Патриарх и обличение либерализма

Вообще, я собирался писать о другом. Но тут подоспел Патриарх со своим обличением либерализма. И не только с ним. Вчитайтесь в эти чудесные строки: «Не оправдывая, а осуждая репрессивные режимы, мы должны все-таки при всем этом делать различия между репрессивным и человеконенавистническим режимами. Вот для меня нацизм – это режим человеконенавистничества, сталинизм – это репрессивный режим, – сказал патриарх Кирилл, выступая в прямом эфире украинской телекомпании «Интер».

Высказывание выдержано в том даун-стиле, который характерен для какой-нибудь «Молодой гвардии Единой России». Трактат о сортах говна. Но вот интересно: а с точки зрения христианской – два эти режима греховны по-разному? Массовое убийство людей по этническому признаку больший грех, нежели по признаку социальному? То есть уничтожение евреев и цыган есть проявление человеконенавистничества, а вот крестьян, священников и интеллигентов убивали из любви к людям?

И не я первый заговорил о грехе. Патриарх Кирилл озвучил еще одну заготовку: «В либеральной философии вообще нет идеи греха, нет различия между грехом и святостью», а значит, и нет «различия между правдой и ложью». Там еще про плюрализм, про западное богословие, и прочее.

Стиль все тот же. И ни к философии, ни к либерализму этот набор слов отношения не имеет. Ведь это все не русский язык. Это новояз, в котором либерализм приравнивается к мировому злу: «Постмодернистская цивилизация так и представляет себе соотношение между добром и злом: нету добра и зла, а есть плюрализм мнений. А если нет различий между добром и злом – что это такое? А это – Апокалипсис». Но под либерализмом следует понимать вовсе не какую-то философию или политическую доктрину, не говоря уже об экономическом учении.

Либерализмом на новоязе нынешнего агитпропа именуется вся политическая система, сложившаяся в цивилизованных странах мира и основанная на признании тех принципов и ценностей, которые изложены в Декларации прав человека. И хотя всякие русские соборы принимали всякие альтернативные декларации, мир не заметил. Да и Россия тоже.

Конечно, большинство комментаторов сойдутся на том, что Патриарх, заговорив языком «Молодой гвардии», стал одним из тех, кому поручают озвучку агитпроповских клише. Однако это не совсем так. Представляется, что Святейший и его окружение – люди куда более честолюбивые, нежели светская власть в России. И кто кого использует – тоже большой вопрос.

Выступая на телемосте «Москва – Киев», посвященном поездке Патриарха, глава Отдела по взаимодействию Церкви и общества протоиерей Всеволод Чаплин сообщил о том, что Синод принял документ об отношении к мировому финансовому кризису: «Этот документ (содержит) достаточно смелые заявления.

Подвергается сомнению в принципе неотвратимость дальнейшего существования нынешней мировой экономической системы. Более того, говорится о том, что ростовщичество, то есть взимание банковского процента, всегда воспринималось как морально небезопасный род занятий». В общем, «современная финансово-экономическая система обречена на крах – и, значит, она должна быть изменена».

А это уже, как говаривал Макар Нагульнов, «в мировом масштабе». Это уже претензии на идеологию альтерглобализма. Но если светской ветви российской власти весьма по душе рассуждения об апокалипсическом характере либерализма и тонких различиях между немецким и русским тоталитаризмом, то мировая финансовая революция в ее планы не входит. Помнится, про Макара Нагульнова на бюро райкома так и сказали: «Путаник, но ведь страшно свой». То есть вот в этом вопросе товарищей из Синода мы поправим. Перегиб наметился.

Поправлять, конечно, не будут, просто мимо ушей пропустят. Но уровень своих притязаний священноначалие Русской православной церкви показало. Оно видит себя в качестве особой ветви власти. Что вряд ли устроит ветвь мирскую.

Да, собственно, уже не устраивает тех, кто считает себя ее идеологами, хотя Патриарха они не обсуждают. Не притязания священноначалия им не нравятся, а нечто гораздо более существенное. Один из них, путающий Ленина с Мартовым и остановившийся в своем развитии на Стругацких, называет себя и других, как ему кажется, привластных людей, «прогрессорами». И категорически заявляет, что прогрессорство, то есть деятельность нынешней власти, отличается «от высокоморальной деятельности по насаждению добра и справедливости».

Вот, собственно, об этом я и собирался писать – о стремлении властной элиты отказаться от добра и справедливости в современной политической, экономической и социальной практике. И о том, что, в первую очередь. Церковь должна иметь суждение на сей счет. Но Патриарху и мыслящему в мировом масштабе Синоду – не до этого. Ну, и Бог им судья. Их молчание – это не молчание всей церкви, а всего лишь их собственный выбор. Говорить об этом – самом главном для социально активного христианина вопросе – может любой член церкви. И неизвестно, чей голос окажется весомее.