Ближний Восток: жизнь между стен

Посещение Иерусалима и Вифлеема заставило другими глазами взглянуть на израильско-палестинский конфликт. Из современных «достопримечательностей» сердца мира – Израильский разделительный барьер, или Стена безопасности. По большей части это металлическая ограда с колючей проволокой и всевозможными датчиками движения, но вблизи Иерусалима и в самой столице барьер вырастает до 8 метровой бетонной стены. Через такую не перелезешь.

Палестинцам для пересечения границы необходимо специальное разрешение от военной израильской администрации, которое выдается далеко не всем. Но иностранцев через блокпосты пропускают охотно. А как иначе, если за стеной – Вифлеем с его христианской святыней Базиликой Рождества Христова? Туристы и паломники – это деньги, а для денег нет преград.

Но где он на карте?

Когда поздно вечером после сытного ужина в палестинском ресторане мы в очередной раз проезжали терминал между Вифлеемом и Иерусалимом, мне вдруг почудилось, что нет ни борьбы, ни ненависти между сторонами, а стена, терминалы и солдаты с автоматами – это просто часть туристической программы. Для остроты ощущений, так сказать.

Местные, конечно, так не считают. «Зеленая черта» (демаркационная линия между Израилем и арабскими странами после войны 1948-1949 годов) проходит западнее забора безопасности, и все израильские земли к востоку от «зеленой линии» согласно резолюции ООН считаются оккупированной территорией.

Официально границы Израиля так и не определены. Забавно: утром высокопоставленный чиновник в израильском МИДе объяснял нам, что государство не строит новых поселений на западном берегу Иордана, а просто застраивает старые, «решая демографические проблемы населения». Вечером же ведущий журналист Палестины заочно обращался к г-ну Либерману, живущему на аннексированной палестинской территории.

– Я хотел бы уважать Израиль, но где он на карте? – риторически вопрошал главный редактор информационного агентства MAAN Насер Лахам. – Покажите мне его границы: я хочу знать, что именно я уважаю. В километре отсюда (от Вифлеема – авт.) находится дом Либермана. Разве его дом находится в пределах Израиля? Это Израиль? Тогда мы – израильские граждане. А если дом, где живет Либерман, не в Израиле, тогда что он там делает?

Забор как образ мышления

Три дня в Иерусалиме и Палестине нас со всех сторон обступали стены. Разделительный бетонный барьер в этом скоплении белого и желтого камня кажется чуть ли не естественным архитектурным сооружением. Кое-где стена вогнута в муниципальные границы Иерусалима.

Логика прихотливого изгиба понятна, но это не уменьшает абсурда.

Например, арабский район Шуафат административно относится к Иерусалиму, но в антитеррористических целях отгорожен от него забором. Его жители работают в Иерусалиме, платят налоги, получают пособия, но не имеют израильских паспортов, только документ резидента. Как следствие, они не могут надолго уехать из страны, не потеряв права туда вернуться.

Но у защитного укрепления немало издержек и для израильской стороны. Наркотики, проституция, бесконтрольный приток арабов с палестинских территорий и т. д. Последствия обороны доходчиво объяснил наш «гид по стене», сотрудник израильского общественного объединения «Ир Амим» («Город народов»):

– Мы отгородились от части Иерусалима, чтобы чувствовать себя в безопасности, но изоляция означала утрату контроля.

Политика танца

Общение со сторонами конфликта тренирует полезное умение стряхивать с ушей макаронные изделия. Как правило, чем пафоснее тон рассказчика и чем жалостнее истории, призванные обличить противника, тем меньше веры в глазах скептически настроенных журналистов.

Пресс-секретаря палестинской гражданской полиции, финансируемой Евросоюзом, простой вопрос о зарплатах сотрудников поставил в тупик. Несколько минут палестинцы в присутствии журналистов шептались со своими покровителями из полиции ЕС, «подбивали бюджет». Наконец договорились об ответе: порядка 400 долларов низшему составу.

Торг идет и на жизни. Директор лагеря для беженцев в палестинской столице Рамалле чем-то похож на мэра Сдерота, ближайшего к захваченной террористами Газе израильского города. Оба горячо рассказывали нам о детях. Но, по словам араба, выходило, что главными жертвами конфликта являются маленькие палестинцы, израильтянин же доказывал, что больше всех страдают еврейские дети.

В палестинском лагере для беженцев мы побывали. Получасовая прогулка по щелям перенаселенного каменного мешка убедила – это социальный тупик. Лагерь существует с 1948 года, и за 60 с лишним лет люди в нем так и остались беженцами. Без собственности, работы и гражданских прав. Зато у них много, очень много детей. Из 7 тысяч жителей тесного квартала в Рамалле половина – малолетки.

Сегодня это глазастые, жизнерадостные ребятишки, а завтра они станут безработными отцами и многодетными матерями. Только на западном берегу Иордана таких лагерей 17. И если подавить в себе умиление детскими улыбками, придется признать: демографических соображений вполне достаточно, чтобы евреи никогда не поселились с арабами под одной крышей.