Массовый слив ЕГЭ как форма народного протеста

До начала Единого государственного экзамена — последние часы. За окном просыпается фиолетовое утро. Не спавшие ночь 17-летние юноши и девушки лихорадочно вписывают в таблицы циферки ответов, с айфонов пересылают друг другу фото экзаменационных страниц, испещренных кружками и галочками. Сверка, обзвон. Меньше чем за час до экзаменов ответы будут уже у всех, за исключением совсем уж пассивных. Остаться без ответов сложнее, чем быть при них. Какие-то добрые люди взяли и выложили их — то ли московские хакеры, то ли башкирские школьники, не суть важно. Главное — выложили без очевидной выгоды для себя, а скорее даже себе во вред.

Вот считается, что массовый протест — это когда несколько тысяч «неравнодушных людей» вышли на согласованный с властью митинг, объявили «Мы не уйдем!», помялись, посмеялись и ушли. Однако массовый «слив» ЕГЭ — тотальная профанация обязательного к исполнению государственного стандарта — это протест куда более симптоматичный, чем миллион раз окропленный литрами слез протест болотный. Тут никто не орал на площади: «ЕГЭ, уходи!». Никто не получал дубинкой и, жалобно поскуливая, не отползал в Фейсбук. Но когда пришло время сдавать, несовершеннолетние выпускники, сами того не осознавая, объединились для протеста антисистемного, зрелого, важного. Произошла консолидация самых разных людей во имя конкретной цели — и против правил игры, навязанных государством.

Ведь, в сущности, что такое ЕГЭ? Лишь одно из звеньев в лживо выстроенном алгоритме действий, предлагаемых властью. Несколько лет ты упорно трудишься, не получая глубоких знаний, но учась правильно отгадывать тест. Сдаешь ЕГЭ, чтобы поступить в вуз и получить диплом. Получить диплом, чтобы, возможно, поступить в аспирантуру, защитить диссертацию или получить второе высшее — и все это бросить в ящик собирать пыль. Устроиться на работу, никак не связанную с записью в дипломе. Получать деньги, на которые никогда не купишь жилье и не взрастишь семью. Осознать, что все это было напрасно и надо было идти в чиновники или силовики.

Но народ наш принял новые правила игры с абсолютным внешним спокойствием. Власть сказала: надо сдавать ЕГЭ. Ну, ЕГЭ так ЕГЭ. Власть, она ведь много чего говорит. Говорит, например, что растет духовность. Говорит, что Запад загнивает уже просто невыносимо, что в Европе — гей-диктатура, Япония техногенными катастрофами уже почти стерта с лица Земли, в Америке — стреляют, на Ближнем Востоке — террористы, а в Африке — негры эти. В общем, весь мир, низвергнутый в хаос, только и делает, что с утра до вечера завидует нам.

Проблема лишь в том, что эта идиллическая картина невероятно хрупка и ломается тотчас же, стоит выйти на улицу или взглянуть в окно. Или позвонить дальнему родственнику, живущему в каком-нибудь забытом Богом Лондоне или Токио. Родственник, как правило, не ощущает на себе тяжести гей-диктаторского сапога и не выказывает желания вернуться в наши райские кущи.

Еще одна проблема, которая даже, пожалуй, поглавней будет, состоит не в том, ЧТО нам говорит наша чудесная власть, а в том, КТО они, эти лица, через механически открывающиеся рты которых она с нами общается.

Например, ставшая в последнее время ультрапопулярной госпожа Мизулина. Сейчас эта женщина-депутат с огненной гривой волос собирается запретить нам предаваться «нетрадиционным» ласкам, а раньше, в прошлой жизни, либералка Мизулина в составе сначала «Яблока», потом СПС ратовала за сексуальное воспитание в школах. И Мизулина, ведь она не одна такая. Можно вспомнить бывших анархистов, ставших государственниками. Председателей еврейских общин, ставших на путь «защиты бедных и русских». Сколько чудесных трансформаций происходило на наших глазах — западников в славянофилов, революционеров в охранителей, отчаянных гомофилов в яростных гомофобов.

И сейчас, в 2013 году, уже никого не удивляет, что за насаждение в стране духовности, антигейства и всяческого патриотизма отвечают невежественные гомосексуалы, живущие в Майами или на Лазурном Берегу.

Власть круто меняет имидж, манеры, риторику, при этом особенно не меняя лиц. Совсем уж беспринципных все-таки не так много, приходится маяться с одними и теми же.

Наша политическая реальность в этом смысле напоминает политическую реальность африканской республики Габон середины прошлого века. В те годы там правил президент Омар Бонго Ондимба, который в какой-то момент решил строить вместо диктатуры демократию. Для этого он создал 9 «оппозиционных» партий. А их формирование происходило по территориально-племенному принципу: племя людоедов фанг президент назначил коммунистами, жителей богатого нефтеносного города — либералами-западниками и т.д. Однако принятие всех решений оставалось за ним, и он мог тасовать членов партий по своему усмотрению. В конце концов какая разница людоеду из племени фанг, кем быть — левым либералом или правым консерватором?

Вот и у нас в процессе наблюдения за тем, как «людоеды» меняют, словно шкуры по сезону, свои убеждения, сформировалось стойкое иронично-презрительное отношение ко всем телодвижениям, производимым властью. Вчера была единственно верная советская система сдачи экзаменов, сегодня — европейский стандарт ЕГЭ, а скоро, как знать, может, духовные скрепы сожмут мозги правящей элиты с такой безудержной силой, что нынешних восьмиклассников обяжут сдавать в качестве вступительных и выпускных экзаменов слово Божье, патриотическое воспитание и физкультуру. И — розгами, розгами — за каждый неверный ответ.

Что ж, мы готовы и к этому, будем сдавать патриотизм с физ-рой.

Когда полувековой давности театр людоедов фанг приходит в нашу жизнь, мы принимаем любые его начинания. Но относимся к нему исключительно как к театру.

Мы и проголосуем, как скажет нам власть: сегодня — за тюрьму для геев и богохульников, кастрацию за оральный секс, завтра — за публичные содомитские оргии. Мы сделаем все, что велит нам власть, — сдадим ЕГЭ, подготовим Сочи к Олимпиаде, заселим поля кукурузой, но сделаем так, что ОНИ пожалеют о том, что все это затеяли.

Для обозначения того, как народ относится к властным инициативам, есть даже специальный термин — швейкование (естественно, от имени бравого солдата Швейка), то есть «форма издевательства над государственной идеологией, которая заключается в том, чтобы с видом нарочитой преданности и величественности возвещать принципы этой идеологии так, чтобы на самом деле она выглядела как можно глупее». Наш народ, сам того о себе не подозревая, превратился в нацию этаких диверсантов-Швейков, протестующую против власти не бурно, с плакатами и фейерверками, но тихо и незаметно, на уровне инстинкта.

Но если власть дискредитировала себя и любые ее инициативы обречены на провал, это вовсе не значит, что она обречена сама по себе. Как раз наоборот, такая ситуация, при которой власть все понимает про народ, а народ все понимает про власть — перефразируя сакраментальное: они делают вид, что принимают законы, а мы делаем вид, что их соблюдаем, — может длиться сколь угодно долго. Потому что такая ситуация более-менее устраивает и тех, и других. Власть и народ друг друга не трогают, а просто живут каждый своей совершенно отдельной жизнью.

Некоторые позитивно мыслящие публицисты связывают с новым подрастающим поколением, в том числе и с теми, кто в этом году сдавал ЕГЭ, — надежды на светлое будущее России. Мол, вот придут они и изменят страну. И, обновленная, освеженная юной романтической кровью, власть перестанет быть лицемерной, а народ — покорным и боязливым. Как знать, может, и правда они придут и построят этот новый прекрасный мир, но пока достоверно констатировать можно одно: это самое подрастающее поколение, сдававшее этим летом ЕГЭ, к миру старому, лицемерно-боязливому, созданному их родителями, адаптировалось подозрительно быстро.