Последние самураи исчезнувшей империи

В августе 1991 года мне было 18 лет и совершенно по барабану, что происходит в политической жизни страны. Я не смотрел телевизор, был далеко от Ленинграда и даже не узнал о попытке переворота, путча, ГКЧП. Потом узнал, но не придал особого значения. Все эти перестройки-президенты-депутаты-путчи-реформы слипались для моего юного ума в неудобоваримую кашу с битым стеклом, камнями и лозунгами один тупее другого. Юный ум пуст и светел, и я думал тогда: какая разница, если мы всё равно умрём? И тогда я был ближе к истине, но потом я стал взрослее и ближе к правде, а это не одно и то же.

Много лет спустя один из последних министров СССР рассказывал мне про дни неудавшегося переворота. Кажется, шанс был. Была точка неравновесия, колебания, нерешительности, когда все ждали. И сам он ждал. Прежде всего, активной и твёрдой позиции ждали от Янаева, который должен был при отстранении Горбачева автоматически возглавить страну. Но, говорил мне бывший министр, Янаев оказался не тем человеком, не таким. Какой путч? Во главе путча должен был стоять Франко, или Мадзаки, или Пападопулос с Иоаннидисом. А тут – Янаев. И, почуяв, на чьей стороне жестокость и сила, на местах стали саботировать приказы ГКЧП.

А чего, собственно, ждали? Террора? Ну да, террора. По закону революции выигрывает тот, кто первым начинает уничтожать своих политических оппонентов. Если бы история ГКЧП была действительно путчем, то так бы и случилось. Но она была совсем про другое. Это потом по парламенту будут стрелять из танков, на улицах столицы будут лежать трупы, много трупов, по сей день никто не знает – сколько, но это уже не назовут путчем, военным переворотом – а назовут защитой демократии или как-то там ещё. Конечно, ведь военный переворот – это не тогда, когда танки стреляют по парламенту, а толпы косят огнём из автоматического оружия. «Военный переворот» - это когда смущённый дядечка что-то заявляет по телевизору, а потом, кажется, балет.

А про что? Ответ в записной книжке Маршала Советского Союза С.Ф. Ахромеева: «Я был уверен, что эта авантюра потерпит поражение, а приехав в Москву, лично убедился в этом… Пусть в истории хоть останется след – против гибели такого великого государства протестовали». Лучшие и самые сильные из фигурантов дела ГКЧП были готовы пожертвовать жизнью, но своей. Так они и поступили. Генерал Пуго Борис Карлович, потомственный большевик, сын красного латышского стрелка – застрелился. Маршал Ахромеев Сергей Фёдорович, настоящий боевой командир – покончил с собой в полной парадной форме при всех регалиях. Кручина Николай Ефимович, коммунист, управляющий делами ЦК КПСС – подвёл баланс жизни. Для этих людей провал последней попытки спасти СССР оказался смертельной раной, не совместимой с самой жизнью.

В августе 1991 года мне было всё равно, да и сегодня мне не особенно интересно, что там и как происходило в ГКЧП, почему началось и отчего так бесславно и быстро закончилось. Но мне интересны эти люди. Последние самураи красной империи. Я не могу не испытывать уважения к ним. В Японии есть храмы, посвящённые лётчикам, тем самым, которые поднимались в небо с запасом топлива в баке только на путь в одну сторону. Если можно представить себе что-то вроде красного синтоизма (а такой культ был – его храмами были музеи Александра Матросова и других советских героев), то последним мемориалом должна стать пагода Пуго, Ахромеева и Кручины. А дальше всё кончилось. Время героев. Теперь здесь живём мы – простые японцы.

И живём вроде бы неплохо. Значит, зря они пытались? Или даже во вред? Страшно подумать, что бы стало с Родиной и с нами, если бы в 1991 году ГКЧП победил! Тогда Борис Ельцин не смог бы стать президентом РФ. И самой РФ не было бы, а было бы что-то вроде СССР, хотя и поменьше. Например, мы бы сегодня жили в одном союзном государстве с Беларусью и Казахстаном. Ужас. Роман Абрамович не купил бы себе английский футбольный клуб, а Ходорковский сидел бы в тюрьме, но не по политическим мотивам, а за спекуляцию. Товарищ Матвиенко правила бы в Ленинграде не как губернатор, а как первый секретарь обкома, а потом за развал работы была бы отправлена в Москву, но не в сенат, а в ВЦСПС, большая разница. И, скорее всего, тот же самый генсек… ну или не тот же самый, но очень похожий. Был ли у СССР потенциал? Ну да, был. Иначе на чём мы живём уже 20 лет, не построив ни одного нового стратегического объекта вроде АЭС?

В общем, честно говоря, всё было бы почти так же, как и сейчас. Потому что пределы волюнтаризма в истории очень и очень узки. А я стал не только взрослым, но и старым, и потому у меня, как у Бориса Гребенщикова, характер отвратительный – не могу принять ничью сторону; не знаю никого, кто не прав. Вот Александр Морозов пишет, что всё нормально. И я согласен. Это ещё Лейбниц провозгласил: наличный мир есть лучший из всех возможных.

То есть он не то чтобы лучший, но из возможных вариантов – да. Например, вам отрубили руку. И кто-то скажет, что это плохо. Но это хорошо, а он просто не знает, что выбор был у вас такой: отрубить руку, отрубить две ноги, отрубить голову. Так что мир, в котором у вас отрублена рука – лучший из возможных. Есть, правда, ещё такой вариант: а можно мне вообще ничего не отрубать? Но это уже социализм, коммунизм, красная утопия, несостоятельность которой убедительно доказана экономической блокадой и ковровыми бомбардировками каждой из стран, которая пыталась эту утопию воплотить, со стороны других стран, которые не пытались, но очень переживают. За выбор. Лучшего мира – но из возможных, господа, из возможных. То есть из списка, предложенного клубом хозяев мира. А эти красные, эти товарищи – они всегда требуют невозможного. Они не уважают списки и рейтинги. Они не хотят принимать реальность! Они её трансформируют.

Александр Морозов пишет, что наше 9-е место в экономике – это очень хорошо, потому что нам определено быть между Беларусью и Казахстаном (почему между, а не вместе с?), потому что мы объективно отсталые и дефектные, и радуйтесь. Но иногда объективность - это чья-то объективированная субъективная воля, и, что касается России начала 20 века, то, после поражения в войне с Японией и после истощения в войне с Германией, в правильных рейтингах Россия была отодвинута в аутсайдеры, и её (не жалко) принесли в жертву аппетиту немецкого Фенрира, чтобы насытить зверя, чтобы зверь успокоился. И так бы и случилось – с Россией. Но СССР создал иную реальность, ту, в которой Фенрир был повержен, а Советский Союз стал супердержавой. Такое под силу только фанатикам-коммунистам, рациональные не берутся за непосильное, они видят пределы возможного.

Но в целом я всем доволен, потому что я тоже рационалист. И дай нам Бог! Чтобы ещё двенадцать лет, и с девятого на восьмое. Дай Бог! И так красиво всё видится из Кремля – никаких протестов, зато новый мир, практически даром. Столько всего понастроено. А кому что не нравится – пусть едут. То ли птицы летят перелётные, то ли крысы бегут с корабля. Который не тонет. Глупые крысы. А мы других из Европы выпишем, нам не впервой. А деньги у нас есть. Земля наша велика и обильна.

Мой отец рассказывает, что, когда он был ребёнком, советским ребёнком, то грустную думу устремлял вслед перелётным птицам. Бедные вы мои, несчастные! – думал ребёнок, куда вы летите? Вы покидаете Советский Союз, землю добра и справедливости, и летите в страшную заграницу, где беды и голод, где жестокость и эксплуатация. Вас там будут мучать и убивать, как делают это с неграми. Лучше останьтесь тут или возвращайтесь скорее!.. А, бывало, он думал и по-другому. Когда показывали Нью-Йорк и говорили про бедный рабочий класс и про негров, папа думал: но кто-то же населяет все эти роскошные небоскрёбы?.. И что правда? О, и то, и другое.

Сегодня отец мой, глядя вокруг, не из Кремля, правда, а просто так, видит растущие красивые кварталы и говорит: лучше стали жить. Ведь кто-то покупает эти квартиры. И я говорю: лучше. И дай нам Бог. Чтобы всё было хорошо.

Потому что не дай Бог всё будет плохо. Наша плюшевая Россия не выдержит ни одного серьёзного испытания. Не сможет ответить ни на один вызов судьбы и истории. Пока всё хорошо, но мы год за годом упускаем возможности подготовиться. Вложить средства в собственное население, в инфраструктуру, в стратегические объекты обеспечения жизнедеятельности. И не надо быть алармистом, чтобы понять: если сейчас хорошо, то потом будет иначе, просто по закону циклов. Хотя, конечно, может у Бога такой план, что будет ещё лучше. И дай Бог! Ведь иначе нам просто не выжить. В том числе и потому, что у нас нет больше генерала Пуго, ни одного.

Представьте себе невозможное, представьте, что «Единая Россия» проиграет выборы или в результате переворота потеряет власть. И Борис Грызлов стреляется вместе с родственниками, оставив посмертную записку: «Всё, во что я верил, ради чего я жил – погибло. Не могу больше жить. Простите меня!». Владислав Сурков запирается в кремлёвском кабинете, надевает костюм Арлекина и под музыку группы «Агата Кристи» принимает медленно действующий яд. Света из Иваново записывает прощальный ролик и выкладывает на youtube; перед камерой бедная девочка плачет, размазывая по лицу безыскусный последний макияж: «как же теперь засеивать больше земель, как же рожь, овощи? и ведь больше не будет, не будет того, что сейчас!..» - выпивает для храбрости банку «ягуара» и прыгает в окно.

Может ли быть такое? Вряд ли. Потому что нами правят не герои. А дельцы и клоуны. И никто, никто не заслужит синтоистского храма. Может, одна только Света. Из Иваново