Удел России - «сырьевое проклятие»

Просто, вместо лозунгов об инновациях, нужно наконец-то научиться управлять собственными деньгами

Сегодня представители власти много говорят о модернизации российской экономики, но все, как правило, ограничивается общими фразами. Впрочем, вопрос стоит однозначно: модернизировать нужно - на сырьевой модели далеко не уедешь. Какие конкретно пути модернизации подходят России? С чего начинать? На эти вопросы «СП» ответил директор Института народохозяйственного прогнозирования РАН, академик Виктор Ивантер.

- Когда начинают говорить о модернизации российской экономики, тут же встает вопрос: а что именно нам надо? Говорят, нам нужны структурные реформы. А что это такое? Единственное, что звучит в ответ: надо раздербанить «Газпром». Вопрос даже не в том, нужно это делать или нет, но почему от этого лучше-то станет?

«СП»: - Так что нам все-таки нужно?

- Нас не устраивает структура экономики - она сырьевая. А какая тогда должна быть? Чтобы обрабатывающая промышленность была больше, чем добывающая? Но обрабатывающая промышленность трудоемкая, она требует большого количества рабочих, а добывающая - капиталоемкая. Давайте разберемся, что у нас в дефиците - капиталы или рабочие. Известно, что страна у нас большая, ресурсов много, а народу мало. В итоге, если относится к вопросу модернизации не идеологически, а практически, мы рискуем оказаться в ситуации, когда создадим обрабатывающие производства, а работать на них будет некому. Конечно, у нас есть Северный Кавказ, где с населением проблемы нет, но там оно уж очень специфическое.

«СП»: - А как же инновационная экономика, о которой так много говорят?

- Нужно понимать, что инноваций без инвестиций не бывает. А частных инвестиций на траектории экономического спада тоже не бывает. Следовательно, ни о каких инновациях пока речи быть не может. Альтернатива здесь одна: власти должны инициировать инвестиции в развитие технологий и тем самым снять риски с частного бизнеса. Какие еще барьеры на пути инноваций? Главный заключается в том, что мы сумели сохранить фундаментальную часть науки и потеряли значительную часть науки отраслевой. А именно она есть тот мост, который ведет от теоретических разработок к практическому проектированию.

«СП»: - Вы говорите об отраслевых НИИ, которые раньше были чуть ли не при каждом комбинате?

- Да, именно о них. Был ГИПРОМЕЗ, ВНИИМЕТМАШ и так далее. Нефтяники и газовщики свои отраслевые институты еще сохранили, а остальные практически потеряли. Дело в том, что оборудование за рубежом покупать можно - мы и при советской власти этим занимались, но покупка проектных работ - это безумные деньги. Это нереально, нужно делать проекты самим. Наши проектные организации были созданы в тридцатые годы американскими и немецкими инженерами очень дешево - у них тогда был кризис, и они были готовы работать почти задаром. К сожалению, нынешний кризис оказался очень слабым и не довел их до такого же состояния. То есть, в развитие проектных институтов на сей раз нам придется вкладываться самим. И надеяться, что это сделает частный бизнес - нереально. С другой стороны, когда власть создаст эти институты, их можно приватизировать и продавать бизнесу.

«СП»: - Насколько можно понять, пока в области модернизации ничего не делается?

- Нельзя сказать, что совсем ничего не делается. Посмотрим планы действия власти: она хочет возродить авиационную промышленность, судостроение, энергомашиностроение, атомную энергетику, автопром. Если все это на самом деле будет сделано, то это и есть диверсификация экономики. Правда, есть дурацкая идея, что мы прекращаем заниматься сырьевой экономикой, добывать нефть и газ, и все садимся писать компьютерные программы, а потом будем ими торговать. Нужно понимать, что инновации необходимо продавать, а для этого нужны покупатели с деньгами. А кто у нас платежеспособные покупатели?

Это газовщики, нефтяники и металлурги. Но они хотят иметь технологии, упакованные в коробочку и сверху бантик - так устроен бизнес. Значит, инновации должны быть доведены до такого состояния, чтобы они могли быть сразу использованы бизнесом. Иначе бизнес будет покупать их за рубежом.

«СП»: - А как можно модернизировать, скажем, добычу нефти на буровой?

- Очень просто. Сейчас у нас уровень извлечения нефти порядка 30-35 процентов, а мировой уровень достигает 60 процентов. Вот вам и точка приложения сил. Но сделать это можно только на основе инновационного прорыва в области разведки и эксплуатации скважин. В результате мы получим еще 200 миллионов тонн нефти и, соответственно, дополнительные нефтедоллары. Или добыча тяжелой нефти с больших глубин в Арктике - это совершенно инновационный процесс. Конечно, некоторые говорят, что лучше торговать не нефтью, а нефтепродуктами. Но это звучит как лозунг, а в действительности, труба, по которой идет нефть, не подходит для нефтепродуктов. С другой стороны, ваш покупатель должен закрыть свои нефтеперерабатывающие заводы, а вы с ним договорились об этом?

«СП»: - Так какая структура экономики нас устраивает?

- Естественно, надо оставить сырьевую составляющую, и, я считаю, что абсолютно необходимо диверсифицировать внутреннюю экономику. Говорят, мы сидим на «нефтяной игле», но почему мы на ней сидим? Потому что покупаем за рубежом продовольствие, покупаем оборудование, а могли бы все это делать сами. Так вот, для того, чтобы слезть с нефтяной иглы, нужно начать обслуживать себя самостоятельно, хотя бы наполовину. Что же касается диверсификации экспорта, я предлагаю задуматься. Вот мы сидели на экспорте сырья, случился кризис, и что, наша нефтяная промышленность перестала работать? Цена нефти прошлой весной упала со 140 до 40 долларов за баррель, а себестоимость нашей нефти вместе с перевозками составляет всего 15 долларов. Что, плохая рентабельность? А если бы мы сидели на экспорте автомобилей или компьютеров, что было бы с нашим производством?

«СП»: - Выходит, нынешняя модель сырьевой экономики оказалась оптимальной?

- Получается так. При этой модели мы практически не зависим от мировой конъюнктуры. Конечно, мы потеряли на цене нефти, но нужно учитывать, что ее стоимость в 140 долларов за баррель была не реальной, а исключительно спекулятивной. Другое дело, что мы не вложили эти деньги в собственную экономику, а отправили на Запад.

«СП»: - Значит, удел России - «сырьевое проклятие»?

- Существует такая версия о «сырьевом проклятии», но я хотел бы найти такую страну, которая бы возражала против такого проклятия. Все эти разговоры о «голландской болезни» построены на элементарном неумении управлять деньгами. Самое легкое, это управлять бедным обществом - там все понятно, одеть, накормить... Что происходило: мы получали доллары за нефть и отправляли их в Соединенные Штаты, а дальше мы брали у них же кредиты на ту же сумму. Причем, отправляли под 3-5 процентов, а обратно брали уже под 8-10 процентов. И эту маржу мы платили за свое неумение управлять деньгами. Версия была такая: нашим, что не дай, они все украдут, а американцы все проверяют. Но потом выяснилось, что ничего они не проверяют - ваши деньги, вы за ними и следите.

«СП»: - Надо было на эти деньги строить дороги?

- Конечно, я тоже за то, чтобы строить дороги. Можно прямо завтра 100 миллиардов долларов вложить в строительство дорог. И какие дороги будем строить? Нужны проектные изыскательские работы, и только тогда дорога будет иметь хороший экономический эффект. А никаких проектных работ в этом направлении практически не производилось. Да, у нас есть деньги вне страны, и эти деньги можно использовать. Но нужно их использовать с толком, эффективно, а это очень большая проблема, особенно для России.