Модернизация России глазами россиян

История России на протяжении последних 5 – 6 столетий была историей модернизации. Подобные процессы нигде не протекали гладко; они повсеместно сопровождались острыми конфликтами, порождавшими мощные социальные взрывы. Характерной особенностью российской истории стали периодические срывы модернизации, мощные откаты назад, приводящие к варварскому уничтожению ресурсов и аннулированию достижений.

Как же воспринимается задача модернизации страны сегодня, когда российское руководство, в отличие от эпохи правления Ельцина, не только заявляет о стремлении вывести страну на инновационный путь развития, но и предпринимает для этого реальные меры? Попробуем взглянуть на эту проблемы исходя из результатов социологических исследований самого последнего времени (2010 г.). Прежде всего отметим, что несмотря на все срывы и неудачи, российское общество в полной мере сохраняет тот интегральный социально-психологический импульс, который можно назвать волей к модернизации. Несмотря на то, что достижения современной России в плане социально-экономического развития достаточно скромны, ее граждане в целом оптимистично воспринимают перспективу: значительное большинство россиян сходятся на том, что новый виток модернизации выведет страну на новый, существенно более высокий, чем в прошлом и настоящем, уровень развития и благосостояния, и лишь один из каждых 5-6 опрошенных совсем не верит в позитивные результаты российской модернизации или считает, что ее эффект скажется не раньше, чем нынешняя молодежь приблизится к предпенсионному и пенсионному возрасту.

Другой вопрос, как именно должна осуществляться модернизация. Российские реформаторы либерального толка над этим не особо задумывались. Предполагалось, что модернизация должна пониматься как линейное движение, направленное на последовательное приближение к некоему универсальному – естественно, западному – образцу. Однако современный мир слишком сложен и многообразен, и без признания того, что «современное» многовариантно, а значит, разные модели модернизации являются одинаково правомерными, в ХXI столетии уже не обойтись.

При такой постановке вопроса содержание понятия «модернизация» не может уже считаться само собой разумеющимся. В частности, принципиально важно понять, что же думает по этому поводу население России и что именно россияне согласились бы признать за модернизацию. Анализируя полученные в ходе социологических опросов массивы данных, нетрудно заметить, что мнения населения по поводу модернизации отличаются очень сильной социальной окрашенностью. В этом отношении они, пожалуй, в немалой мере расходятся с неолиберальным в своей основе менталитетом политических и финансовых элит, задающих направление происходящих в стране процессов при помощи рычагов административного управления, регулирования финансовых потоков и конструирования политических дискурсов.

Так, по данным опроса, проведенного Институтом социологии РАН весной 2010 г., фетиш нынешней российской элиты – амбициозная связка так называемой инновационной экономики с наращиванием силы и могущества государства – включили в число самых важных идей модернизации менее четверти наших респондентов. Это всего лишь 4 – 5 места в общем рейтинге приоритетов. Идущие с Запада либеральные идеологемы демократического обновления общества, расширения возможностей свободного предпринимательства и развития конкуренции получили еще меньшую поддержку, – как, впрочем, и все то, что можно отнести к ценностному спектру националистически-имперского сознания (укрепление державной мощи, восстановление традиционных русских ценностей и др.). На первые же места в глазах россиян вышли куда более простые требования, выполнение которых, однако, российским властям очень плохо дается, несмотря на многочисленные заверения и громкие кампании по «наведению порядка». Самое первое из этих требований – это обеспечение реального равенства граждан перед законом. Его выдвинули на первый план свыше 40 % опрошенных. На втором месте – борьба с коррупцией, которую назвали почти 38 % участников опроса. Все это – «азбучные» буржуазно-демократические задачи самых первых этапов модернизации, борьба за решение которых в Европе и Америке пришлась на период с начала XVII – до середины ХХ вв. В России же они все еще чрезвычайно актуальны.

Как и все люди на Земле, граждане России стремятся к благосостоянию, современному комфорту, повышению уровня жизни и процветанию. Однако, как показывают результаты многих исследований, для них важна не только цель, но и средства, не только чисто финансовый эквивалент процветания, но и его содержательная сторона. В этом плане их социальное мышление нельзя назвать чисто экономическим, оно включает в себя и определенное представление о самоуважении, основанное на достижительных и вместе в тем просветительских по своему генезису ценностях. Поэтому вопрос о специализации России в системе международного разделения труда очень волнует россиян, и отнюдь не только по соображениям материальной выгоды.

Он затрагивает их представления о самих себе и в силу этого тесно связан с очень деликатной и тонкой проблематикой идентичности, а в конечном счете с присущей национальному менталитету «картиной мира». По этой причине наши сограждане очень озабочены сырьевой направленностью российской экономики, хотя именно экспорт углеводородов, леса и цветных металлов позволяет поддерживать существенно более высокий уровень жизни населения, чем в большинстве других постсоветских государств. «Настоящая», «успешная модернизация», в соответствии с представлениями россиян, – это когда Россия сможет зарабатывать не на природных богатствах, инфраструктуре или выгодном геополитическом положении, а на производстве интеллектуального продукта.

Если говорить о России как одной из ведущих стран мира, то какими видятся гражданам России реальные перспективы ее развития?

Когда говорят о будущем России, которая со временем может стать одной из ведущих стран мира, имеют в виду разные варианты ее развития. А какой образ будущей России в мире представляется Вам наиболее реальным?

Обращает на себя внимание то, что ниже всего наши респонденты оценивают конкурентоспособность России в области образования, что, по-видимому, косвенно свидетельствует об озабоченности общества проводимыми в последнее время в этой области реформами. Судя по полученным нами данным, особенно тревожно воспринимаются эти реформы в крупных городах с населением свыше 1 млн. человек: здесь суммарное количество негативных мнений («маловероятно» + «нереально») превысило половину опрошенных.

Перестройка советской системы, а затем и ее демонтаж в начале 90-х годов ХХ века первоначально воспринимались как условие приобщения к Западу, ближайшей и наиболее подходящей формой которого должно было бы стать «возвращение в Европу». Эмоционально россияне были готовы к такому возвращению и стремились к нему.

Однако опыт сближения постсоветской России с Западом оказался разочаровывающим, а надежды, которые возлагались на этот процесс, преувеличенными. И в настоящее время почти половина наших сограждан (а более точно – около 47 %) безусловно согласны с тезисом о том, что России нужны не либерализм, индивидуализм и западная демократия, а чувство общности, коллективизм и жестко управляемое государство. Тех же, кто это утверждение отвергает, оказалось в целом почти в 2 раза меньше – четверть опрошенных (правда, преобладание сторонников российской самобытности начинается с определенного возрастного рубежа – примерно с 30-лет).

Что же разделяет сегодня Россию и Запад, способствуя отчуждению россиян от западного опыта и западных ценностей? С одной стороны, немалую роль в этом плане сыграли внешнеполитические факторы (расширение НАТО, военная акция против Сербии и отделение от нее Косова, поддержка некоторых антироссийских сил и режимов и др.).

Но с другой стороны, россияне убедились, что они коренным образом расходятся с Западом в понимании модели модернизации России. Акцент на проблематику демократии, создание «благоприятного инвестиционного климата» и выращивание в России инфраструктуры лояльных к Западу НКО не пользуется сочувствием основной массы россиян. Они хотели бы совсем иного – сотрудничества в области производства знаний и технологий, но как раз к этому-то западные партнеры не проявили практически никакого интереса. В итоге за последние годы в российском обществе сложилось устойчивое мнение, что европейцы относятся к своему восточному партнеру чисто прагматически, причем – в самом узком и приземленном смысле этого слова.

Мало кто из наших респондентов полагает, что европейцев могут заинтересовать интеллектуальные достижения и культурный потенциал России или ее способность играть роль противовеса глобальной гегемонии США, но почти 60 % убеждены в том, что по-настоящему им нужны только российские природные ресурсы.
Если принять это во внимание, становится ясно, что попытки решить задачи очередного витка российской модернизации путем интеграции с либеральным Западом не вызовут в России того энтузиазма, как в большинстве стран Восточной Европы. Более того, можно с большой долей уверенности прогнозировать, что попытки «продавить» такой вариант развития вызовут значительный социально-психологический дискомфорт, а значит, и внутреннее сопротивление населения (другой вопрос, в какие формы это может вылиться). На начальных стадиях процесса модернизации, пока у России не было необходимого для этого собственного опыта и социокультурных ресурсов, ориентация на западные образцы (с некоторой, разумеется, их адаптацией) даже вопреки недовольству значительной части населения была неизбежной. К настоящему времени, однако, такие ресурсы накоплены и потому сегодня ситуация представляется принципиально иной, что интуитивно и ощущает, по-видимому, большинство населения.