Уверенности больше нет

Представители молодого поколения уже давно уехали. И когда в этой деревне умрет последняя бабушка, неизбежно последует завершающее административное действие - вычеркивание из списка населенных пунктов «по причине отсутствия жителей». Скорость и масштабы этого процесса за последние 24 года увеличились. Количество опустевших деревень в 1989 году составляло 9300, а в последнее время оно приблизилось к отметке 20 тысячам. В рассудочном понятийном мире демографов это называется процессом концентрации в заселении России.

Более мелкие населенные пункты исчезают из-за оттока населения в более крупные сельские муниципальные образования или в города. В настоящее время треть сельского населения России проживает в деревнях с числом жителей более 3 тысяч человек, тогда как количество «деревенских жителей» в небольших сельских поселениях значительно сократилось. Подобный тренд – в многоступенчатой российской сети городов ему соответствует отток из небольших и средних городских поселков в крупные города – объясняется прежде всего поиском лучших условий жизни. Однако это желание вовсе не обязательно будет реализовано, так как одновременно продолжается деградация общего сельского пространства в социальном, экономическом и культурном отношении. Уверенность прошлых поколений, выбиравших для своих деревень такие названия, как «Будущее», и дававших своим сыновьям такие имена, как «Трактор», уже давно уступила место большой неопределенности среди сельского населения. А оно все еще составляет 26% от общего числа жителей страны. И если к этому прибавить еще и «поселки городского типа» - бывшие рабочие поселения без централизованных услуг, - а также, как требуют некоторые демографы, города с населением менее 20 тысяч жителей, поскольку у них нет типичной городской культуры, то выходит, что «за пределами городов» проживает 36% населения России.

Помимо профессиональных знахарей среди ведущих политиков в правительственном лагере остается все меньше россиян, которые бы не говорили о том, что сельская местность страдает от низкого уровня жизни. Публикации о «сельской местности» почти всегда описывают один и тот же механизм упадка: из-за отсутствия перспектив молодежь покидает родные места. За ней следует часть работоспособного населения, представители которого рассчитывают на такую заработную плату, на которую можно прожить, и ее поиском люди занимаются в более крупных населенных пунктах или лучше всего сразу в Москве или в Санкт-Петербурге. Таким образом целые регионы в европейской части России теряют свое население, как это, например, происходит в граничащей с Латвией Псковской области, ориентированной на Санкт-Петербург, или в Тверской области, расположенной примерно в 300 километрах к северо-востоку от столичного мегаполиса. Отток населения и его старение ускоряют процесс, в результате которого и без того плохое медицинское обеспечение в сельской местности полностью прекращается. Отъезд представителей молодого и среднего поколений из деревень также приводит к дальнейшему закрытию детских садов и школ, а также домов культуры, деревенских клубов и читальных залов, поскольку не хватает денег на поддержание их работы.

В худшем случае наступает такой момент, когда в обезлюдевшие деревни уже не приезжают магазины на колесах и закрываются сельские филиалы почты. Передвижные библиотеки (peredwischki) для снабжения духовной пищей в большинстве случаев уже стали историей. Мысль о том, чтобы привести в должное состояние дороги, если они вообще существуют, устарелые линии электропередач и телефонную связь, теперь уже вообще не приходит в голову. «Невыгодно», - утверждают те, кто управляют бюджетами в сельской местности, а также занимаются «оптимизацией услуг», что на самом деле означает перевод их из деревень в районные центры. В те места, где нет дорог или давно уже прекратилось автобусное сообщение, направляются иногда священники православной церкви. Они и заполняют появившиеся бреши. После этого к ним в церковь начинают приезжать из удаленных деревень представители паствы на внедорожниках, и иногда в качестве гостевого подарка они вручают бабушкам распечатку прогноза погоды на будущую неделю. Однако для большинства остающихся на селе людей не церковь, а самогон и дешевая выпивка служат средством примирения с разрушающимся деревенским миром. Алкоголизм в сельской местности – общеизвестное явление.

Государство, по мнению многих людей в России, находится в начале причинно-следственной цепи, ведущей к разрушению сельского пространства страны. 36 миллионов проживающих вне городов россиян пока на выборах не отвернулись от президента Владимира Путина. Причина состоит в том, что люди, живущие в деревнях и в небольших городах, все еще продолжают надеяться на обещанную Путиным помощь государства и, кроме того, они негативно относятся к изменению системы, поскольку опасаются того, что могут потерять то немногое, что пока им гарантирует государство. В поселке Дикий, расположенном в лесной глуши в Мордовии примерно в 600 километрах к югу от Москвы, жители всегда думали иначе и никогда не отдавали в ведение государства то, что связано с историей создания их поселения. Основателями и первыми жителями Дикого были беженцы, спасавшиеся от штыков НКВД и милиции во время принудительной коллективизации сельского хозяйства, которую диктатор Сталин считал обязательным этапом на пути построения коммунизма. В лесу беженцы создали небольшое поселение и затем жили там сами по себе вдали от властей, опираясь на натуральное хозяйство.

Во время Великой Отечественной войны жившие в Диком противники Сталина даже предоставляли убежище дезертирам. После войны большинство беглецов были расстреляны сотрудниками милиции в ходе масштабной акции, однако их внуки проявили настойчивость в 1980-е годы и поставили памятник жертвам репрессий. Как и подобает такому исключительному поселку, как Дикий, это необычный памятник, и состоит он из ствола поваленного дуба, пролежавшего много лет в воде и ставшего прочным, как камень. Общими усилиями его ствол был врыт глубоко в землю корнями вверх как символ насильственного искоренения народа Сталиным и в целом как знак презрительного отношения к государству.