Манифест Надежды Толоконниковой

Панк-группа Pussy Riot, участницей которой я являюсь, - музыкальный коллектив, проводящий неожиданные выступления в различных городских пространствах. Песни Pussy Riot посвящены актуальным политическим вопросам. Круг интересов участниц группы - политический активизм, экология, искоренение авторитарных тенденций в государственной системе путем создания гражданского общества. 

С момента своего появления в октябре 2011 года группа отыграла концерты в метро, на крыше троллейбуса, у спецприемника № 1 для административно задержанных, в магазинах одежды, на показах мод, на Лобном месте Красной площади. Мы полагаем, что искусство должно быть доступно каждому, поэтому выступаем в разноплановых общественных пространствах. Pussy Riot никогда не имеет в виду проявлений неуважения к нашим зрителям и свидетелям панк-концертов. Так было на крыше троллейбуса, так было на Лобном месте, так было и в Храме Христа Спасителя. 

21 февраля 2012 года группа Pussy Riot выступила с панк-молебном "Богородица, Путина прогони" в Храме Христа Спасителя. В начале марта 2012 года три участницы группы были посажены в тюрьму из-за своей музыкальной и политической активности. Темы для наших песен и выступлений диктует нам время. Мы просто реагируем на то, что происходит в нашей стране, и выражаем в форме панк-выступлений мнение достаточно большого числа людей. В песне "Богородица, Путина прогони" мы отразили реакцию многих россиян на призывы патриарха голосовать на президентских выборах 4 марта 2012 года за Владимира Владимировича Путина. 

Нам, как и многим нашим согражданам, неприятно коварство, лукавство, мздоимство, лицемерие, стяжательство и беззаконие, которыми грешат нынешние начальства и власти. Поэтому мы были расстроены политической инициативой патриарха и не могли об этом не сказать. Выступление в Храме Христа Спасителя не было совершено по мотивам религиозной вражды и ненависти. Равно как нет и не было в нас ненависти к социальной группе православных верующих. Православие славит то же, что и мы: милосердие, прощение, оправдание, любовь и свободу. Мы - не враги христианству, нам важно мнение православных верующих и мы хотим, чтобы все они были на нашей стороне - на стороне антиавторитарных гражданских активистов, и поэтому мы пришли в храм. 

Пришли с тем, что имеем и что умеем: с нашим музыкальным выступлением, в ходе которого имели целью выразить свою озабоченность тем, что настоятель Храма Христа Спасителя, глава русской православной церкви, патриарх, - поддерживает политика, силовыми методами подавляющего дорогое нам гражданское общество. 

Особо хочу отметить тот факт, что мы вовсе не произносили в храме оскорбительных слов в адрес церкви, верующих и Бога. Произнесенные нами слова и вся экспрессия нашего панк-выступления имели целью поделиться со зрителями нашим неодобрением конкретного политического события - поддержки патриархом Владимира Владимировича Путина, взявшего авторитарный и антифеминистский курс. В нашем выступлении не было никакой агрессии по отношению к зрителям, но только отчаянное желание изменить политическую ситуацию в России к лучшему, и наша эмоциональность и экспрессивность - отсюда. Если наша страстность показалась свидетелям панк-концерта оскорбительной - мы об этом сожалеем. Намерения оскорбить у нас не было. Мы хотим, чтобы тот, кто не может понять нас, - нас простил. Более всего мы не хотим, чтобы на нас держали зло. 

Очень не хотелось бы также, чтобы непризнание нашей вины по ст. 213, ч. 2 Уголовного кодекса рассматривалось как наше нежелание и неумение признавать свои ошибки, как дерзость и наглость. Мне показалось, что огорченная нашими песнями сторона склонна воспринимать наше непризнание вины, предъявленной нам обвинительным заключением, именно так. Я полагаю, что мы все тут стали жертвами совершеннейшего недоразумения и путаницы в словах и юридических терминах. 

Основной момент заключается в том, что я развожу юридическую оценку нашего выступления "Богородица, Путина прогони" - и оценку этическую. Это очень важно, вероятно более всего важно в этом разбирательстве. Я настаиваю на том, что уголовно-процессуальную сторону нельзя смешивать с этической. Дело в том - и мне хотелось, чтобы это попытались понять все, в первую очередь, - потерпевшие, что наше непризнание вины по ст. 213, ч. 2 Уголовного кодекса РФ не означает того, что мы не готовы объяснить наши действия, извиниться за принесенные нашим выступлением огорчения. 

Моя этическая оценка панк-молебна Pussy Riot такова: наша этическая ошибка заключалась в том, что мы позволили принести разрабатываемый нами жанр политического неожиданного панк-выступления в храм. Но мы даже не думали тогда, что для кого-то наши действия будут оскорбительны. Дело в том, что мы выступали в самых разных местах Москвы с октября 2011 года, и везде: в метро, в магазинах, на крыше спецприемника, на Лобном месте - наши действия воспринимались с юмором, веселостью, в крайнем случае - с иронией. Соответственно, исходя из нашего концертного опыта, мы не предполагали, что панк-выступление может кого-то всерьез уязвить или обидеть. И если кто-то был оскорблен нашим выступлением в Храме Христа Спасителя, то я готова признать, что мы совершили этическую ошибку. Это именно ошибка, поскольку сознательного намерения оскорбить кого-то мы не имеем. И наша этическая - подчеркиваю, этическая, а не предусмотренная Уголовным кодексом вина заключается в том, что мы позволили себе отреагировать на расстроивший нас призыв патриарха голосовать за политика Владимира Владимировича Путина выступлением в храме, тем самым поделившись со зрителями нашей политической позицией.

В этом наша этическая провинность - я подчеркиваю и признаю ее, приношу за нее извинения. 

Но по допущенной нами этической провинности не предусмотрено никакой статьи уголовного кодекса. 

Мы провели в тюрьме уже пять месяцев, хотя в наших действиях нет состава преступления. Нарушение правил поведения в церкви - и вменение нам стороной обвинения ненависти и вражды ко всей православной религии и ко всем верующим - это очень и очень разные вещи. Одно не следует из другого. Я вздрагиваю каждый раз, когда читаю в обвинительном заключении о том, что мы пришли в храм из презрения и ненависти к верующим. Это ужасные, очень злые слова и невероятно сильные, страшные обвинения. Мы имели только политические и художественные мотивы и, соглашусь, может быть, совсем не имели этического права приходить с ними в ритуальное храмовое пространство. 
Но мы не имели никакой ненависти. 

Задумайтесь, что такое ненависть и вражда, - это не шутки, и нельзя противопоставить их людям просто так. Это - лжесвидетельство - и вот уже пять месяцев, как нас оговаривают. Я не скажу, что мне легко переносить столь циничное, злое приписывание мне таких чувств, которых я не испытывала ни к одному существу на земле. Сторона обвинения говорит, что мы скрывали свои якобы истинные мотивы, которые, по их мнению, состоят в религиозной ненависти и вражде, чтобы избежать наказания, а ведь мы не лжем, потому что у нас есть принципы, один из которых - всегда говорить правду. Несмотря на то, что помещением нас троих в изолятор на достаточно длительный срок следствие желало вынудить нас признать вину по ст. 231, ч. 2 и тем самым приписать не имевший место в реальности мотив ненависти и вражды, по сути - раздавить и уничтожить нас как честных людей, мы не пошли на сделку с собственной совестью. Нам неоднократно говорилось, в том числе сотрудниками Центра противодействия экстремизму, что если мы признаем вину - нам изменят меру пресечения и выпустят на свободу. Мы отказывались. 

Признать вину по ст. 213 - значит оболгать себя, а правда нам дороже всего - даже дороже свободы. Исходя из этого, думаю, нет оснований не доверять нашим словам. Лгать мы точно не будем. Изъятие из наших ноутбуков и жестких дисков приложенных к уголовному делу текстовых материалов так же работает против версии, изложенной стороной обвинения. Они доказывают, что мотива религиозной ненависти и вражды у нас не было. Любой, кто просмотрит третий и четвертый тома уголовного дела, составленные следствием и оперативниками Центра из текстовых файлов, найденных на наших информационных накопителях, с ясностью увидят, что наши мотивы были исключительно политическими. К уголовному делу приложены найденные у нас тексты, содержащие критику авторитарной политики Путина и наши размышления о том, как хороша и конструктивна горизонтальная гражданская мирная протестная активность. Так же в третьем и четвертом томах уголовного дела - тексты о феминизме и интервью с группой Pussy Riot, в которых нет ни слова о религиозной ненависти. 

Сейчас сторона обвинения, не найдя во всех изъятых у нас многочисленных накопителях ни одного текста, подтверждающего этот мотив, пытается выйти из положения, называя белое черным, а черное - белым и делая феерически алогичные умозаключения. Мы неоднократно в интервью, данных после выступления 21 февраля 2012 года, говорили о том, что к христианству относимся с большим вниманием и уважением. Обвинение, прекрасно понимая, что их проблемой являются доказательства отсутствия у нас мотива религиозной ненависти, прибегает к следующему ходу: обвиняет, что утверждением позитивного отношения к христианству мы скрываем свое истинное отношения к религии, имея целью минимизировать активную негативную реакцию на противоправные действия, совершенные в храме. Учитывая, что тексты, свидетельствующие о нашем позитивном отношении к религии, группа публиковала и непосредственно 21 февраля 2012 года, и после, в том числе - в промежуток времени до появления известий о заведении уголовного дела, - говорить о том, что мы могли это делать с целью минимизировать активную негативную реакцию - алогично. 

Ну, и умозаключение о том, что мы якобы мстим за Гипатию - настолько абсурдно, что даже тот, то до сих пор сомневался в отсутствии у нас мотивов, сегодня понял: если обвинение идет на подобные ходы - значит оно не располагает никакими доказательствами наличия у нас мотива ненависти и вражды вовсе. 
Значит ни мотива, ни состава преступления нет. 

Отсутствие мотива ненависти и вражды подтверждают также две экспертизы, проведенные по запросу следствия и по каким-то досадным причинам не отраженные в обвинительном заключении. Они свидетельствуют, что в текстах, действиях и видеоролике не содержится лингвистических признаков унижения, оскорбления православных верующих христиан, православных церковных служащих и других групп. Не содержится лингвистических признаков враждебного отношения к православной религии, православным верующим, людям иных групп. Кроме того, эксперты отмечают, что в поведении группы лиц отсутствуют психологические признаки проявления враждебности: девушки не совершали агрессивных и насильственных действий в отношении кого-либо. 

Итак - у нас нет и не было мотива религиозной ненависти и вражды, мы не совершали преступления, предусмотренного статьей 213 ч. 2 Уголовного кодекса РФ. 

Расшифровка аутоадвокатского выступления Надежды Толоконниковой, зачитанное адвокатом в начале слушания дела. Расшифровано Татьяной Касаткиной