Трудности европейской интеграции на примере Германии

В Германии не было беспорядков сравнимых масштабов с волнениями во Франции в 2005 году, в Англии в 2011 году или в Стокгольме с его пригородах в этом году. Тем не менее, исключать их возникновение тоже нельзя

Atlantico: В шведском Стокгольме и его пригородах несколько дней продолжались ночные беспорядки. Подожженные машины, погромы, швыряющая камни толпа... Волнения начались в бедном столичном районе Хюсбю, а затем перекинулись на другие неблагополучные кварталы с большим числом иммигрантов среди населения. Во Франции и Англии тоже бывали городские беспорядки. В Германии ситуация, на первый взгляд, заметно спокойнее. Это действительно так?

Ивонн Боллманн: В Германии не было беспорядков сравнимых масштабов с волнениями во Франции в 2005 году и в Англии в 2011 году. Тем не менее, там существуют опасения насчет возможных волнений, потому что в Германии тоже есть «бедность, отсутствие перспектив и ненависть к государству». На первый план там уже давно вышла риторика насчет превентивных примирительных мер. Министр внутренних дел напомнил о достижениях в процессе социальной интеграции. Он говорил о консенсусе по поводу бесполезности насилия, а также призвал родителей, учителей и ассоциации привить эти настроения молодежи. Наблюдатели отмечают, что ситуация не способствует проявлениям радикализма: «Структуры социального государства до сих пор держатся, власти контролируют все городские районы, полиция эффективно работает, неправовые зоны отсутствуют». Глава берлинского округа Нойкельн считает, что такие беспорядки в Германии возможны, но их никак нельзя назвать вероятными. Как гласит заголовок одной из газетных статей, «Берлин — это не Лондон».

Все словно забыли о расистских волнениях 1991 и 1993 года в Хойерсверде и Ростоке, где целью стали центр приема беженцев и общежитие вьетнамских рабочих, а также Мельне и Золингене, где в результате поджогов погибли восемь турок. Во всех этих случаях иммигранты и их дети оказались не бунтовщиками, а жертвами. В ноябре 2011 года немецкий фонд заявил, что за период после объединения страны в результате действий расистских/ультраправых групп погибли 182 иммигранта.

— Как бы то ни было, вызывает ли иммиграция напряженность? Удалось ли туркам, которые недавно устроились в Германии, стать частью немецкого общества?

— Напряженность поднималась не один раз, что получило отражение во множестве заявлений и публикаций. Вспомните, например, о том, как на молодежном съезде Христианско-демократического союза в октябре 2010 года канцлер заявила о провале мультикультурализма в обществе, доказательством которого стало существование «параллельных обществ». Чуть позже, в декабре 2010 года в свет вышла книга социал-демократа Тило Сарацина (Thilo Sarrazin), в которой он критически отзывается о последствиях (в первую очередь мусульманской) иммиграции и ставит под сомнение стремление мусульман стать частью общества. В то же самое время президент Кристиан Вульф (Christian Wulff) заявил в выступлении, что «ислам принадлежит Германии» в той же степени, что христианство и иудаизм, «наша иудейско-христианская история».

Соглашение Германии и Турции о наборе рабочей силы было подписано в 1961 году. В 1964 году изначально установленный двухлетний срок пребывания в стране был отменен по просьбе руководства предприятий, которые оценили новых работников: они были «эффективными, трудолюбивыми и тихими», а также не входили в профсоюзы. Программа завершилась в 1973 году. Сначала воссоединение семей было запрещено, но в 1970-х годах этот процесс существенно облегчили. На первый взгляд, интеграция турок дала хорошие результаты: у них имеется 80 000 предприятий с оборотом в 35 миллиардов евро и 400 000 сотрудников. Однако видимость может оказаться обманчивой. За период с 2000 по 2006 год шесть из них, а также двое немцев турецкого происхождения и грек (все они были торговцами или бизнесменами) погибли от рук активистов «Национал-социалистического подполья», которых за все эти годы не задерживали и не допрашивали в полиции. Один из адвокатов объясняет такие пробелы в следствии «латентным расизмом». В причастности к преступлениям подозревали даже бездомных «по той лишь простой причине, что они произошли в разных регионах страны». В конце концов, 17 апреля 2013 года в Мюнхене все же начался судебный процесс.

В 2011 году в Германии к выходцам из Турции относились один руководитель партии, пять депутатов Бундестага, два региональных министра и 27 региональных депутатов. Тем не менее, в школе и на рынке труда до сих пор наблюдаются существенные «пробелы», а во многих областях повседневной жизни сохраняется дискриминация. После поджогов в Золингене многие турки замкнулись в собственном сообществе, что усилило влияние Анкары и турецких СМИ и нанесло ущерб идее интеграции.

— В чем особенности немецкой модели интеграции?

— Германии потребовалось время, чтобы признать себя «страной иммиграции». Принятая ей волюнтаристская интеграционная политика опирается на взаимность, то есть требует «усилий со стороны иммигрантов, а также готовность принять их со стороны немецкого общества». На самом деле, несмотря на все громогласные рассуждения о правах человека, речь идет о борьбе со все более острой нехваткой рабочей силы, необходимости по-настоящему сделать частью общества более 15 миллионов иммигрантов и их потомков, а также привлечь из-за границы других людей, которые так нужны немецкой экономике.

Член Свободной демократической партии и уполномоченный правительства по вопросам прав человека Маркус Ленинг высказал свое мнение по поводу права на немецкое гражданство в интервью Süddeutsche Zeitung 18 февраля этого года. В частности он упомянул об обязательствах рожденных в Германии детях иностранцев, которые могут сохранить двойное гражданство до совершеннолетия, но должны будут выбрать одно из них до 25 лет.



Суть проблемы, по его словам, «заключается в первую очередь в неодинаковом отношении к людям разного происхождения». Так, например, «дети родителей с разным гражданством, выходцы из государств ЕС и репатрианты имеют возможность получить двойное гражданство без каких либо дополнительных условий. В то же время другим людям отказывают в нем, хотя они родились и выросли в нашей стране». Он называет это «дискриминацией». В качестве примера, он говорит о «правнуках немецких иммигрантов в Аргентине, у которых нет никаких связей с Германией помимо их прадеда»: несмотря на все это, «у них есть аргентинский и немецкий паспорта, и они могут голосовать на немецких выборах, тогда как турецкие иммигранты и их дети не имеют права голосовать в Германии, хотя они живут здесь, платят налоги и участвуют в жизни немецкого общества. И все это по той простой причине, что они не хотят отказываться от турецкого паспорта». По его словам, «с этим сложно мириться». Кроме того, он бы мог вспомнить, что с 1990-х годов Германия активно раздает свои паспорта гражданам соседних государств «с немецкими корнями»: в Польше их получили 300 000 человек.

«Мы не имеем ничего против того, что у человека есть второй паспорт, и он ощущает связь со страной его родителей, — заявил Ленинг. — Самое главное — это, чтобы он пользовался у нас всеми гражданскими правами». Таким образом, он предложил ввести помимо гражданства (Staatsangehörigkeit) понятие семейной, а, значит, и этнической принадлежности (Volkszugehörigkeit). Министр экономики Филипп Реслер (Philipp Rösler) тоже выступил в поддержку двойного гражданства для привлечения квалифицированной рабочей силы. С помощью этой инициативы власти могли бы убить двух зайцев: это сыграло бы на руку экономике, а также немецкой концепции «нации».

— Значительную часть иммигрантом составляют репатрианты с немецкими корнями, которые многие поколения жили на территории бывшего Советского Союза, Румынии и Польши и решили вернуться в Германию после крушения коммунистических режимов. Какова ситуация с этой особой «иммиграцией»?

— В исследовании Берлинского Института демографии напоминается, что в рамках восточной политики Вили Брандт (Willy Brandt) пообещал эмиграцию в Западную Германию представителям оказавшихся в тяжелых условиях немецких меньшинств в странах Центральной и Восточной Европы. Он изначально был сторонником европейского права для «этнических меньшинств».

Большинство из 1,4 миллиона человек, которые приехали в страну до 1987 года, были уроженцами Польши. Начиная с 1993 года этим «запоздалым репатриантам», которые приезжали практически только из бывшего СССР и в заметно меньшем количестве, предоставили множество прав в силу одного лишь их этнического происхождения. К ним относились иначе, чем к другим иммигрантам, ставили на один уровень с коренными немцами: речь идет о натурализации, разнообразной финансовой помощи, частном жилье, курсах профессиональной переподготовки. Это не говоря уже о занятиях немецким языком. Они, кстати, свидетельствуют о том, что причиной предоставления таких льгот была кровь, а не язык, которым они владели далеко не в совершенстве. Более того, нужно отметить существование «языкового барьера и проблем культурного характера», которые осложнили их интеграцию в общество. В частности это касалось детей: лишь 20% из них хорошо знали немецкий.

— В чем заключается принятый в 2007 году национальный план интеграции? Эффективен ли он?

— Запущенный в 2007 году национальный план интеграции опирается на «широкую мобилизацию всего гражданского общества. И главную мысль: интеграция — это процесс, который требует как усилия со стороны иммигрантов, так и готовности немецкого общества принять их». В нем насчитывается 400 мер, 150 из которых занимается само правительство. Эти обязательства нацелены на «владение немецким языком, который считается узлом интеграционных трудностей, а также касаются равенства возможностей в школе, профессиональной подготовке и трудоустройстве потомков мигрантов». Кроме того, в национальном интеграционном плане принимают активное участие деятели гражданского общества, и в частности государственные телеканалы ARD и ZDF, немецкий олимпийский комитет, футбольная лига, ассоциация и предприятия, которые берут к себе стажеров.

Недавно в Берлине состоялся шестой интеграционный саммит. Кроме того, на сайте немецкого посольства во Франции можно ознакомиться с достижениями национального интеграционного плана. Так, например, с 2005 года доля безработных мигрантов уменьшилась двое, в частности благодаря улучшению образовательных программ. Как бы то ни было, «цифры все равно еще слишком велики. Так, на иммигрантов и потомков иммигрантов в Германии приходится 35% безработных, но при том всего 20% населения». Во время саммита канцлер подчеркнула важность «межкультурных навыков для нацеленной на экспорт нации и страны, которая сталкивается с серьезной демографической проблемой. Важны квалифицированные работники со всего мира».

Одна из главных задач в повестке дня — это привлечение квалифицированных кадров из Европы. Париж и Берлин объявили о запуске инициативы по борьбе с безработицей среди европейской молодежи, которая основана на смене мест, подвижности и кредитах для среднего и малого бизнеса. Министр труда Урсула ванн дер Лейен (Ursula von der Leyen) заявила о «крике молодого поколения, которое не может найти возможности для обучения и подготовки». Вообще, похожий крик издает и вся немецкая экономика, которая страдает от нехватки рабочей силы. Поэтому все это шито белыми нитками.

Ивонн Боллманн, бывший преподаватель Университета Париж-XII, специалист по Германии.