Перспективы либерального безумия - борьба женщин за права мужчин

26 августа 1789 года после долгих споров и дебатов, сопровождавшихся ссорами и угрозами самого разного толка, на заседании Национального Учредительного Собрания Франции был принят замечательный документ, определивший развитие европейского прогрессивного права на двести лет вперёд. Документ этот содержал семнадцать статей, и именовался «Декларацией прав Человека и Гражданина». В преамбуле Декларации прямо говорилось, что «невежество, забвение прав человека или пренебрежение ими являются единственной причиной общественных бедствий и испорченности правительств». Иными словами: забудешь про малое – потеряешь всё. Почти без изменений Декларация 1789 года влилась в Декларацию года 1948 – уже Всеобщую декларацию прав человека. Замечу, не «человека и гражданина», а просто «человека».

С самого начала у авторов Декларации 1789 года возникли проблемы трактовки. И в самом деле, « языкаDroits de l'Homme» может трактоваться и как «права человека», и как «права мужчины», что понималось как синонимы. Старая шутка «курица не птица, женщина не человек» в данном случае оказывалась на сто процентов правдой – «люди (т.е. мужчины) рождаются и остаются свободными и равными в правах», что же до женщин – то кто в здравом уме даст им не только свободу, но ещё и право управления государством? Поэтому феминистки уже в 1791 году публикуют «Déclaration des droits de la Femme et de la citoyenne» - декларацию прав Женщины и Гражданки. Тем не менее, этот, в общем-то, логичный поступок остался не оценён: автора декларации Олимпию де Гуж через некоторое время гильотинировали.

Достаточно интересное начало для всеобщего равенства, не правда ли? Вроде бы все равны, но некоторые «равнее». Разумеется, Эмилия Панкхёрст и её сторонницы были правы далеко не во всём, а кое-где оказывались даже чересчур радикальны. Но факт есть факт: избирательные права женщины в большинстве стран получили лишь после Первой мировой, во многом под влиянием Советской России, где женщины допускались к голосованию с 1917 года. Во Франции, например, женщины смогли избирать и быть избранными с 1944 года – то есть спустя 155 лет после мужчин.

Три «К» или сверхфеминизм?

Исторически борьба женщин за свои права преследовала две цели: во-первых – избавиться от диктата сексизма, имеющего глубочайшие корни в европейском социуме; во-вторых – добиться возможности «выходить в люди», реализовывать свои таланты и умения на всех уровнях, а не только на кухне. Вполне ясно, что второй пункт напрямую выходит из первого – сексизма. Пик его пришёлся на конец XIX века, когда была создана знаменитая немецкая концепция трёх «К» - Kinder, Küche, Kirche (дети, кухня, церковь). Иногда к трём «К» добавляют ещё и четвёртое – Kleider (платье). Фразу эту приписывают видному консерватору Отто фон Бисмарку, хотя её настоящий автор – Вильгельм II. Император Второго рейха противопоставлял три «женских К» трём «мужским» - Kaiser, Krieg, Kanonen (кайзер, война, орудия).

Иными словами, женщинам отвели роль домашней прислуги, человека второго сорта. Но мало кому известно, что до совершенства эту формулу довёл вождь рейха следующего, Третьего – Адольф Гитлер. Стремясь превратить немецкие семьи в некий «мещанский идеал», фюрер сам того не понимая, превратил женщин даже не в прислугу – в инкубатор Рейха, беспрекословно рожающий новых солдат. Идеалом немецкой женщины в то время называли Магду Геббельс, мать семерых детей. В 1945, правда, в знаменитом бункере Гитлера, Магда отравит шестерых из них.

После стольких лет диктата сексизма женщины, вполне естественно, захотели долгожданной свободы. И обновлённая Европа такую свободу своим женщинам постаралась дать. И очень хорошо постаралась: «освобождение женщин» на послевоенном Западе развернулось полным ходом. Не случайно «вторая волна» феминизма пришлась на 1950 – 1970-е годы. Подъём культуры, искусства, «13 требований Коалиции работников искусства» Нью-Йорка… Однако, в своём стремлении как можно полнее расплатиться с женской половиной за «годы угнетения» либеральное общество стало всё больше и больше походить на коллективного козла отпущения, чувствующего за собой какую-то неосознанную вину, и поэтому абсолютно безотказного.

Вошедшие во вкус активные деятельницы эмансипации породили то, что называется сейчас «сверхфеминизмом», «обратным сексизмом».

Действительно, нет ничего зазорного в том, что женщины имеют абсолютно одинаковые права с мужчинами. Женщина-избиратель, женщина-землевладелец – то, что показалось бы сто лет назад чем-то вопиющим, сейчас – абсолютная норма. Но за пределы нормы очень и очень легко выйти. И женщины Запада не просто перешли эти пределы – они перемахнули их с завидной скоростью.

Первым звоночком стал так называемый «гендерно-нейтральный язык». То есть такой, в котором в равной степени отражались бы оба пола. Казалось бы – вполне логично, и говорить «супружество» вместо «замужества» достаточно просто. Но как быть в таком случае с понятиями «мужественность», «гуманизм», «спортсмен»? Или взять, к примеру, такую вещь, как фамилии – в гендерно-нейтральном русском языке мы бы увидели такие сочетания, как «Анна Иванов», «Ольга Петров». В одной из прибалтийских стран по фамилии, например, можно узнать не только пол, но и семейное положение человека. Как быть в таком случае? Смешно? А вот депутатам Европарламента не до смеха – их обязали говорить только нейтрально-гендерно. Вполне естественно, что некоторые депутаты называют такое решение «политически корректным безумием».

Тем не менее, Еропарламент (вот, кстати, тоже гендерно-некорретное слово: parliament, parlais de mens, «переговоры мужчин». Срочно заменить!) принимает специальную программу правовых норм по недопущению сексизма. Согласно документу, в странах Евросоюза на законодательном уровне должен быть запрещен сексизм в изображении женщин и мужчин в рекламе, компьютерных играх, на телевидении и других медиа, т.к. такие визуальные приемы, как, например, изображение женщины, убирающейся на кухне, и мужчины, полирующего автомобиль, продуцируют стереотипы и сводят на нет борьбу за гендерное равноправие. В общем, сплошной унисекс. Тут поневоле вспомнишь анекдот про запрещённое в Штатах слово «женщина», которое было заменено нейтральным «феминоамериканец».

Всеобщая феминизация затронула такие, казалось бы, крепкие институты, как брак и церковь. Впрочем, церкви в XX веке и так очень сильно досталось: войны, смуты, возникновения тысяч сект, массовая апостасия. Томасу Торквемаде и святому Доминику было бы где разгуляться. Но даже им в страшном сне не могло присниться то, что мы видим сейчас в ряде протестантских конфессий: женщины-пасторы, женщины-епископы… Разумеется, католический Ватикан яростно сопротивляется подобной модернизации. Впрочем, в истории Римской Католической Церкви есть легенда про Папессу Иоанну, – которая на самом деле является вымыслом, насмешкой над периодом разврата при папском дворе в X веке.

Что же до семьи, то здесь разворачиваются самые жестокие словесные баталии на тему: является ли супружеская жизнь формой притеснения, или нет? Обычно сторонники «жесткого» варианта кивают на мусульманские семьи, причём делают упор не на закрытость такого союза, но на строгие ограничения по отношению к женщине. Достаточно странно слышать такие аргументы: ведь речь идёт о семьях европейских, западного типа. Неужели сверхфеминисты боятся возвращения викторианской эпохи, или сакраментальных «трёх «К»? Это выглядит полным абсурдом, но только на первый взгляд: если перегибы консерватизма вызвали такой разгул всевозможных вольностей сегодня, не вызовут ли перегибы либерализма ответной реакции?

Ведь чтобы распрямить палку, надо перегнуть её в другую сторону, а это вполне может означать, что мы в недалёком будущем увидим «борьбу женщин за права мужчин». По статистике американского исследователя Роберта Уилсона, США становится страной, где мужчины, в особенности светлокожие, становятся жертвами серьёзной дискриминации. А США у нас традиционно – передовой край либерализма. Не дойдут ли сверхфеминисты до того, что превратят всех европейцев и американцев в неких бесполых существ, разговаривающих на «гендерно-нейтральном языке»?