Сталин - олицетворение того, чего всем не хватает

Сталину помогла война - многое списала. Да на это он и рассчитывал с самого начала. Иначе конец его мог быть совсем другим - тираны чаще всего становятся жертвами заговора, и было бы с ним скорее всего, как с Берией...

Леонид Юзефович, обладатель главной российской литературной премии «Большая книга» за 2009 год, по профессии историк. Именно поэтому мы обратились к нему с просьбой прокомментировать новый всплеск общественной дискуссии о Сталине - на этот раз в связи с его 130-летием, официально никак не отмечаемым, но широко обсуждаемым в Интернете и прессе.

- Скажу вам честно: Сталин мне сейчас неинтересен. Было три волны разоблачений: первую я, родившись в 1947 году, застал. Кстати, именно смерть Сталина - первое мое более или менее сознательное воспоминание. Когда в конце пятидесятых и начале шестидесятых разоблачался культ личности, я, будучи юношей впечатлительным, горячо негодовал и спорил со сталинистами. Вторая волна - с середины восьмидесятых до начала девяностых - затронула меня уже в меньшей степени, хоть я и спорил с неосталинистами, правда, без прежней горячности. А третья волна этих дискуссий уже не задевает меня вовсе, потому что со Сталиным как таковым все понятно: злодейства его ни для кого не являются секретом и никакие новые публикации никого не вразумят, поскольку речь идет не о конкретном человеке, а о символе. Все мы прекрасно знаем, что голубь - помоечная птица отвратительного нрава, что только у голубей принято заклевывать больного товарища, но ничего не поделаешь - символ мира. Сталин давно превратился в олицетворение того, чего всем не хватает.

- «А если это символ, то чего?» - как спрашивал тридцать лет назад Олег Чухонцев.

- Можно исписать стопу бумаги, но если в самом кратком выражении - это тоска народа по тому сверхчеловеческому состоянию, в котором страна достигла главных своих высот. Притом во времена Сталина это состояние часто воспринималось как мучительное, и среди современников он вовсе не был тотально любим или тем паче обожествлен. Тогда они сами себе отнюдь не завидовали. Это касалось не только интеллектуалов - напротив, особенно непопулярен он был среди крестьянства. Мой друг, сын простой крестьянки, рассказывал, что, когда мать отправлялась в город на базар, она на станции оглядывалась - не видит ли кто, и неизменно плевала в сторону памятника Сталину. Допускаю, что впоследствии по нему ностальгировали именно те, кто искренне ненавидел при жизни. Я сталкивался с этим феноменом при изучении биографии барона Унгерна: те, кто участвовал в заговоре против него, ненавидел его за абсолютную тиранию и жестокость, двадцать лет спустя признавались в любви к нему, чуть не обожествляли. Почему? Потому что с ним были связаны лучшие годы и главные свершения в их жизни. При этом реальные его заслуги - фактическое освобождение Монголии, которая без него осталась бы как Внутренняя Монголия, слаборазвитая окраина Китая - никого не волновали, как не волнуют сегодня никого реальные и, думаю, несомненные заслуги Сталина.

- Какие, например?

- Например, индустриализация. Она прошла в России с вековым опозданием, и многие сегодня говорят о непомерной цене, которую по вине Сталина пришлось заплатить за нее. Но, положа руку на сердце, я не знаю, мог ли он заплатить иную цену. У меня и так репутация человека с нелиберальными воззрениями - либеральные интервьюеры называют их «странными», - поэтому терять нечего, и я предлагаю вспомнить Англию времен промышленной революции, времен, когда «овцы съели людей», когда людей сгоняли с земли и тут же арестовывали за бродяжничество. Что такое работные дома - кто-нибудь помнит по Диккенсу? Однако одна из немногих реальных и бесспорных сталинских заслуг - вот эта индустриализация - никого как раз не занимает: люди помнят состояние подвига. Один из моих преподавателей в ответ на мои студенческие антисталинские речи наклонил лысину, чтобы виднее был пересекающий ее шрам, и сказал: «А я шел в атаку за Сталина и шрам этот получил за Сталина». Я не нашел, что ему возразить.

Сталин - фигура того же ряда, что Карл XII или Наполеон.

Оба обескровили свои страны - Карл низвел Швецию из числа великих держав в разряд второстепенных, Наполеон положил бог весть за что 2 миллиона французов... «А все-таки нация чтит короля за то, что он уровень жизни понизил, за то, что он уровень славы повысил» - так говорилось в откровенно сталинистском, прозрачно зашифрованном стихотворении Станислава Куняева, опубликованном в начале семидесятых. Стоит заметить, что и сталинизм-то в СССР стал возрождаться в семидесятые, ближе к концу - до этого водители не наклеивали Сталина на лобовые стекла. Это его возвращение было реакцией на дефицит героического, на отсутствие смысла. Сталину сильно помогла война - многое списала. Да на это он и рассчитывал с самого начала. Иначе конец его мог быть совсем другим - тираны чаще всего становятся жертвами заговора, и было бы с ним скорее всего, как с Берией, которого подельники объявили английским шпионом.

В чем Сталин безусловно проиграл, так это именно в отсутствии финального восклицательного знака, эффектной коды, героической гибели. Умереть на поле боя, как Карл, или на скалистом острове предположительно от мышьяка, как Наполеон, - это нормальный исход для биографии героя. А умереть на подмосковной даче в старости, в одиночестве, при тайном злорадстве соратников... Это сильно выбивается из канона.

- Допускаете вы, что другой на месте Сталина мог действовать иначе?

- Историки не любят двух вещей: сослагательного наклонения, то есть альтернативной истории, и гаданий о будущем. Они лучше других знают, что альтернативы не бывает, а гадания бесполезны.

- Но журналисты любят спрашивать именно об этом.

- Тогда я и отвечу не как историк, а как литератор. Посмотрите на возможные альтернативы Сталину, например на Кирова, на его биографию и фотопортреты, и спросите себя: мог ли этот человек действовать иначе, лучше, милосерднее? Проделайте тот же эксперимент с Троцким, попытайтесь представить Ленина, пережившего нэп... По-моему, милосердный сценарий не просматривается никак. Равным образом не обнаруживается почти никого, кто мог бы тогда взять власть.

- Иногда мне кажется, что чрезвычайные меры большевиков, а впоследствии чудовищные репрессии Сталина были попыткой гальванизировать труп, заставить его ходить. И некоторое время он ходил и даже летал в космос, но долго так продолжаться не могло, и теперь он разлагается.

- Не думаю: не станете же вы утверждать, что Франция в 1789 году, перед Великой революцией, была трупом?

- Франция Людовиков - безусловно.

- Но Франция не сводится к Людовикам, как и Россия - к самодержавию. Революция была результатом долгого вырождения элиты при почти нулевой вертикальной мобильности. Семнадцатый год эту мобильность обеспечил, и страна ответила культурным и интеллектуальным взрывом - не только с красной, но и с белой стороны. Обратите внимание, сколько блестящих военачальников появилось у белых, а кто они были? Пепеляев был подполковником, мало кому известным; Каппель - подполковник и, кстати, эсер. Колчак - командующий Черноморским флотом, и это был потолок его карьеры. При Сталине эта мобильность опять прекратилась надолго, но война снова выдвинула блестящих людей, которых он, правда, скоро задвинул. Россия и сейчас не разлагается - она в паузе, в точке выжидания. Но я давно не слежу за политикой и, так сказать, утратил ее нерв.

- Тем не менее возможна ли сегодня победа политической силы, которая поднимет Сталина на знамя?

- Не думаю. Наилучшие шансы на победу сейчас, объективно говоря, у националистов, а Сталин был имперцем. Впрочем, Сталин 1935 года и десять лет спустя - разные люди: в последние годы он искал компромисс между имперским и националистическим сознанием, отсюда идея старшего брата, «первого среди равных»... Но ассоциируется он все-таки с империей, а наибольшие шансы на победу, я думаю, у национального проекта. Все это, впрочем, абстракции: ни вы, ни я ничего не угадаем. Ясно одно: пока в жизни людей не появится исторический смысл, пока они не совершат чего-то великого или хоть значительного - похоронить Сталина не удастся.