Газпром и другие монополии

За последние пять лет рыночная стоимость российского газового холдинга «Газпром» снизилась с 378 миллиардов долларов до «всего лишь» 78 миллиардов, несмотря на то, что его бизнес-модель основана на монопольном праве использования огромных запасов природного газа и государственных гарантиях конкурентоспособности (звучит знакомо).

Уже ничего не слышно о прекращении поставок газа клиентам (Украине), а также о возможности произвольно устанавливать цены европейским покупателям.

Скорее наоборот, вырисовывается тенденция к снижению цен, а Евросоюз намеревается обязать эту государственную компанию продать свои трубопроводы или платить штрафы.

Причина заключается в том, что США начали использование сланцевого газа, который сократил американский спрос на импорт этого углеводорода и переориентировал поток ближневосточного газа на европейские рынки. Президент Мадуро решил посетить Россию, чтобы обратиться к ней с просьбой о техническом содействии в области производства.

Нам необходимо обращаться за консультациями и инвестициями ко многим источникам, если мы действительно хотим выбраться из этого политического и правового тупика, в котором мы уже давно оказались. В результате, мы пропустили повышение спроса на природный газ как сырьевой продукт, а наш газ выжигается в газовых факелах в восточной части страны вследствие нехватки транспортных мощностей (такое же количество газа мы закупаем в Колумбии на западе страны); или останется под землей, возможно, еще на несколько веков, как боливийский газ.

По тем же самым причинам.

Этот вопрос газа и Газпрома наглядно показывает, насколько в нынешнем меняющемся мире ограничены возможности гигантских структур, и к тому же государственных. Уже никто не может предположить, что сам факт обладания определенным видом сырья, будь то разработанное или просто имеющееся сырье, как в нашем случае, может создать условия для монопольного диктата цен клиентам или потенциальным партнерам. Альтернативных вариантов слишком много.

Это объясняет, почему с треском провалилась наша суверенная государственная модель. И несмотря на то, что, по бумагам компании, операторы получили от государства в собственность 60% долевого участия, рост производства в лучшем случае остановился, и никто более не хочет вкладывать денег без изменения правил игры.

Это то, что мы начинаем со страхом замечать и должны срочно исправить. Мир меняется слишком быстро и не будет ждать нас.