Российское образование: элитное или равное?

Неспособность общества к самоорганизации заставляет чиновников от образования заниматься «реформами сверху». Получается плохо.

Три с половиной года назад мне уже доводилось писать в Forbes о проблемах образования. Тогда я закончил свой материал рассказом о попытке реформы школы в позднесоветское время. Но жизнь на месте не стоит, и история имела продолжение в виде реформ, их последним аккордом стали одобренные в среду Советом федерации поправки в закон «Об образовании».

Удивительно, но тема реформы образования, одна из наиболее обсуждаемых в перестройку, оказалась моментально забытой, как только запретили КПСС и распался СССР. В экономике и политике худо-бедно реформы начались, но школа и вузы остались без изменений на целых десять лет. Общество и власть просто махнули рукой на эту сферу, позабыв про педагогов-новаторов, вчера еще - героев дня. Но природа не терпит пустоты, и нереформированные школы и вузы таки приспособились к новым временам.

Новая редакция закона, вызвавшая немалые споры, - продолжение попыток примирить реалии жизни с представлением о том, как должно быть в «нормальной» стране. У нас же в 1990-е сформировалась уродливая система - наряду с небольшим количеством частных гимназией и лицеев (чему там учили и как - отдельный разговор) имелись «элитные» («престижные» и т. д.) школы - формально такие же бюджетные как и прочие. Поступление в них осуществлялось по непрозрачным и коррупционным принципам, ведомым лишь директору и каждому родителю в отдельности, которые договаривались как могли. Вспоминаю одну тульскую школу, где за поступление надо было не только платить некий полуофициальный «добровольный» взнос, но и оказывать натуральные услуги, например, поставить в директорский кабинет комплект мебели. То же и высшем образовании, где шустрые ректора стали фактически несменяемыми, изобретая бесчисленные способы заработать.

В то время как западная система образования все более смещалась в сторону эгалитарности («равенства возможностей»), у нас пышным цветом расцвело неравенство, причем часто - за бюджетный счет. В мире принято если не стыдиться «элитности», то тщательно ее маскировать. А в России она предстала желанной целью, превращенной в товар (хотя на самом деле в большинстве «престижных» заведений оболочка не соответствует начинке, родители платят всего лишь за лейбл). О стремлении к многообразию (diversity) у нас и слыхом не слыхивали.

Самым печальным итогом двадцати послеперестроечных лет оказалось то, что общество так и не пришло к консенсусу - какое образование нам необходимо? Не решен главный вопрос: в чем заключается задача школы, научить ли самостоятельности и подготовить к взрослой жизни или набить голову максимально большим количеством знаний вне зависимости от их реальной востребованности? «Хорошей» школой полагают ту, где «много учат». Учебная нагрузка возросла. Настоящей специализации в старших классах по-прежнему нет. Упорно сохраняется миф о советском образовании - «лучшем в мире» (несмотря на красивые сказки о том, что после запуска спутника Запад принялся копировать нашу систему, в действительности эволюция их образования шла в противоположную сторону).

Любые предложения о реформировании потому априори принимаются в штыки. Даже ЕГЭ, с которым, в общем-то, родители смирились, признав его полезность, воспринимается в целом по-прежнему негативно.

Родители, как и ранее, слабо влияют на состояние дел в образовании. Нет подлинной общественной активности в этой сфере. Все усилия уходят на индивидуальные стратегии поступления, а гражданской солидарностью и не пахнет. Если в США родители не доверяют школы правительству, которое почти не влияет на них (Минобразования там создано лишь тридцать лет назад и является органом по раздаче грантов), и сами через школьные округа, подбирают директоров, контролируют программы обучения (оттого и постоянные скандалы с «запрещенным» Марком Твеном и т. п.), если в Корее - противоположный пример тотальной централизации системы образования, родители и СМИ тщательно надзирают за соблюдением установленных правил, то у нас всем все равно, и каждый сам за себя.

В этих условиях полной неспособности населения к самоорганизации и безразличия власть в лице Минобразования выступает как «двигатель прогресса». Но поскольку власть не имеет партнера в лице действенных общественных организаций (да и не сильно переживает от этого), то результат, как всегда, получается далеким от ожиданий. Половинчатость и непоследовательность перевешивают благие порывы.

Суть и ЕГЭ, и территориального принципа комплектации школ заключается именно в предоставлении равных возможностей. ЕГЭ призван максимально снизить роль субъективного фактора в лице экзаменатора с его предубеждениями, симпатиями и прочими человеческими слабостями. Цель приписки учащихся к школам по месту жительства - недопущение появления по факту заведений высшего и низшего класса (типа пресловутых языковых спецшкол в советские времена) при формальном бюджетном равенстве, замена негласных договоренностей ясными и прозрачными правилами записи в школу. Но под давлением мощных лоббистов правительство предусмотрело лазейки для «элитарных» вузов типа МГУ. Сохраняются и школы, выпадающие за рамки территориального принципа. Более того, за «бесплатно» гарантируется такой минимум обязательных предметов, что резко возрастает запрос на платные услуги, если родители заинтересованы в поступлении ребенка в престижный вуз.

Вывод ясен: самые благие и современные реформы никогда не приведут к успеху, если осуществлять их исключительно «сверху», тем более в такой деликатной сфере, как образование. За свое молчание и безразличие (все эти выкрики о «дебилизации» с помощью ЕГЭ не в счет) общество получает эрзац, когда МГУ даже не попадает в сотню лучших мировых университетов (и его место в рейтинге продолжает падать). Принимающие законы депутаты это сознают, и (скандал с «единороссом» Железняком это ярко показал) предпочитают для своих детей швейцарские или британские вузы. А Россия обречена на дальнейшие поражения в глобальной образовательной конкуренции вопреки усилиям министра Дмитрия Ливанова.