Рабская озлобленность - обычное дело

Между менеджером и тружеником никогда не будет понимания. И потому все, или почти все инициативы нашего правительства - бесплодны, по определению и по умолчанию. Они хороши, они продуманны, они мотивированны - но абсолютно бесплодны.

Рано лысеющие президенты, голубоватые министры-недоучки и толстощёкие замы могут сколько угодно рисовать схемы, говоря о структурах, приоритетах, направлениях, ресурсах. Весь этот трёп оседает на тягучей ряске интернета, точно выбросы с местного завода на заснеженной крыше.

Менеджер, поправляя галстук, разрабатывает новую красивую правильную программу. Но трудяга говорит ему: да иди ты к фигам, - потому что инструмент у трудяги изношен настолько, что хоть заоптимизируйся, ничего не получится.

Менеджер наливает чашечку кофе, смотрит целеустремлённым взором в туманную даль, а потом рисует новую красивую правильную схему - и снова идёт с ней к трудяге, в тёмный и холодный цех. А трудяга, глядя злобно, говорит: к фигам иди, - потому что трудяга не может понять, на хрена тратить кучу бабла на разработку схем, выделяя при этом скупые копейки на реальные насущные проблемы.

Бабуля из тёмной и холодной глубинки в прямом эфире обращается к Президенту страны: мол, очень нужны лекарства, а денег нет, что делать? - и Президент красивым поставленным голосом объясняет глупой бабке, что умными и красивыми менеджерами уже разработана Стратегия, согласно которой через пятнадцать лет удастся в значительной степени минимизировать ряд проблем, связанных с лекарственным обеспечением населения. И вот камера отъезжает от этой бабки, а у неё в глазах недоумение и обалдение: так красиво её ещё никогда не посылали.

Журналист задаёт одному экономисту вопрос, интересующий, надо полагать, очень многих: ну вот создали вы инвестфонд, ну молодцы, но теперь, когда пришла жопа, может, надо эти деньги использовать, помочь народу, а то оный вымирать вздумал! И красивый умный менеджер, поблёскивая дорогими линзами в дорогой оправе, снисходительно, как ребёнку-дауну, объясняет, что ежели взять и поделить инвестфонд на всех, так толку не будет - ну подумаешь, получит каждый по несколько тыщ! А вот ежели, говорит он, эти деньжищи с умом употребить, так оно куда как лучше выйдет! - и щурится от удовольствия, точно кот, нажравшийся сливочного масла.

Труженик никогда не поймёт, зачем нужен Инвестфонд, если с ним ничего нельзя сделать. Труженик никогда не уразумеет, на хрена нужна стратегия, когда в тактическом отношении у нас полная пятая точка. Да, вон на том холме стоит палатка с холодным пивом, но кому придёт в голову бежать до неё по минному полю, накрытому тенью бомбардировщика?

Труженик никогда не проникнется умной речью менеджера, потому что истина у них разная, а во многих словах правды нет, это ещё древние знали. И потому, что один ездит на собственном джипе, а другой на общественном транспорте. И потому, что один рисует на бумажке кружочки и стрелочки и ходить обедать в то кафе, где "салатики вкуснее", а другой бьётся об лёд безденежья всем своим изношенным организмом, а обедает всухомятку и на рабочем месте. И потому, что один хочет оптимизировать и минимизировать, а другой отказывается фиксировать в системе учёта рабочего времени информацию о посещении санузла.

И, основываясь на всём перечисленном, один из них считает себя вправе определять жизнь другого - и тысяч, и миллионов его собратьев. И он пьёт вкусный кофе, и придумывает красивые стратегии, и встречается с коллегами - умными менеджерами. А когда откуда-то снизу, где темно и холодно, его посылают к фигам, он только пожимает плечами и даже почти не обижается.

Он ведь знает, что это обычная озлобленность раба.