Стоило ли превращать артхаусный фильм в сериал?

Свершилось. Новая документальность проникла на наше ТВ. Валерия Гай Германика вместе с родственной ей «новой драмой» (а сценарий «Школы» пишут в основном представители «новой драмы») стала героиней «Первого канала», оказалась в эпицентре шумного скандала и узнала, что думают о ее творчестве коммунисты, представители РПЦ, чиновные рыла и прочая широкая общественность. Можем ли мы не радоваться такому удивительному прорыву?

Мы, живущие в стране, где эта самая «новая драма» (единственное стилистически оформленное направление нашей театральной действительности) ютится в крохотных полуподвальных помещениях; где любое артхаусное кино в лучшем случае отправляется на самые задворки проката, а в худшем — вообще не выходит к зрителям; где этот самый зритель в подавляющем большинстве глубоко равнодушен к современному искусству (недавно мы с моим другом посмотрели в кинотеатре «Октябрь» один из самых глубоких и интересных фильмов новейшего русского кино «Бубен, барабан» — в зале кроме нас сидел еще один (!) человек). Так вот, можем ли мы не радоваться, что этими самыми новым кино и «новой драмой» наконец охвачены миллионы наших соотечественников — прямо в прайм-тайм, прямо по прайм-каналу?

Я лично не радуюсь. Для меня все случившееся — история про то, как дурак (отечественное ТВ) сам себя заставил Богу молиться. Не уверена, что он расшибет при этом только собственный лоб. В самом деле… Люди, проживающие по ту сторону нашей западной границы, имеют куда больше вкуса и интереса к современному искусству, но и там понимают, что камерные спектакли не стоит играть на стадионе, спектакли Кристофа Марталера — на сценах Бродвея, а качественное артхаусное кино не надо превращать из фильма в длиннющий сериал. Между тем «Школа» есть сериальный парафраз фильма Германики, разве что чуть смягченный. Та же дрожащая камера, та же попытка мимикрии художественного кино под документальное, те же герои, те же ситуации. Так что «Все умрут, а я останусь» могли бы стать одной из серий «Школы». Но то, что в качестве односерийного фильма, снятого в документальной стилистике, может быть названо неким художественным достижением, в виде сериала превращается в нонсенс, не столько шокирующий (уж чего там такого шокирующего, ума не приложу), сколько утомительный и малоинтересный.

Фильм «Все умрут…» выглядит как умело снятый слепок с фрагмента реальности. Мимикрирующий под документальное кино сериал, который крутят изо дня в день по главному каналу страны, неизбежно воспринимается как слепок самой реальности. Он уже в силу самого своего формата претендует на некую всеохватность. Он как бы не про фрагмент реальности говорит, а про всю реальность, именуемую «школой». Но никакой всеохватности (про глубину было сказано выше) тут на самом деле нет — есть однообразие. Создатели «Школы» — вот уж воистину как нерадивые школьники — всё бубнят одно и то же с одной и той же интонацией: неприглядна наша реальность. Ох, неприглядна. Неприглядна, вам говорят!! Мы уже поняли. Спасибо.

Да ладно Германика… Представим себе, что наше — или чужое — ТВ обратилось не к одаренной молодой девушке, а к некоему титану современного кино. Например, к старшему Алексею Герману. И предложило снять для «Первого канала» что-то похожее на фильм «Хрусталев, машину!», только на 60 серий. Это ж в страшном сне не приснится. Шедевр (а я искренне полагаю этот фильм Германа шедевром) неизбежно превратился бы в какого-то ТВ-монстра. При всей моей любви к выдающемуся режиссеру я бы взвыла уже на третьей серии. Да и не стал бы Герман ни за какие коврижки снимать сериал по мотивам собственного фильма. Уж нашарил бы, как говорится, мозгов… Осознал бы несоответствие сериального формата своей художественное идее.

Молоденькая (всего-то 26 лет) Валерия Гай Германика мозгов не нашарила.

Можем ли мы ее за это осуждать? Нет, ибо у нас воистину все поставлено с ног на голову. Молодого режиссера, получившего за свой фильм приз на Каннском фестивале и еще ряд других вполне престижных кинопризов, уж, казалось бы, необходимо было обеспечить на родине фронтом работ. Вместо этого способная девушка полтора года находилась в простое и, ясное дело, маялась. После чего к ней пришли большие дяди и спросили: хочешь поучаствовать в суперпроекте на «Первом канале»? Будешь делать что хочешь и умеешь. Ну как преодолеть такое искушение? Германика и стала делать то, что умеет. То есть существовать в пределах той эстетики, которую счастливо обрела в ранних фильмах… Результат — на экране.

Зададимся теперь главными вопросами. Почему «Первый канал» и лично Константин Эрнст решили бороться с тем самым ТВ, которое они же нам когда-то навязали, столь своеобразным образом? И в самом ли деле сериал «Школа» — альтернатива тому, что крутят по «Первому (второму, третьему, четвертому…) каналу» в свободное от «Школы» время?

Изменение формата сыграло со способным режиссером опасную шутку. Поразительным образом «Школа» при бросающихся в глаза отличиях от мыльных опер (не важно, про прекрасную няню или про прекрасных ментов) обнаруживает с ними одно печальное сходство. И там и сям мы видим проникновение в глубину жизни на три микрона. Тут тайна жизни вся на поверхности. И то, что в одном случае поверхность гладкая, глянцевая, а в другом шероховатая, цепляющая, дела не меняет.

Для пропаганды современного искусства не надо запускать на ТВ безмерный сериал Германики (у меня вообще есть подозрение, что это может лишь еще больше отвратить нашего зрителя от того самого искусства). Надо просто периодически в прайм-тайм, а не в «Закрытом показе» в несусветную поздноту показывать хорошее кино, в том числе и награжденный в Каннах фильм самой Германики. Желательно с комментариями умного киноведа.

Для того чтобы телезрителю стало понятно, что творится в нашей школе и нашей тюрьме, достаточно в тот же прайм-тайм показать хорошее документальное кино про школу и про тюрьму. Устроить вокруг него дебаты на ТВ. Я недавно была в «Театре.doc». Не на спектакле, нет, а на одной любопытной акции. Александр Можаев — архитектор-реставратор, краевед и знаток истории Москвы, создатель и редактор сайта «Архнадзор» — рассказывал о том, как уничтожаются архитектурные памятники Москвы. Даже не столько рассказывал, сколько показывал. Что было до и что выросло после. Поставить бы перед ним камеру и потом тоже показать по «Первому каналу». Не надо делать это 60 раз. Достаточно одного. Сколько людей отправилось бы после этого на пикеты против «созидательной» деятельности Московской мэрии!

Эти грамотные инъекции хорошего искусства и хорошей документалистики стали бы куда более полезным и правильным лечением нашего, безусловно, больного общества, чем оглушающая, буквально разящая наповал сериальная доза. Но ежу понятно, что у такой грамотной и планомерной работы не будет рейтинга. Вокруг нее нельзя спровоцировать скандал и пустопорожние споры: а можно ли говорить слово «хуй» на «Первом канале», особенно если учесть, что его уже говорили в предыдущей серии, и т.д. и т.п. Планомерная работа скучна. Куда проще устроить громкую акцию, взбить пену, создать шумиху… И радоваться — теперь все о нас говорят, и, может быть (во круто!), даже запретят.

После такого лечения больное общество, не умеющее смотреть правде в глаза и не умеющее воспринимать современное искусство, становится только еще больнее. Ведь то, что мы наблюдаем сейчас, есть не выздоровление, а как раз обострение болезни. В выигрыше пока только горе-эскулапы.