужденных женщин на производстве. Одновременно, Толоконникова написала открытое письмо, напечатанное уже в сотне мест и которое наверняка все уже читали. 

Незамысловатый рассказ вызвал шок в блогсфере.  И хотя затем из Кремля было приказано, по-быстрому,  организовать настоящую рекламную кампанию ИК-14, тема уже высвечена. И эти факты ещё припомнят представителям режима.

Собственно ролики ТВ почему-то сильно напоминают агитационные фильмы Третьего Рейха, агитировавшие граждан оккупированных территорий ехать на работу в Германию. Хотя только на этом сходство с Третьим Рейхом не заканчивалось, ибо всё что описывает гражданка Толоконникова очень сильно напоминает концентрационный лагерь, причем лагерь очень плохой.  Напрашиваются сравнения. 

 Концентрационные лагеря в Третьем Рейхе делились на пять категорий, в которых Дахау, например, занимал высшую ступень в рейтинге заключенных. Это был образцовый концентрационный лагерь, куда даже пускали представителей Красного Креста и фотографов.  Маутхаузен например - это был уже лагерь четвертой категории, там задача была не столько в рабском труде сколько в массовом умерщвлении. Но ещё были лагеря и пятой категории, лагеря за границами Германии. Там было хуже всего.

 Одним из таких внешних лагерей Рейха был  был «Штутгоф» - лагерь не самый большой, не самый известный, но о порядках в котором исчерпывающе написал литовский писатель Балис Сруога, сидевший там с 1943-го по 1945-й год и написавшего об этом книгу "Лес Богов".  К чести (если таковая существует) сотрудников ИК-14 можем сказать, что смертность заключенных у них пока значительно меньше, чем в лагере «Штутгоф», кормят немного получше, но в общем и целом порядки в ИК-14 на самом деле гораздо жестче, чем в концентрационном лагере «Штутгоф». Например продолжительность рабочего дня в 17 часов не устанавливал ни один комендант лагеря «Штутгоф». По воскресеньям в концлагерях Германии до 1943-го был законный выходной и его начали отменять только перед самым концом Рейха.

Балис Сруога, "Лес Богов":

Первое наше воскресенье в лагере, фактически - наш первый рабочий день. В это воскресенье в лагере не работали, - вообще в тот период в лагере уже не все воскресенья работали. Однако некоторые команды обязаны были трудиться.

Толоконникова:

Вся моя бригада в швейном цехе работает по 16-17 часов в день. С 7.30 до 0.30. Сон — в лучшем случае часа четыре в день. Выходной случается раз в полтора месяца. Почти все воскресенья — рабочие. Осужденные пишут заявления на выход на работу в выходной с формулировкой «по собственному желанию». На деле, конечно, никакого желания нет. Но эти заявления пишутся в приказном порядке по требованию начальства и зэчек, транслирующих волю начальства. Ослушаться (не написать заявление на выход на промзону в воскресенье, то есть не выйти на работу до часа ночи) никто не смеет.

Читаем дальше что пишет об ИК-14 Толоконникова:

Женщина 50-ти лет попросилась выйти в жилзону не в 0.30, а в 20.00, чтобы лечь спать в 22.00 и хотя бы раз в неделю поспать восемь часов. Она плохо себя чувствовала, у нее высокое давление. В ответ было созвано отрядное собрание, где женщину отчитали, заплевали и унизили, заклеймили тунеядкой. «Тебе что, больше всех спать хочется? Да на тебе пахать надо, лошадь!» Когда кто-то из бригады не выходит на работу по освобождению врача, его тоже давят. «Я с температурой 40 шила, ничего страшного. А ты вот подумала, кто будет шить за тебя?!»

Таким образом, температура 40 градусов в россиянских исправительных учреждениях не есть уважительная причина, чтобы заключенный не работал. А как было в концентрационных лагерях Третьего рейха? Тоже работали с температурой пока не умирали прямо за станком?

Балис Сруога, "Лес Богов":

Апрельские ветры расхаживали по моему телу сверху вниз и снизу вверх, вдоль и поперек, все время у меня было такое ощущение что склад пороха, расположенный в моем носу, вот-вот взорвется. В груди безостановочно квакали какие-то лягушки. Проработав в таких условиях неделю, я однажды все-таки повысил утреннюю температуру до 39,6 и обрел права больного.

Порог больницы можно было переступить только в том случае, если термометр показывал не менее тридцати девяти. Более низкая температура не котировалась. Арестант получал кулаком в морду, сапогом под дых и вверх тормашками вылетал во двор. Позже эскулапы смилостивились. В больницу принимали уже с тридцатью восемью, а осенью 1944 года - даже с тридцатью семью.

Так мы видим, что в концентрационных лагерях пятой, самой страшной категории при температуре тела в 39 градусов заключенного освобождали от работы. В Россиянских зонах работают и при сорока. И это далеко не единственное нововведение, до которого не додумались немцы.

Толоконникова:

Санитарно-бытовые условия колонии устроены так, чтобы зэк чувствовал себя бесправным грязным животным. И хотя в отрядах есть комнаты гигиены, в воспитательно-карательных целях в колонии создана единая «общая гигиена», то есть комната вместимостью в пять человек, куда со всей колонии (800 человек) должны приходить, чтобы подмыться. Подмываться в комнатах гигиены, устроенных в наших бараках, мы не должны, это было бы слишком удобно. В «общей гигиене» — неизменная давка, и девки с тазиками пытаются поскорее подмыть «свою кормилицу» (как говорят в Мордовии), взгромоздившись друг другу на головы. Правом помыть голову мы пользуемся один раз в неделю. Однако и этот банный день время от времени отменяется. Причина — поломка насоса или затор в канализации. Иногда по две или три недели отряд не мог помыться.

Балис Сруога, "Лес Богов":

Подъем в пять часов утра. Голова - как разбитый горшок. Тошнота подступает к горлу. Не съездить ли в Ригу? Ноет тело, будто сплошь покрыто ранами.

На пути в умывальню и обратно узники спотыкаются и ругаются отборными словами. По правде говоря, брать приступом умывальню совершенно пустое занятие. Вода в умывальне булькает только в нескольких кранах, еле-еле капает, а желающих помыться несколько сот. Удастся помыться или нет - праздный вопрос, а в скулу или затылок обязательно получишь.

Таким образом, мы видим, что коменданты концлагеря «Штутгоф» не сильно заботились о помывке заключенных и заставляли каждое утро штурмовать три крана с холодной водой на сто человек (за что и были повешены по решению Международного Трибунала).  Но так чтобы 800 человек на пять кранов и раз в неделю - до такого не додумались даже надзиратели из лагерей смерти пятой категории. Хотя не додумались они много до чего.

Например они понимали, что хорошим способом унизить человека является его одевание-раздевание по поводу и без (за что и были повешены по решению Международного Трибунала).

Балис Сруога, "Лес Богов":

Ложась, надо снять верхнее тряпье снять кальсоны. Арестант остается в одной сорочке, куцей, оборванной и, понятно, чувствует себя так, будто дезертировал из рая и улегся на колючие стружки и кострику. Чем кальсоны прогневили начальство неизвестно, но снимать их следовало во что бы то ни стало.

После долгих мытарств каторжники искусно уложены и прижаты друг к другу как мармеладки в коробке. Наступает ночь. Вот тут и начинается катавасия. Не успевают каторжники сомкнуть глаза, как предпринимается проверка: не остался ли какой-нибудь неслух в кальсонах. Узники прилипли друг к другу, не проберешься. Но кальсонное хозяйство ни в коем случае нельзя оставить без инспекции.

Толоконникова:

В другом отряде неуспевающих новеньких швей раздевали и голыми заставляли шить. С жалобой к администрации никто обратиться не смеет, потому что администрация улыбнется в ответ и отпустит обратно в отряд, где «стукачку» изобьют по приказу той же администрации. Начальству колонии удобна контролируемая дедовщина как способ заставить осужденных тотально подчиняться режиму бесправия.

Таким образом, когда надсмотрщики концлагеря «Штутгоф», лагеря последней, пятой категории устрашения, хотели унизить заключенных - они заставляли их снимать штаны и спать в одной рубашке, в одной рубашке же предписывалось ходить во время сна по физиологическим потребностям.

Но так чтобы заключенных заставляли работать голыми - такого наказания не могли придумать даже самые крутые из отморозков, которых немцы специально подбирали на роль надзирателей

Балис Сруога, "Лес Богов":

....Нашим капо был немчик Заутер. Он попал в лагерь на две недели раньше, чем мы, но оказался редкостным пронырой. В лагере Заутер быстро сделал блестящую карьеру - пробрался на должность надсмотрщика.

....Заутер, как явствовало из документов, имел 17 судимостей. Заключение он отбывал за истязание малолетних, а в заключении и сам стал начальством...

- Слушай, апостол рукоприкладства, - сказал я, - объясни мне, пожалуйста, другую вещь: почему узник узника бьет и убивает? Страшно и непостижимо. Что было бы, если бы они перестали сживать друг друга со света, зажили бы по-братски, по дружески. Жизнь, наверное, стала бы вдвое легче.

- Ха-ха-ха-ха, - смачно заржал Гервинский. - Какой ты, милашка профессор, наивный! Книжник! Жизнь плохо знаешь. Тут дело не в людях, а в системе. Систему ввели не мы, а немцы, эсэсовцы. Вначале и мы так рассуждали. Вначале арестант арестанта не бил. Били одни эсэсовцы, и как еще били! Мы бьем с оглядкой. Поколотим и перестанем. А они дубасили без жалости. Каждому жить хочется... Желаешь остаться в живых - шагай через трупы ближних.

Толоконникова:

.....«Если бы ты не была Толоконниковой, тебя бы уже давно *********» — говорят приближенные начальникам зэчки. Так и есть, других бьют. За неуспеваемость. По почкам, по лицу. Бьют сами осужденные, и ни одно избиение в женском лагере не происходит без одобрения и ведома администрации. Год назад, до моего приезда, до смерти забили цыганку в 3-м отряде (3-й отряд — пресс-отряд, туда помещают тех, кого нужно подвергать ежедневным избиениям). Она умерла в санчасти ИК-14. Факт смерти от избиений администрации удалось скрыть: причиной указали инсульт.

....Для поддержания дисциплины и послушания широко используется система неформальных наказаний: «сидеть в локалке до отбоя» (запрет на вход в барак — осень, зима ли; во 2-м отряде, отряде инвалидов и пенсионеров, живет женщина, которая за день сидения в локалке отморозила себе руки и ноги так, что пришлось ампутировать одну ногу и пальцы рук), «закрыть гигиену» (запрет подмыться и сходить в туалет), «закрыть пищевую каптерку и чайхану» (запрет есть собственную еду, пить напитки). И смешно, и страшно, когда взрослая женщина лет сорока говорит: «Так, сегодня мы наказаны! Вот интересно, а завтра нас тоже накажут?» Ей нельзя выйти из цеха пописать, нельзя взять конфету из своей сумки. Запрещено.

Таким образом, в общем и целом россиянская система "исправительных учреждений" полностью копирует внутренние распорядки лагерей смерти Третьего Рейха, хотя введено и много нового - например тот же запрет отлучаться в туалет во  время работы. Но сама система словно скопирована у немцев:

Толоконникова:

О бытовых и промышленных нарушениях в ИК-14 можно говорить бесконечно. Но главная, основная моя претензия к колонии лежит в другой плоскости. Она в том, что администрация колонии самым жестким образом препятствует тому, чтобы хоть какие-либо жалобы и заявления, касающиеся ИК-14, выходили за ее стены. Основная моя претензия к начальству — то, что они заставляют людей молчать. Не гнушаясь самыми низкими и подлыми методами. Из этой проблемы вытекают все остальные — завышенная база, 16-тичасовой рабочий день и т.п. Начальство чувствует себя безнаказанным и смело угнетает заключенных все больше и больше. Я не могла понять причин, по которым все молчат, пока сама не столкнулась с той горой препятствий, которая валится на решившего действовать зэка. Жалобы из колонии просто не уходят. Единственный шанс — обратиться с жалобой через родственников или адвоката. Администрация же, мелочно-мстительная, использует все механизмы давления на осужденного, чтобы тот понял: лучше от его жалоб никому не будет, а будет только хуже. Используется метод коллективного наказания — ты нажаловался, что нет горячей воды — ее выключают вовсе.

Балис Сруога, "Лес Богов":

В лагере отбывала наказание группа заключенных, присланных для перевоспитания. Их по истечении определенного срока выпускали на свободу. Политическому отделу вменялось в обязанность чтение освобождаемым напутственных проповедей и выдача документов. Каждый выходящий на волю должен был заверить собственноручной подписью нижеследующее:

1) Мне возвращены отнятые вещи.

2) В лагере я не нажил никаких болезней и не получил телесных повреждений.

3) Обязуюсь ни словом не обмолвиться о виденном слышанном и происходившем со мной в лагере.

4) Если на свободе услышу разговоры, увижу действия направленные против национал-социалистов, то немедленно доложу полиции.

5) Настоящий документ подписал добровольно. Никакого насилия, надо мной не было совершено.

Что правда, то правда. Никто не принуждал подписываться. Хочешь пожалуйста, не хочешь - не надо. Подписавшего отпускали, а не подписавшего оставляли в лагере, предоставляя ему возможность поразмыслить на досуге. Повторное приглашение было большой редкостью. Тугодумы, оставшиеся за колючей проволокой думали так напряженно, что в конце концов увлеченные размышлениями, вылетали в трубу крематория.

Можно и дальше проводить сравнения из которых всегда будет следовать одно и то же: в россиянских исправительных учреждениях правила и распорядки более жесткие, чем в самых страшных лагерях смерти Третьего Рейха. Смертность там меньше пока, но это пока не поставлена такая задача. В ГУЛАГе именно такая задача и ставилась, система её решала без перестройки правил. Сегодня задача другая. Официально она звучит как "перевоспитание", в частности гражданку Толоконникову отправили на "перевоспитание" за то что она устроила выступление в некоем ритуальном здании.

"Перевоспитание" заключается в наборе пыток и издевательств. Точно таким же пыткам подвергаются и другие люди в "исправительных учреждениях" россиянской федерации. Понятно, конечно, что если кого-то как-то наказывают, то его ограничивают - в перемещениях, в развлечениях, в потреблении. Но зачем пытать? Ответ на этот вопрос мы найдём у того же господина Сруога. Ответ он даёт не сам,  ему его объясняет начальник барака в неформальной беседе:

Балис Сруога, "Лес Богов":

Несчастная книжная крыса, можешь ли ты себе представить положение человека, если он обалдевает и доходит до того, что становится людоедом? Думаешь, он таким и родился? Нет! У него был отец, была родина... А что из него в лагере сделали? Думаешь, я преувеличиваю? Нисколько. Я еще слишком мягко рассказал тебе. Спроси у других старожилов Штутгофа - они тебе подтвердят. Человек в лагере превращается в зверя. Впрочем, куда зверю до него. Но он не может стать другим. Он должен, как зверь, защищаться и нападать. Иначе он сыграет в ящик. Его сожрут другие. Откроют пасть, цап - и нет человека.

В общем этот гражданин говорит всё правильно: пытки очень сильно изменяют человека. Они ломают его психику, его личность, лепят из него то, что нужно начальникам "исправительного учреждения". Поэтому пытки заключенных запрещены во всем цивилизованном мире. Если кто-то этот запрет не соблюдает то он автоматически исключается из списка цивилизованных людей и идёт на виселицу - как коменданты лагерей Третьего Рейха, как Саддам Хуссейн, как "красные кхмеры" господина Пол Пота. Поэтому если однажды над режимом в россиянской федерации будет нечто вроде Нюренберга - выплывут такие факты, что весь мир содрогнется, как он содрогался открыв ворота Маутхаузена. Хотя наверное шок будет всё таки посильнее. Только ещё один момент - гитлеровцы творили злодеяния в основном в отношении граждан других государств, а вот в россиянской системе это происходит в отношении своих. Так же злодеяния по отношению к своим творили пресловутые красные кхмеры находясь в 70-х при власти в Камбодже.

 Читая письмо Толоконниковой и сопоставляя ситуацию в зонах России с концлагерями Третьего Рейха первая приходящая в голову мысль - они там всё скопировали. Но на самом деле всё далеко не совсем так.

Если вспомнить все кровавые режимы 20 го века - все они имеют корни в СССР. Например господин Пол Пот, замучивший в концлагерях 3 миллиона соплеменников носил официальный титул  Генеральный секретарь Коммунистической партии Кампучии. Из той же партии и господин Ким Ир Сен, превративший в концлагерь половину Корейского полуострова, из той же партии и многие другие людоеды - начиная от людоедов в Африке и заканчивая людоедами на Кубе. А если копнуть ещё глубже, то выяснится, что концлагеря Третьего Реха придумал не Гитлер и не Гимлер. 

 Первые концентрационные лагеря были созданы в СССР после 1917-го года и немцы только позаимствовали опыт. Вот только об их опыте в 1945-м миру стало известно всё, а о ГУЛАГе известно не так много, да и то благодаря немногом вроде Солженицина.

Казалось ГУЛАГ исчез, канул в лету, ушёл безвозвратно. Ан нет и ГУЛАГ и его кураторы ждут своего часа - часа суда над ними расплаты. Многое могут простить – воровство, манипуляции с голосами, но  есть вещи которые не прощаются. И режим пишет себе досье по которому ответят многие.