ГПУ против \"красных буржуев\" или Живучая \"каста\"

Слушая ежедневные сетования нынешних российских руководителей на засилье коррупции в стране, диву даешься тому, как они пыжатся доказать всему миру, что на самом деле готовы дать бескомпромиссный бой «треклятым коррупционерам». Со стороны все это напоминает пресловутую кампанию «пчелы против меда», поскольку никакой особенной борьбы с этим злом в стране не ведется, да и не может вестись априори. Ведь питательной средой для сегодняшней коррупции служит сам общественно-экономический строй, установившийся в России. И, чтобы победить коррупцию, «единороссам» надо наступить себе на горло – пойти против той касты, которой они обязаны всем. Но они на это никогда не пойдут. Поскольку кишка у них тонка. Поэтому все чаще из их уст раздаются проклятия по адресу большевиков и лично И.Сталина, поскольку именно они впервые в отечественной истории сумели «наступить себе на горло» и в считаные годы обуздать коррупцию до такой степени, что она оказалась одной из самых минимальных в мире. О том, как это произошло, и пойдет рассказ ниже.

После двух тяжелейших и опустошительных войн (Первой мировой и Гражданской) Россия (теперь уже советская) встала перед серьезной проблемой – восстановление разрушенного хозяйства. Урон, нанесенный двумя войнами, был огромный и оценивался в 50 миллиардов золотых рублей, поскольку были разорваны жизненно важные, налаженные десятилетиями, производственные контакты. За восемь лет войны (1914–1921) население России сократилось до неполных 137 миллионов человек и свыше четверти национального богатства было уничтожено. Как итог: начались крестьянские восстания, самое мощное из которых случилось летом 1920 года в Тамбовской губернии.

На фоне всего этого от советского руководства требовались радикальные изменения как экономической, так и политической ситуации в стране. Ведь Советское государство было единственным социалистическим государством в мире и на начальном своем этапе полагало, что выжить сможет только при одном варианте: раздув пожар мировой революции и «оседлав» этот процесс. Но «оседлать» его можно было только при наличии мощной экономики, которая стала бы компасом для всех остальных стран, выбравших для себя социалистический путь. А мощную экономику в кратчайшие сроки можно было построить только методом экспроприации. В Гражданскую войну она была насильственной (продразверстка времен военного коммунизма), а в мирное время нужно было придумать иной ее вариант – более мягкий. Поэтому в марте 1921 года в стране была введена новая экономическая политика (нэп), которая ставила целью успокоить крестьянство, составляющее на тот момент почти 70% трудоспособного населения страны, и заменить продразверстку продналогом, чтобы стимулировать крестьян на продажу сельскохозяйственной продукции. По сути, это был первый опыт по созданию регулируемой рыночной экономики. При нэпе для ее подъема допускалось развитие частной торговли и рыночных отношений между городом и деревней, создание совместных (с иностранцами) предприятий для поднятия промышленности.
Для многих идейных большевиков введение нэпа было катастрофой, поскольку у них возникал резонный вопрос: «За что боролись?» Однако Ленин настоял на принятии именно этого пути, объясняя, что нэп – это не уступка «мироедам-капиталистам», а всего лишь временная передышка. Возможность накопить «жирок», который затем поможет стране выстоять в противостоянии с мировой буржуазией. Однако так вышло, что введение нэпа (при всех ее плюсах) ускорило процесс формирования своей собственной буржуазии – красной. Ведь на базе капиталистических отношений аппетиты новых «хозяев жизни» стали расти в геометрической прогрессии. И это было закономерно, учитывая тот факт, что новый государственный и хозяйственный аппарат молодого государства приходилось формировать второпях и из тех людей, которые были под рукой. Почти 80 процентов этих кадров были представителями интеллигенции, бывших собственников, дельцов, банкиров, коммерсантов и их бывших приказчиков, которые были либо чужды Советской власти, либо откровенно ей враждебны. И лишь 20% нового слоя руководителей представляли собой идейных большевиков, причем многие из них в моральном плане оказались не лучше «бывших». Вот почему уже спустя три месяца после введения нэпа ВЦИК и СНК РСФСР выпустили постановление, в котором отмечалось, что «возрос массовый характер преступных деяний со стороны должностных лиц и служащих государственных предприятий и учреждений».

Разработчики нэпа прекрасно отдавали себе отчет в том, что поворот в сторону госкапитализма будет сопровождаться и ростом «красной буржуазии». Поэтому Ленин старался ставить во главе борьбы с казнокрадством жестких политиков из числа так называемых «аскетов». Это были идейные большевики, которые свои личные интересы никогда не ставили выше государственных. Или, как говорил «товарищ Саахов», «не путали свою собственную шерсть с государственной». На противоположном фланге были большевики-«сибариты», которые отличались прямо противоположными от «аскетов» качествами: любовью к роскоши, разного рода привилегиям. Например, лидера ленинградских коммунистов Григория Зиновьева в народе прозвали «красным барином» (за его любовь к роскоши), а Льва Троцкого именовали «первым советским банкиром» за то, что тот на паях со своим братом Александром Бронштейном (и шведским банкиром Олофом Ашбергом) организовал в 1922 году первый советский коммерческий банк, который работал не только на Советское государство, но и на многочисленную родню Троцкого.
Во главе борьбы с «красной буржуазией» Ленин поставил двух большевиков-«аскетов»: председателя ОГПУ и ВСНХ Феликса Дзержинского, прозванного в народе Железным Феликсом за его жесткий и бескомпромиссный характер, и недавнего наркома Рабоче-крестьянской инспекции (1920–1922), а с весны 22-го Генерального секретаря ЦК ВКП(б) Иосифа Сталина. Вместе они и начали борьбу с особо зарвавшимися казнокрадами из числа советских государственных, партийных и хозяйственных служащих.
Скажем сразу, борцы с коррупцией не ставили перед собой цели «вырубить казнокрадство на корню». Они не были утопистами, прекрасно понимая, что желающих «урвать» от государственной казны всегда будет достаточно. Цель была иная: значительно сократить число казнокрадов и поставить их под жесткий контроль государства, повесив над их головой «секиру возмездия» – в любой момент та могла отсечь голову каждому, кто не соблюдал тех правил, которые устанавливали «верха». С помощью этой «секиры» (напомним, что право применять ее было изначально отдано двум ведомствам: Центральному Комитету и политической полиции) казнокрадов заставляли в меньшей степени работать на себя и в большей степени – на родное государство (чуть позже эту же систему переймут китайские коммунисты, которые с успехом пользуются ею до сих пор).
Уже в апреле 1921 года (то есть спустя месяц после введения нэпа) было принято решение о создании коммерческо-промышленной разведки, что было закономерно в свете начавшегося развития экспортно-импортных связей с международным рынком. Толчком же к этому решению стало несколько случаев элементарного мошенничества со стороны торговых партнеров советской стороны. В одном случае иностранная фирма поставила в Россию косы, изготовленные не из стали, а из провального железа, в другом – чехословацкая пошивочная фирма прислала мужские костюмы, которые оказались сшиты из… чистой бумаги. В результате Советское государство понесло значительный урон, зато обогатились как зарубежные поставщики, так и их российские посредники. Чтобы подобного впредь не повторилось, и была создана коммерческо-промышленная разведка. Но на этом процесс не завершился.
В сентябре 1922 года Дзержинский с помощью ОГПУ начал процесс по установке контроля над всеми советскими гражданами, чьи расходы превышали официальные доходы. Осуществлять это мероприятие было поручено начальнику Экономического управления ГПУ–ОГПУ З.Кацнельсону. Как писал последнему Дзержинский: «Необходимо взяться Вам в порядке ударной (но постоянной) задачи за ведение (совершенно секретно) списка наших нэповских богачей-триллионеров. Сведения через биржу, госбанк, тресты, осведомителей-спекулянтов и т. д. В списке должны быть сведения: кто такой, на чем нажился, какие дела ведет, где деньги, имущество, с кем имеет дело и т. д.».
Параллельно с этим было ужесточено наказание за коррупцию (вплоть до расстрела), а также в системе Центрального исправительно-трудового отдела (ЦИТО) был создан специальный концентрационный лагерь. Кроме этого, было принято постановление о премировании лиц, которые содействовали раскрытию взяточничества, а также организована осведомительная работа в наркоматах и их органах на местах.

Между тем активизация большевиков-«аскетов» в направлении борьбы с казнокрадством вызвала активное сопротивление большевиков-«сибаритов». К тому времени Ленин уже был серьезно болен и не мог активно влиять на развитие этой ситуации, поэтому основная борьба разгорелась между сторонниками Сталина и Троцкого. Последний, уйдя с поста военного министра в 1923 году, остался членом Политбюро и рвался к управлению экономикой. И это ему удалось: в 1925 году он занял пост члена Президиума Высшего совета народного хозяйства (ВСНХ) СССР и председателя Главконцесскома. В большей мере именно на Троцкого тысячами нитей были завязаны «красные коммерсанты», нэпманы, иностранные концессионеры и другие деятели, которые идейно были близки большевикам-«сибаритам». В их понимании в СССР должен был строиться удобный для них (для коммерчески ориентированной публики) социализм: с возможностью иметь личный навар от советской экономики и четким разграничением элиты («красная буржуазия») и простого народа («люмпены», «быдло»).
Сторонники Сталина стояли на иной позиции. В их раскладах элита не должна была стать «проклятой кастой» (по выражению Сталина), которая сильно отдалилась бы от народа. Во главу угла в поведенческой характеристике такой элиты ставились личная скромность, нестяжательство, патриотизм. Тот же Сталин всей своей жизнью в быту и деятельностью на посту генсека подавал личный пример такого рода коммуниста: вечно в одной и той же гимнастерке или шинели, жесткий в общении как с соратниками, так и с собственной родней. Троцкий являл иной тип руководителя: большевика-«коммерсанта», любящего красиво и модно одеваться, умеющего «порадеть за родного человечка» и знающего толк в денежных операциях.
Противодействие троцкистов-«сибаритов» действиям сталинистов-«аскетов» началось практически сразу. Например, не успел Дзержинский создать коммерческо-промышленную разведку в ЭКУ, как тут же противная сторона сделала все возможное, чтобы права у ЭКУ были урезаны. И вот уже в феврале 1923 года руководитель этого управления жаловался вышестоящему начальству на «ненормальное, бесправное положение Экономупра, на его «положение приживальщика на задворках», и даже назвал свое подразделение… «затычкой ГПУ». В итоге очень скоро коммерческо-промышленную разведку передадут в ведомство Иностранного отдела ГПУ, и только в начале 30-х Сталин вновь вернет ее в ЭКУ, что симптоматично – именно тогда нэп будет свернут и начнется новое, решающее, наступление на «красную буржуазию». Но пока до этого было далеко.
Тем временем коррупция в высших эшелонах Советской власти росла пропорционально расширению нэпа. Это было закономерно, учитывая, что капитализация экономики служила благодатной почвой для роста преступности, причем всех видов, начиная от взяточничества и заканчивая рэкетом (именно тогда впервые в СССР появились преступные группировки, которые обкладывали «данью» нэпманов). Тогда же в уголовной практике СССР появились «скрытые взятки», которые до введения нэпа практически не встречались в правоохранительной и судебной практике Советского государства или отмечались их единичные случаи. А тут это стало массовым явлением. Более того, стал расти и политический шпионаж на территории СССР, когда иностранные спецслужбы под видом создания совместных предприятий вербовали за крупные взятки советских служащих и партработников. Достаточно сказать, что в первой половине 20-х только по линии организации американской помощи из 300 ее американских сотрудников органами ГПУ было выявлено более 200 офицеров американской разведки.
В целом эта заинтересованность западных спецслужб в разложении советской элиты была объяснима. Не сумев одолеть Советское государство в прямом противостоянии (во время Граж­данской войны, где на стороне белых сражались страны Антанты), Запад решил победить советский строй изнутри, подкупив и разложив его элиту, способствуя победе именно коммунистов-«сибаритов», а не «аскетов», поскольку с первыми было легче договориться – так сказать, на коммерческой основе. И нэп предоставлял прекрасную возможность для победы именно «сибаритов».
Уже в первые годы существования нэпа стало стремительно расти число казнокрадов в рядах Компартии. Именно в первой половине 20-х начала формироваться та самая «проклятая» каста, которая жила отдельной от простого народа жизнью. Многие коммунисты стали совмещать партработу с коммерческой деятельностью и достаточно быстро превращались в «триллионеров» (по Дзержинскому). Они скупали квартиры в крупных городах, строили дачи за городом, даже содержали… бордели. Район вокруг подмосковной Тарасовки стал неким аналогом современной Рублевки – именно там группировалась московская государственно-партийно-хозяйственная элита, отгородившаяся от народа высокими заборами и постами с охраной. Это место люди прозвали «Царским селом», что было, конечно, вопиющим фактом: то есть не прошло и десяти лет с момента свержения царского режима, как уже новые «буржуи» начали взгромождаться на шею трудового народа. Причем эти «буржуи» совершенно не скрывали своего богатства, более того – кичились им. Их жены в открытую рядились в шелка и бриллианты, а сами коммунисты-«коммерсанты» даже не скрывали того, что живут отнюдь не на один партмаксимум. Находясь на госслужбе, они занимались протекционизмом – за мзду устраивали на доходные должности своих родственников и знакомых, помогали открывать (за те же взятки) разным частным лицам коммерческие предприятия.

Всего в нэпманской России было три группы коррумпаторов. О первой (партийной) мы уже говорили. К двум другим относились: богатые отечественные и иностранные собственники, которые эмигрировали за рубеж и теперь имели возможность напрямую участвовать в экономической жизни СССР и добиваться почти легального управления своей бывшей собственностью; и нэпманы, которые, используя перераспределение собственности, стремились нажить личные капиталы. Последние не были сторонниками реставрации дореволюционного строя, но были не прочь построить такой социализм, при котором они легко могли бы «доить» трудовое крестьянство и рабочий класс.
О том, каких масштабов достигала это коррупционность в рядах советской элиты, говорят следующие факты.

Например, в 1923 году во Владикавказе была разоблачена большая группа спецов, которая занималась экономическим шпионажем и посредничеством во взяточничестве в пользу крупных иностранных капиталистов с целью получения ими концессии от правительства Горской республики на Алагирские рудники. В этом деле оказался замешан нарком РКИ Горской республики Шейко. В другом случае в рядах взяточников оказалась целая группа ответственных работников Народного комиссариата земледелия Татарской республики во главе с наркомом Валидовым.
Заметим, что большая часть уличенных в преступлениях людей была привлечена к уголовной ответственности. Однако оба наркома, лишившись своих постов, остались на свободе, поскольку за каждым из них стояли влиятельные фигуры в Центре, которые не были заинтересованы в том, чтобы они оказались за решеткой. Подобная практика начала применяться с августа 1920 года, когда появился партийный циркуляр о двойной ответственности коммунистов за совершенные преступления. Согласно этому документу, парткомы, членами которых являлись уличенные в правонарушениях коммунисты, имели право взять их под свое поручительство. Против этого правила активно возражал Ленин, который стоял на позиции усиления судебной ответственности коммунистов и на том, чтобы «суждения» парткома допустить только с направлением в Центр и с проверкой Центральной контрольной комиссии. Более того, вождь стал требовать, чтобы к провинившимся коммунистам применялась тройная кара и предложил оценивать работу каждого члена коллегии комиссариата юстиции с позиции «скольких коммунистов ты закатал в тюрьму втрое строже, чем беспартийных, за те же проступки».
Однако это мнение вождя было проигнорировано. А сам Ленин уже не смог его отстоять, поскольку болезнь его осложнялась. В итоге в этом вопросе между «аскетами» и «сибаритами» в те годы был достигнут консенсус (он продержится до конца 30-х), который предполагал, что высокопоставленные деятели, уличенные в неблаговидных делах, отдаются под суд только в исключительных случаях – когда их действия носят вопиющий характер (вроде измены родине или сдачи «своих»). Поэтому из 150 тысяч коммунистов, исключенных из партии в первый год нэпа, только 1% удостоился этой «чести» за взяточничество.
Не стоит думать, что борьба с коррупцией активнее велась в регионах, чем в Центре. Об этом говорит хотя бы «дело Бабаева». Последний являлся ответственным работником Народного комиссариата юстиции и работал в приемной Председателя Всероссийского Центрального Исполнителя Комитета СССР (ВЦИК) М.И.Калинина. Помимо основной работы (разбор жалоб от трудящихся), он занимался и побочным делом – освобождал за крупные взятки (от 100 до 1000 рублей золотом) разного рода преступников от уголовного наказания, а также помогал скостить сроки тем, кто уже был осужден и находился в местах лишения свободы. Помогали ему в этом его подельники – такие же, как и он, высокопоставленные работники из Малого Совнаркома (правительство) и комиссариата юстиции.
Вышли на эту шайку случайно. ГПУ арестовало в Москве литовского гражданина и шпиона Зилита, а его жена обратилась к одному из подельников Бабаева с просьбой помочь ей освободить благоверного. Эта связь стала известна ГПУ, и началась разработка попавших в поле зрения чекистов коррупционеров. В марте–феврале 1923 года все они были арестованы и вскоре осуждены на максимальные сроки лишения свободы.
В конце того же 23-го в Москве была разгромлена еще одна опасная шайка коррумпаторов во главе с крупнейшим специалистом-горняком Лессингом. Эта группа, работая в Главном управлении горной промышленности, помогала бывшим собственникам и другим заинтересованным иностранцам получать концессии на выгоднейших для тех условиях, естественно, за «откаты». На квартире московского адвоката Н.Таубе работала нелегальная адвокатская контора, которая помогала капиталистам-иностранцам заключать выгодные для них договоры концессии. Отметим, что когда в декабре 23-го вся группа была арестована, Таубе сумел скрыться за границей, где на его счету были сосредоточены большие суммы денег, полученные им за оказанные иностранцам услуги.

Все первые годы нэпа Дзержинский и Сталин неоднократно вмешивались в попытки отдельных высоких партийных чинов «отмазать» от уголовной ответственности разного рода мздоимцев. Например, в августе 1922 года группа видных партийных функционеров вышла на Сталина, чтобы он помог им освободить от уголовной ответственности арестованного за спекуляцию и взяточничество некоего инженера Багдатьяна. Но Сталин наотрез отказался помогать просителям. А когда они стали донимать этой же просьбой Дзержинского, то Сталин написал ему официальное письмо, где сообщал: «Считаю своим долгом заявить, что было бы непоправимой ошибкой, если бы ГПУ уважил просьбу… товарищей и освободил инженера Багдатьяна». В итоге шеф ГПУ взял сторону своего соратника-«аскета».

Однако число таких просьб все время росло, причем особенно на местах. И чаще всего мздоимцев отпускали на свободу, естественно, не бесплатно. Дело дошло до того, что некоторые руководители местных ГПУ находились в коммерческих отношениях с нэпманами и зарубежными предпринимателями. И доказать эти связи было крайне затруднительно, поскольку в них состояли люди, прекрасно знающие методы конспиративной работы. Поэтому Дзержинский продолжал бить во все колокола: «Дух спекуляции уже перебросился в государственные и кооперативные учреждения и втягивает в себя все большее количество лиц, вплоть до коммунистов». Далее он отмечал, что губернские партийные организации брали взятки от крепких хозяев в форме займов и что почти все губкомы РКП(б) были должниками кооперативов, которыми владели крепкие крестьяне. Эту зависимость партийного аппарата от производящей части села Сталин назвал «кулацко-партийной смычкой». Получалось, что в СССР строился не рабоче-крестьянский социализм, а кулацко-нэпманский.
В геометрической прогрессии росли и ряды большевиков-«сибаритов», всю свою деятельность подчинявших не столько служению Отечеству, как набиванию собственной мошны. Например, полномочный и торговый представитель РСФСР в Латвии Яков Ганецкий наладил контрабанду драгоценностей за границу. Помогал ему в этом большой спец по финансовым делам, полномочный представитель РСФСР в Эстонии Исидор Гуковский, который до этого занимал пост… наркома финансов РСФСР! Без сомнения, что за спиной этих деятелей стояли весьма влиятельные люди в Москве, которые имели свои интересы (в том числе и финансовые) в этом налаженном бизнесе. Все средства, заработанные на контрабанде, Ганецкий и Гуковский хранили на счетах в европейских банках. Эти деньги текли к ним в руки не только в результате махинаций с драгоценностями, но и в силу их служебной деятельности: сотрудники Гуковского при заключении торговых сделок с зарубежными партнерами требовали от поставщиков «откатные» – до 40% вознаграждения от суммы контракта.
Еще один пример большевика-«сибарита» – С.Либерман, который почти 10 лет (1917–1926) занимал пост наркома лесного хозяйства РСФСР. Этот деятель зарабатывал «левые» деньги на том, что закупал за рубежом лесопильное оборудование не новых (более дорогих), а старых образцов (более дешевых). По документам же проходило, что все оборудование новое. Всю разницу в цене Либерман и К° клали себе в карман. Особенно тесные контакты у вороватого наркома сложились с английскими бизнесменами, которые открыли на его имя счет в одном из лондонских банков. Туда же вскоре Либерман отправил жить и свою жену с сыном. А когда над его головой начали сгущаться тучи, предпочел и сам покинуть родину.
А вот другой пример – с Наркоматом финансов. Осенью 1925 года это ведомство, с целью изменения соотношения курса червонца, провело валютную операцию – продажу золота предпринимателям. В результате этого особенно обогатились частники, которые скупили золота на сумму 29 миллионов рублей и иностранную валюту на сумму 21 миллион рублей. Все эти 50 миллионов пригодились бизнесменам для оплаты контрабанды, незаконных переводов за границу и финансовых спекуляций.
Все эти примеры (а таковых в годы нэпа были тысячи по всей стране) ясно указывали на то, что СССР усиленно дрейфует в сторону капитализма, причем самого бандитского. Ведь при Советской власти почти вся власть была в руках гос- и партаппарата, а это означало, что рано или поздно большевики-«сибариты», одурев от шальных денег, захотят из привилегированной касты стать классом собственников и тогда произойдет бескровная смена общественного строя (что и случится спустя 60 лет при М.Горбачёве). Однако в целях сокрытия своих истинных целей теоретики-казнокрады в те годы запустили в массы тезис о том, что социалистическое общество не порождает преступлений, что причины преступности, и особенно взяточничества, надо искать в пережитках прошлого, в сознании людей. Было официально заявлено, что «к концу 1923 года со взяточничеством как массовым явлением в СССР было в основном покончено».
Понимая, куда и зачем дрейфуют их соратники по партии, большевики-«аскеты» предпринимали отчаянные попытки если не ликвидировать этот дрейф (в условиях нэпа это было невозможно), но хотя бы приостановить его. Особенно много сил прилагал для этого Дзержинский. В ответ на заявление о том, что преступность в СССР (в том числе и взяточничество) сходит на нет, он ответил следующим образом: «Преступления мы изжить сможем исключительно, только поднимая общее благосостояние, преодолевая разруху, развивая производство, увеличивая зарплату, удешевляя производство, увеличивая производительность, поднимая и усиливая чувство общественности и ответственности. Если мы желаем победить, мы должны быть жестоки к себе и к другим».
В январе 1926 года на очередном Пленуме ЦК ВКП(б) он выступил с речью, в которой разоблачил лидеров так называемой «новой оппозиции» (Зиновьева, Каменева и др.), а точнее – большевиков-«сибаритов». В июле того же года Дзержинский участвует в объединенном Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б), где в открытую заявляет о вопиющих злоупотреблениях своих соратников по партии. На том же Пленуме оппозиционеры собирались сместить с поста генсека и Сталина, поставив вместо него Я.Рудзутака, но из этого ничего не вышло. Однако, как говорится, маски были сброшены – Сталин и Дзержинский пошли в открытую атаку на коррупционеров. За что последний и поплатился. 20 июля шеф ГПУ скончался якобы от паралича сердца. Хотя уже тогда в партийной среде шли разговоры, что его отравили (эти разговоры возникли после того, как вскрытие тела Дзержинского было выполнено второпях).

После смерти (или устранения) Дзержинского следующей жертвой оппозиционеров должен был стать Сталин. Его падения ждали многие в партии, но еще больше – нэпманы, кумиром которых в ту пору был Николай Бухарин, который в 1925 году бросил в массы клич «Обогащайтесь!». И хотя он имел в виду середняков и кулаков, однако сам этот клич, имеющий сакральное значение для каждого нэпмана и вылетевший из уст не кого-нибудь, а одного из членов Политбюро, заставлял снимать перед ним шляпу всех «красных буржуев» и им подобных. Однако Сталин не дал возможности нэпманам танцевать на своих похоронах. Он нанес свой удар – добился ввода в Политбюро своих сторонников в лице Молотова, Ворошилова и Калинина. После чего Политбюро недосчиталось одного за другим сначала Зиновьева, потом и Троцкого.
У последнего из рук выбивали не только политические козыри, но и экономические. Например, еще в 1923 году был заключен концессионный договор с американской компанией «Аламерико», руководил которой личный друг Троцкого Арманд Хаммер (тот самый знаменитый миллионер). Эта компания получила право открывать отделения по всему Союзу и за границей, занимаясь выпуском канцелярских принадлежностей. Однако уже спустя два года в ГПУ поступила информация о том, что «Аламерико», пользуясь тем, что в ее заграничных отделениях не было представителей Народного комиссариата внешней торговли, получала заграничную скидку на стоимость импортных товаров, которая шла непосредственно в ее пользу. Кроме этого, положение «Аламерико» в СССР использовалось мелкими заграничными фирмами из разряда «однодневок», с тем чтобы проникнуть на советский рынок, сорвать там по-быстрому куш и скрыться.
ГПУ уже тогда, в 25-м году, попыталось пресечь незаконную деятельность «Аламерико», но у него ничего не вышло – Троцкий не позволил этого сделать. И только после того как в 1926 году его выдворили из Политбюро, а год спустя исключили из партии, деятельность «Аламерико» в СССР была сначала сокращена, а затем и вовсе прекращена.
К тому времени Сталин объявил о противоположной бухаринской концепции развития социализма: вместо обогащения кулаков он заявил о том, что «надо сомкнуть сельское хозяйство с социалистической индустриализацией в одно целое хозяйство», что «мы должны приложить все силы к тому, чтобы сделать нашу страну экономически самостоятельной, независимой, базирующейся на внутреннем рынке». После этого стало ясно, что господам нэпманам при новом строе места уже не останется.
Между тем сразу после смерти Дзержинского (со второй половины 1926 года) кривая взяточничества в СССР резко поползла вверх. Это было ответом нэпманов на смерть Железного Феликса, которого они при его жизни боялись и ненавидели пуще всего. Более того: эта смерть позволила большевикам-«сибаритам» провести в жизнь очередное новшество – к числу «неприкасаемых» (выведенных за рамки уголовных наказаний) были добавлены еще две категории лиц: ответственные работники государственных трестов республиканского или союзного значения, а также иностранцы, в особенности служащие иностранных концессий в СССР.
По оценкам тогдашних советских специалистов, потери советской экономики от коррупции в конце 20-х годов достигали огромных размеров: только в промышленности они составили порядка 150–200 миллионов рублей золотом. Всего же потери государства оценивались суммой в 350 миллионов рублей золотом. Эти потери, по сути, ставили крест на планах Сталина и К° по форсированной индустриализации страны. Ведь в 1929 году в мире начался экономический кризис, который мог рано или поздно привести к очередной мировой войне, в которой должна была решиться судьба СССР. Поэтому индустриализацию откладывать больше было нельзя, но начинать ее, сохраняя нэп и нэпманов было настоящим самоубийством. Поэтому нэп был свернут, а нэпманы ликвидированы как социальное явление. Не случись этого, СССР не смог бы стать ведущей мировой державой, не выиграл бы самую страшную из всех войн и не прорвался бы первым в космос. В этом и заключается величие Сталина: будучи одним из представителей «проклятой касты», он сумел стать выше ее и, объединив вокруг себя своих сторонников, заставил эту «касту» работать прежде всего не на себя, а на свою страну и народ. У нынешних правителей России это не получается и вряд ли когда-то получится: они слишком крепко связаны одной пуповиной с «проклятой кастой», чтобы когда-нибудь выступить против нее.