Президент Ростелекома ответил на подозрения Генпрокуратуры

На прошлой неделе Генпрокуратура заявила, что подозревает в хищении почти 300 млн руб. исполнителей контракта, заключенного между Минкомсвязи и государственной компанией «Ростелеком» в рамках реализации ФЦП «Электронная Россия». Это первый громкий скандал с тех пор, как «Связьинвест» обвинили в неэффективном использовании средств при закупке ПО Oracle и Amdocs. Президент «Ростелекома» АЛЕКСАНДР ПРОВОТОРОВ с выводами Генпрокуратуры категорически не согласен. В интервью корреспонденту РБК daily ЕЛИЗАВЕТЕ СЕРЬГИНОЙ он разъяснил, как и на что были направлены бюджетные средства.

— Заявление Генпрокуратуры стало сюрпризом для рынка. Было ли оно неожиданным для самой компании? Как вы узнали о том, что дело передано для расследования в МВД?

— О том, что идет проверка, нам было известно, но нас это не беспокоило. Проверки в «Ростелекоме» проходят несколько раз в год. Нас регулярно проверяет и Счетная палата, и налоговая служба. В данном случае была проверка хода реализации федеральной целевой программы «Электронная Россия» (в 2009 и 2010 годах), которая началась в 2002 году и закончилась в 2010-м. Сама проверка продолжалась около двух недель. Кстати говоря, за два дня до выпуска официального заявления сотрудники Генпрокуратуры запрашивали у нас дополнительные документы и предупредили, что компанию известят о результатах проверки. Но в итоге никаких актов или иных документов с результатами проверки мы не получили, а вместо этого последовало публичное заявление Генеральной прокуратуры. О выдвинутых претензиях мы узнали из прессы и заявления на сайте ведомства. Нас оно озадачило, так как мы считали и считаем, что оснований для подобных обвинений нет. Странно, что публичные заявления о серьезных нарушениях делаются не только до вынесения решения суда, но и до начала проведения официального расследования.

— В заявлении Генпрокуратуры говорится, что стоимость программно-технических средств, приобретаемых Минкомсвязи, была завышена на 270 млн руб. за счет участия в схеме закупок многочисленных фирм-посредников. О каких посредниках идет речь?

— Об этом можно только догадываться, потому что, как я уже сказал, мы располагаем только публичным заявлением Генеральной прокураторы. Мы не создаем и не используем цепочки посредников. Мы проводим тендеры и выбираем на них поставщиков из числа крупнейших российских компаний, которые являются интеграторами и авторизованными партнерами мировых производителей оборудования и программного обеспечения. Я предполагаю, что в данном случае речь идет о фирмах, с которыми работают эти компании.

Как работает российский IT-рынок при реализации любых крупных проектов, в том числе в рамках ФЦП «Электронная Россия»? У нас есть контракт, частью которого является создание аппаратно-программного комплекса, состоящего из оборудования и программного обеспечения. Как правило, это десятки, а иногда и сотни наименований. Мы выбираем для решения этой отдельной задачи компанию–интегратора. Она создает для нас этот комплекс, закупая «железо» и «софт» у многочисленных поставщиков, собирает все это, вместе с нами отлаживает, настраивает, тестирует, и получается работающая система, которую затем «Ростелеком» связывает с другими региональными и ведомственными системами.

При этом нужно понимать, что чаще всего интегратор закупает все это не напрямую, а через официальных партнеров, так как, например, американские вендоры не продают ничего в России самостоятельно. Отсюда — достаточно длинная цепочка закупок. Но, к сожалению, так устроен рынок. И если проверить, как для себя закупают «железо» и «софт» крупнейшие ведомства, в том числе и сама Генпрокуратура, то я на 99% уверен, что в цепочке будут фигурировать те же самые интеграторы и официальные партнеры.

При этом крупные интеграторы могут закупать оборудование и программное обеспечение по ценам, которые значительно ниже цен в официальных прайс-листах, так как они реализуют много проектов и получают скидки за большой объем закупок.

— Генпрокуратура указывает, что за приобретенное оборудование и ПО Минкомсвязи России заплатило 653 млн руб., хотя фактическая стоимость была ниже. У вас есть понимание, как велся этот подсчет?

— Нет. Как посчитала Генпрокуратура фактическую стоимость, мне неизвестно. Контрактная цена составляла 653 млн руб. Она была согласована чуть ли не за год до заключения контракта Минсвязи, Минфином и Минэкономразвития на основании независимой экспертизы рынка оборудования и программного обеспечения. Благодаря тому, что мы выставили все оборудование на тендер как единый лот, нам удалось снизить цену до 511 млн руб. И конечно, ни мы, ни ведомства не могли знать, какую цену в конце концов предложит его победитель. В этом и есть смысл тендера. Получается, мы виноваты в том, что провели закупку в соответствии с законом и лучшими рыночными практиками.

При этом маржа, которую мы получили, никуда не делась. Из нее все это время платилась зарплата сотрудникам офиса «Электронное правительство», налоги в бюджеты всех уровней и дивиденды государству. Кроме того, часть средств пошла на разработку других важных элементов «электронного правительства», финансирование которых не было предусмотрено госконтрактом, — например, региональных сегментов его инфраструктуры.

Складывается впечатление, что маржу компании просто классифицировали как похищенные средства — при том, что смыслом деятельности любого акционерного общества в конечном итоге является получение прибыли.

Особо отмечу, что в рамках этого госконтракта мы не занимались перепродажей «железа» и «софта», а создавали сложные информационные комплексы, интегрированные в единую систему. К сожалению, сама программа «Электронная Россия», разработанная много лет назад, задолго до назначения «Ростелекома» единым исполнителем этой ФЦП, была составлена так, что предусматривала в первую очередь именно закупку и поставку компонентов. Кстати, новая федеральная целевая программа «Информационное общество» устроена иначе. Она предполагает, что вся инфраструктура создается «Ростелекомом» на собственные средства, а ведомства, регионы и муниципалитеты получают комплексный сервис «электронного правительства».

— С 2009 года правительство назначило «Ростелеком» единственным исполнителем ФЦП «Электронная Россия», а затем — единственным исполнителем программы «Информационное общество». Значит ли это, что отказаться от участия в программе вы сами не сможете?

— Зачем нам от него отказываться?! Проект создания «электронного правительства», который является основной частью этих программ, интересен нам с инновационной и технологической точки зрения. Мы сами инвестируем в его развитие и уже создали для его реализации мощную инфраструктуру.

Мы получили претензии от Генеральной прокуратуры именно в тот момент, когда проект действительно полноценно заработал. Ведь за все девять лет существования только в последние два года он сдвинулся с мертвой точки. И во многом это произошло благодаря «Ростелекому». Появился единый портал госуслуг, заработали инфоматы и СМЭВ (система межведомственного электронного взаимодействия. — РБК daily). В регионах мы сами профинансировали создание инфраструктуры «электронного правительства» для всех 83 субъектов Федерации. Более того, предложенные нами модели и решения уже сегодня позволяют сэкономить миллиарды бюджетных рублей…

— Существуют ли альтернативные решения для реализации этого проекта?

— На мой взгляд, реально работающих и эффективных альтернатив нет. Есть хорошие локальные решения, но они не могут быть масштабированы на всю страну без платформы, созданной «Ростелекомом». При этом мы не пытаемся монополизировать рынок разработки соответствующих приложений. Мы открыты к сотрудничеству со всеми российскими разработчиками и готовы включать их решения в единую систему. А там уж пусть конечные потребители — муниципалитеты, регионы или федеральные ведомства — решают, какое из них выбрать для создания своих частей «электронного правительства».

— А заявление прокуратуры как-то повлияет на дальнейший ход реализации программы?

— Мы уверены в том, что действовали правильно и в рамках закона, поэтому «Ростелеком» продолжит работу по этому проекту с прежней интенсивностью. Но у нас есть опасения, что некоторые ведомства и регионы могут воспользоваться поднятой шумихой и отложить подключение к инфраструктуре «электронного правительства» до тех пор, пока все не прояснится. Но это означает, что могут опять сдвинуться сроки реализации ФЗ №210 «Об организации предоставления государственных и муниципальных услуг».

— Прокуратура заявила, что обнаружено наличие конфликта интересов у лиц, работавших в «Ростелекоме» и в коммерческой структуре, осуществлявшей закупку оборудования в рамках ФЦП «Электронная Россия». Речь идет об NVision?

— Об этом опять-таки мы можем только догадываться. Если предположить, что речь идет об NVision, то такие выводы могли быть сделаны из того, что Алексей Нащекин, отвечающий за исполнение проекта, раньше там работал. Но сейчас он никак не связан с этой компанией. Напомню, что для реализации этого проекта мы собрали команду из десятков лучших специалистов со всего IT-рынка.

Получается, что мы находимся в конфликте интересов со всем рынком?!

— Какое-то время назад вы намерены были приобретать NVision…

— Но этого, как вы знаете, так и не случилось.

— Генпрокуратура также подозревает «Ростелеком» в том, что он не выполнял научно-исследовательские работы, за которые Минкомсвязи перечислило компании 10 млн руб.

— Это не так. Работы были выполнены, и представленный отчет об этом свидетельствует. По этому отчету Генпрокуратурой был задан вопрос: почему большая его часть — это документы, предоставленные Министерством связи? Но такова была суть проекта — провести анализ документов и сделать выводы. Нам предоставили огромное количество материалов. И все они прилагались к нашему отчету, поскольку этого требуют правила подготовки отчета в рамках контракта.

— Генпрокуратура обращалась к вам с какими-либо новыми запросами по этому делу?

— По этому делу нет, но теперь запросила документы по всем нашим госконтрактам…

— Известно ли вам, на какой стадии находится расследование в МВД? Заведено ли уже дело на кого-либо из менеджеров компании?

— На сегодняшний день никаких уголовных дел, открытых по результатам проверки, не существует.

— Допускаете ли вы, что у проверки могут быть политические либо какие-то иные причины?

— Я так не считаю, и мне трудно представить, что такое вообще возможно, особенно в отношении крупнейшей государственной компании. Но важно понимать, что рынок IT- и телеком-услуг для государственных заказчиков является высококонкурентным и очень чувствительным к любой негативной информации. Поэтому я не могу исключать, что эта история может быть использована для дискредитации «Ростелекома», что в конечном итоге приведет к потерям нашего основного акционера — государства…

— На прошлой неделе произошло еще одно значимое для «Ростелекома» событие. Компания была включена в индекс MSCI, после чего ее акции начали расти. Теперь ожидается листинг на Лондонской бирже. Когда он произойдет?

— На самом деле включение в индекс MSCI и наш листинг между собой напрямую не связаны, но выход на биржу действительно запланирован на ближайшее время. Мы готовы направить соответствующую заявку на LSE и в течение полугода, то есть до марта, сможем осуществить листинг. Но наша задача — сделать это до конца года.

— В чем смысл проведения листинга на LSE, если размещения вы все равно не планируете?

— Листинг в Лондоне или Нью-Йорке заметно повышает ликвидность бумаг. Некоторые западные фонды могут владеть только бумагами, которые торгуются на одной из крупных международных бирж. Таким образом, мы даем большему количеству инвесторов возможность поучаствовать в капитале «Ростелекома».

— То есть вы ожидаете существенного притока западных денег в бумаги компании?

— Мы, безусловно, видим большой интерес рынка к бумагам компании, но делать какие-то публичные прогнозы относительно объемов этого притока мне бы не хотелось.

— Если государство и сама компания не планируют размещать свои акции на LSE, чьи бумаги будут там торговаться?

— Это прежде всего бумаги миноритарных акционеров, вернее, депозитарные расписки, выпущенные на их акции. Акционер может подать заявление на конвертацию своих акций в депозитарные расписки в банк-депозитарий и, заплатив определенную комиссию, получить GDR вместо своих локальных бумаг.

— Какое количество GDR смогут получить миноритарные акционеры вместо своих российских бумаг?

— У нас есть разрешение конвертировать в депозитарные расписки акции, составляющие до 25% уставного капитала.

— Но на данный момент free-float «Ростелекома» составляет около 40%. Как определяется, кто из акционеров получит право обменять свои бумаги на GDR?

— Если лимит выпуска GDR не исчерпан, то каждый акционер имеет право получить GDR на свои бумаги, а если исчерпан — то никто уже GDR не получит. Это определяется техническим регламентом банка-депозитария.

— Будете ли вы проводить road-show?

— Если размещение не проводится, то нет необходимости проводить традиционное road-show. Но мы регулярно встречаемся с инвесторами по отдельности и на крупнейших конференциях и рассказываем им о состоянии рынка, стратегии компании, последних сделках M&A и т.д.

— Сейчас обсуждается сценарий приватизации «Ростелекома» в среднесрочной и долгосрочной перспективе. Насколько, по вашему мнению, он реализуем?

— На наш взгляд, отсутствуют какие-либо рыночные или корпоративные причины, способные помешать приватизации, если такое решение будет принято. Большинство крупнейших мировых телеком-компаний прошло приватизацию, и сейчас государство владеет в них неконтрольной долей или вообще вышло из их капитала. Исключение — Китай. Однако для России является важным вопрос обеспечения услугами связи спецпотребителей, то есть силовых ведомств. Поэтому в настоящее время вопрос приватизации компании обсуждается с учетом их интересов.

— Есть ли какие-то сроки, в которые можно ожидать решения о приватизации?

— Все будет зависеть от того, насколько быстро решат этот вопрос все заинтересованные ведомства.

— Видите ли вы кандидатов на покупку «Ростелекома» среди российских компаний?

— Вопрос относительно потенциальных покупателей пока задавать преждевременно. Ведь пока неизвестно, какой пакет и как может быть продан.

— Но даже если государство продаст весь пакет, у него все равно останется «золотая акция»…

— Механизм «золотой акции» здесь вряд ли может быть применен. Дело в том, что согласно действующему законодательству «золотая акция» может быть введена только в отношении предприятий, внесенных в перечень стратегически важных, причем при первоначальном отчуждении 75-процентной доли, находившейся в собственности государства.

— Достаточно давно обсуждался вариант, при котором «Ростелеком» может провести так называемое «народное IPO». Насколько это реалистичный сценарий?

— На мой взгляд, это вполне возможный вариант. Во всем мире «народное IPO» — один из наиболее распространенных способов приватизации телекоммуникационных компаний. Telefonica, Deutsche Telecom, Telecom Italia, France Telecom приватизировались в том числе с использованием этого механизма.

— По информации РБК daily, Ассоциация по защите прав инвесторов обратилась в «Ростелеком» с официальным письмом, в котором спрашивает, почему члены совета директоров были включены в опционную программу. Для чего это было сделано?

— Это была рекомендация нашего консультанта — одной из компаний «большой четверки», разрабатывавшей опционную программу. Подобная практика в целом соответствует мировым стандартам.

— В следующем году истекает срок действия ваших лицензий в диапазоне 2,3—2,4 ГГц. Будете ли вы бороться за то, чтобы их сохранить?

— Да. Мы продолжаем надеяться, что сможем реализовать эти лицензии и построить сети. Но поскольку у нас нет частотных присвоений, начать строить их сейчас мы не можем. Однако мы рассчитываем, что нам разрешат продлить срок введения сетей в эксплуатацию.

— Будет ли «Ростелеком» участвовать в новых конкурсах на частоты 4G? Либо вам достаточно уже тех лицензий, которые есть?

— Пока мы не имеем возможности предоставлять услуги в рамках имеющихся лицензий, мы намерены бороться за новые. Кроме того, наши лицензии не обеспечивают полного федерального покрытия. Но в конечном итоге решение об участии будет зависеть от конкурсных условий.

— Г-н Юрченко пытался добиться созыва внеочередного собрания акционеров. Почему в итоге его документы не были приняты?

— Отказ был мотивирован объективными причинами. У Евгения Валерьевича очень сложная структура владения его акциями. Видимо, это связано с тем, что он привлекал средства на их покупку в большом количестве банков и брокерских компаний. Соответственно, к его требованию было приложено большое количество доверенностей, в том числе от компаний-нерезидентов. По мнению двух независимых юридических консультантов, на основании некоторых доверенностей невозможно было сделать вывод о том, что у г-на Юрченко есть полномочия требовать созыва собрания от имени банков — держателей его акций. В результате совет директоров не принял его требование и попросил предоставить дополнительные бумаги.

— Поступала ли заявка от него второй раз?

— Второй раз требования о созыве собрания от него пока не поступало…

— Г-н Юрченко, создавая Ассоциацию инвесторов «Ростелекома» (АИР), заявлял, что будет проводить с заинтересованными миноритариями какую-то работу. Ощущаете ли вы результаты деятельности АИР?

— Нет, не ощущаем. Мы не видим серьезной поддержки Фонда имени Попова или АИР со стороны широкого круга акционеров и инвесторов. По большом счету обе эти организации являются PR-инструментами Евгения Валерьевича. Тем не менее он крупный акционер, и мы регулярно общаемся с ним. Я сам по мере возможности стараюсь лично отвечать на его вопросы. Однако участвовать в мероприятиях АИР мы не видим смысла.